Если Россия перестанет играть свою роль на Ближнем Востоке, это может обернуться не только снижением внешнеполитического статуса страны, но и драматической активизацией внутренних проблем, связанных с бесконтрольным экспортом исламизма из этого региона.
«Если кто-то вознамерился любой ценой применить силу, то едва ли мы сможем воспрепятствовать. Но пусть это происходит по их собственной инициативе, пусть это будет на их совести. Никакого уполномочивания от Совета Безопасности ООН они не получат» — это заявление Сергея Лаврова на пресс-конференции по итогам года 18 января надолго задало рамочные параметры российской политики на сирийском направлении. По сути, и со временем это становится все более очевидно, Москва бьется не за Сирию и даже не за то, чтобы остаться на Ближнем Востоке. В точном соответствии с теорией политического реализма, сформулированной Хансом Моргентау, Россия, как и все государства, сражается за власть и престиж, то есть за способность влиять на события, не выбывать из игры, а также за то, чтобы оставаться значимой силой в глазах других.
Конец советского наследства
Политика России не встречает понимания ни в арабском мире, ни на Западе. Вначале ее объясняли чисто меркантильными соображениями. Режим Башара Асада, мол, — крупный клиент российской военной промышленности, и ВПК, раздосадованный потерями на иранском (отмена контракта на С-300) и ливийском (свержение Каддафи вследствие отказа России заветировать резолюцию СБ ООН) рынках, встал насмерть, чтобы сохранить последнего партнера. Потом, правда, и в такой мотивации начали возникать сомнения. С какого-то момента стало понятно, что Асад все равно не удержится, а столь упрямая его поддержка обрекает Москву на заведомо враждебные отношения с любыми будущими властями Сирии. У многих складывалось такое впечатление, что впервые за много десятилетий Россия оказалась в состоянии конфронтации практически со всем арабским миром, что, во-первых, необычно, во-вторых, недальновидно.
Между тем предположение, что Россия сохранила бы свои позиции в регионе, если бы своевременно «сменила сторону», весьма спорно. Пример Ливии (а Каддафи свергли в первую очередь благодаря тому, что Россия позволила это сделать) показывает, что, даже когда Москва идет навстречу «силам прогресса», победители не изъявляют благодарности. Впрочем, если бы предположение и было справедливо, не похоже, чтобы целью российских властей действительно было сохранение стратегического присутствия на Ближнем Востоке.
Со времени исчезновения СССР Москва по сути не приобрела в этой крайне важной части мира ничего нового. Формально, как постоянно подчеркивают российские дипломаты и ученые-востоковеды, Россия в уникальном положении. Она имеет (во всяком случае — имела до начала неразберихи) нормальные отношения со всеми участниками местной политики, включая монархии Персидского залива, отношения с которыми у Советского Союза не складывались, Израиль и движение «Хамас». На деле это мало что давало, и содержательные российские контакты были замкнуты на правителей, связи с которыми остались с советских времен — Саддам Хусейн, Муаммар Каддафи, семья Асадов. Можно как угодно относиться к этим режимам, но очевидно, что они все уходят корнями в другую эпоху и их падение было запрограммировано. Новые власти могут иметь какой-то интерес к Москве, но ориентироваться на нее они не станут, Россия выбыла из числа патронов. Впрочем, для стран, которые достаточно весомы, чтобы претендовать на участие в мировой игре (например, Египет, скорее всего, будет это делать), Москва может иметь ценность как важный международный фактор. Не региональный, а именно международный, глобальный.
Либерал vs реалист
События на Ближнем Востоке вообще выявили концептуальную коллизию внутри российского руководства. Она касается видения места России в мире и способов, которыми его следует завоевывать. Прошлогоднее решение Дмитрия Медведева не накладывать вето на резолюцию СБ ООН, которая санкционировала применение военной силы против суверенного государства, вызвало много спекуляций на тему, почему Медведев принял это решение, для Кремля очень необычное. Объяснений может быть много, но, как представляется, одна из причин была общего плана — понимание Медведевым приоритетов. За годы его президентства достаточно явно наметилась тенденция воспринимать Россию как региональную державу. Конечно, с учетом региона, в котором Москва намеревается сохранить первенство, глобальное измерение неизбежно — это по сути вся Евразия от «старой Европы» до Тихого океана. И все же — территория, ограниченная географически.
Сделанное в августе 2008 года резонансное заявление Дмитрия Медведева о том, что Россия намерена любыми средствами защищать «сферу своих привилегированных интересов», было тогда, сразу после пятидневной войны, истолковано как заявка на новую русскую экспансию. Впоследствии стало понятно, что смысл несколько иной — само понятие «сфера интересов» подразумевает некие границы. У Советского Союза, например, конкретной сферы интересов не было, точнее, она охватывала весь глобус, как и у США. Ливия в российскую сферу в понимании Медведева не входила. Контракты на четыре миллиарда — это, конечно, хорошо, но не более чем просто бизнес, рисковать ради этого чем-то серьезным, например, вступать в очередное противостояние с США и Европой, взаимодействие с которыми важно по другим направлениям, — того не стоит.
Дмитрий Медведев, который публично открещивается от либерализма, склонен, как минимум в международных отношениях, разделять именно либеральные взгляды. Внутреннее развитие первично и определяет внешнюю политику (об этом Медведев подробно говорил в своем выступлении перед дипкорпусом в июле 2010 года), различные процессы и события надо воспринимать по отдельности и принимать решения по каждому, а не рассматривать все во взаимной увязке. Типичный либеральный подход.
Нынешний российский президент Владимир Путин смотрит на мир иначе. По взглядам он — приверженец структурного реализма. Внешняя среда определяет поведение государств, система едина, и все в ней взаимосвязано. Воздействие на одну часть влечет последствия в другой части. Отсюда его постоянная критика интервенционизма Запада. Дело не только в том, что ставится под сомнение «священный», как напоминает Путин, принцип суверенитета. Каждое вмешательство в систему нарушает саморегуляцию и усугубляет всеобщий хаос.
Путин, как и Медведев, не видит Россию глобальной державой в прежнем понимании, приоритеты — та же «сфера интересов», любимая идея — Евразийского союза, который соединит рынки Европы и Тихоокеанского пространства. Однако в отличие от Медведева Путин не считает, что сосредоточиться нужно исключительно на регионе. Способность влиять на ситуацию в других частях мира нынешний президент рассматривает как инструмент для торга, обмена возможностей, которые есть там, на привилегии в сфере непосредственных интересов. Иными словами: только играя (пусть спорадически) по всему полю, только сохраняя глобальный охват, можно закрепить свое преимущественное право в своем секторе планеты.
Различие концепций наглядно иллюстрирует поведение России в ливийском и сирийском конфликтах. В первом случае — воздержание, во втором — жесткое противодействие. Впрочем, в Сирии есть линия, за которой все очки, которые смогла набрать Россия, аннулируются. Это силовое свержение Асада, возможное не только посредством интервенции НАТО, но и внутренними силами при морально-политической и военно-технической поддержке извне. В этом случае Москва просто проигрывает всю игру, поскольку становится понятно, что ее сопротивление не сработало, попросту сил не хватило. Поэтому исходя из вышеописанной логики России следовало бы вовремя «сдать» Башара Асада и обеспечить плавную смену власти. Не для того, чтобы завоевать позиции в будущей Сирии, это, как сказано выше, маловероятно. Но для того, чтобы завершить партию и показать, что без России ее не удалось бы сыграть.
Источник проблем
Ближний Восток кардинально меняется. «Арабская весна» — это только начало, рано или поздно трансформация обязательно докатится и до тех режимов Персидского залива, которые сегодня старательно раздувают революции в Сирии и прочих светских диктатурах в надежде канализировать общественную энергию вовне. Какой будет геополитическая карта региона через пять лет, не может предсказать никто. Конечно, сохранить стратегические позиции там было бы заманчиво, но как это сделать, пока никто не понял. У России есть одно преимущество перед Соединенными Штатами, которые претендуют на мировую гегемонию, и Европой, которая зависит от энергопоставок, — в крайнем случае РФ просто уйдет с Ближнего Востока. Обидно, но не смертельно. Ни США, ни ЕС себе такого позволить не могут.
Будущий Ближний Восток, вероятно, станет для России источником растущих рисков — падение светских режимов и исламизация региона могут привести к более активному взаимодействию с единомышленниками на Северном Кавказе. Серьезная дестабилизация в Сирии, Ливане, Иордании способна дать рост эмиграции меньшинств — армяне и черкесы уже потянулись на историческую родину. Жесткое столкновение суннитов и шиитов, острый кризис вокруг Ирана и внутри страны чреваты перетеканием хаоса на Южный Кавказ, что прежде всего грозит разрушением хрупкого статус-кво в Нагорном Карабахе и очень тяжелой коллизией для России как главной региональной силы. В общем, просто забыть о существовании Ближнего Востока Россия, конечно, не сможет, но вектор, скорее всего, будет иного рода — как изолировать себя от исходящей опасности. Как ни парадоксально, если дела пойдут так, как сейчас, то через пару лет самым надежным партнером России на Ближнем Востоке может оказаться Израиль, с которым постепенно расширяется сотрудничество по самым разным направлениям, а серьезное разногласие, по существу, остается только одно — Иран. Но иранский вопрос скоро разрешится — так или иначе, и ситуация сложится уже другая. А Соединенные Штаты, стратегический патрон Израиля, начинают тяготиться необходимостью сверять все свои действия с интересами еврейского государства, в то время как арабский мир переживает тектонический сдвиг и Америке нужно срочно и гибко адаптировать свою стратегию к переменам.
Но это вопрос перспективы — средне- и долгосрочной. А пока Россия доигрывает сирийскую партию с одной целью: чтобы впредь сохранить свое место за большим игровым столом.
Источник - Эксперт.
