Надеемся удержать американцев от дальнейших опрометчивых шагов

5 марта исполнилось 50 лет с момента вступления в силу, пожалуй, важнейшего соглашения в сфере безопасности — Договора о нераспространении ядерного оружия (ДНЯО). В конце апреля представители 191 государства-участника этого договора соберутся в Нью-Йорке, чтобы оценить его выполнение. Между тем, как пояснил в интервью специальному корреспонденту “Ъ” Елене Черненко заместитель министра иностранных дел РФ Сергей Рябков, ситуация вокруг обзорной конференции по ДНЯО «крайне сложная». Впрочем, с его слов, у России есть идеи, как предотвратить ее провал.

5 марта исполнилось 50 лет с момента вступления в силу, пожалуй, важнейшего соглашения в сфере безопасности — Договора о нераспространении ядерного оружия (ДНЯО). В конце апреля представители 191 государства-участника этого договора соберутся в Нью-Йорке, чтобы оценить его выполнение. Между тем, как пояснил в интервью специальному корреспонденту “Ъ” Елене Черненко заместитель министра иностранных дел РФ Сергей Рябков, ситуация вокруг обзорной конференции по ДНЯО «крайне сложная». Впрочем, с его слов, у России есть идеи, как предотвратить ее провал.

— Каковы ваши прогнозы по приближающейся обзорной конференцией ДНЯО? Есть ли шансы на принятие совместного итогового документа?

— Мы придаем очень большое значение предстоящему мероприятию не только потому, что обзорная конференция проводится раз в пять лет, но и потому что ситуация крайне сложная. По всем направлениям той работы, которую предстоит проделать в Нью-Йорке, есть большие сложности.

Мы приветствуем стремление целого ряда стран и председательствующего на этой конференции, а им станет аргентинский посол Густаво Злаувинен, сфокусироваться на объединительной повестке дня. Целый блок вопросов, касающихся, например, мирного использования атомной энергии в разных преломлениях, позволит участникам мероприятия настроиться на конструктивный лад.

Что касается контроля над вооружениями, ядерного разоружения, если быть более точным, и вопросов нераспространения, то тут неизбежны острые стычки, споры, столкновения. В этих условиях шансы на принятие содержательного итогового документа, наверное, не очень высоки.

Но российская делегация, как и всегда, будет работать на положительный результат. Напомню, что в ходе прошлого подобного мероприятия мы были в шаге от одобрения итогового документа. Российская Федерация тогда подтвердила свою готовность присоединиться к консенсусу, но в силу известных обстоятельств, прежде всего тематики, связанной с зоной, свободной от оружия массового уничтожения на Ближнем Востоке, это не получилось.

— В 2015 году США отказались подписать итоговый документ из-за несогласия с разделом, посвященным созданию на Ближнем Востоке зоны, свободной от оружия массового уничтожения. После этого ряд арабских стран, выступающих за создание такой зоны, усомнились в эффективности ДНЯО. В итоге в конце 2019 года в Нью-Йорке все же прошла международная конференция в поддержку ее создания, но без США и Израиля. Можно ли тем не менее сказать, что напряжение вокруг создания зоны частично снято?

— Действительно, в нынешнем году сложилась несколько иная ситуация с учетом прошедшей в ноябре 2019 года в Нью-Йорке конференции по этой зоне. Позиция США и Израиля, который не является участником ДНЯО, нам понятна, мы ее не разделяем, но считаем, что новый фон, новая обстановка позволит по крайней мере избежать серьезного обострения и осложнения всей атмосферы конференции в связи с отсутствием какого-либо прогресса по зоне, свободной от оружия массового уничтожения.

— Могут ли ядерные державы отчитаться о каком-то прогрессе по шестой статье ДНЯО, предусматривающей, что они будут стремиться к сокращению и уничтожению своих арсеналов?

— Что касается ядерного разоружения, то тут надо смотреть в ретроспективе. То, чего достигли Россия и США в этой сфере, сложно было себе представить еще пару десятилетий назад. Понятно, что для ряда участников ДНЯО этот прогресс недостаточен, но нам есть что предъявить. Особенно с учетом того, что Российская Федерация в последнее время выступила с несколькими важным инициативами, как раз и призванными стабилизировать процесс в этой сфере, обеспечить его дальнейший поступательный ход и не допустить полного развала всей системы договоренностей в данной сфере, к чему, к сожалению, может привести нынешняя безоглядная политика внедрения собственных подходов и собственных приоритетов, которой придерживаются США.

— О каких именно инициативах вы говорите? О предложении продлить еще на пять лет истекающий в 2021 году российско-американский Договор о сокращении и ограничении стратегических наступательных вооружений (Договор о СНВ)?

— Да, это одна из главных инициатив в данной сфере. Это способ выиграть время для продолжения поступательного хода работы в сфере контроля над ракетно-ядерными вооружениями и — насколько возможно — их дальнейшего сокращения.

— Могут ли страны—постоянные члены Совета безопасности ООН (Великобритания, Китай, Россия, США, Франция) принять к обзорной конференции ДНЯО совместное заявление о недопустимости ядерной войны (наподобие заявления Горбачева—Рейгана), раз США не откликаются на предложение России сделать это в двустороннем формате?

— Мы над этим работаем. Мы получили конкретные предложения по формулировкам, касающимся этого заявления, сделанного в свое время на двусторонней основе. Пока рано говорить, получится ли выйти на приемлемый для всех участников пятерки результат. К сожалению, есть признаки того, что в некоторых столицах не прочь данную формулу размыть.

Мы за то, чтобы тезис о недопустимости ядерной войны и невозможности достичь в ней победы был подтвержден прямо и недвусмысленно и по возможности усилен путем акцента на то, что современные технологии в этой сфере делают развязывание такой войны еще более опасным, чем раньше.

Увы, пока не видно, что коллеги в Вашингтоне с таким подходом согласны. Скорее наоборот. Возникает впечатление, что они для себя допускают определенные сценарии, где, на их взгляд, у них получится одержать верх при обмене ядерными ударами. Нас это категорически не устраивает концептуально. Политически это тоже неприемлемая постановка вопроса, поскольку она противоречит всем прежним договоренностям между Москвой и Вашингтоном в этой сфере. А с военной точки зрения это означает планирование и учения, которые по большому счету формируют в США у профессионалов навыки, необходимые для того, чтобы «победить Россию» в ситуации, когда ядерная кнопка нажата.

Убеждены, что это безответственная постановка вопроса и опасная диспозиция. Мы об этом говорим и за закрытыми дверями, и публично, призывая американских коллег реалистичнее смотреть на то, что может произойти при этом наихудшем из всех возможных сценариев.

— Но Россия, если я правильно понимаю, хотела бы, чтобы заявление о недопустимости ядерной войны пятерка приняла до обзорной конференции ДНЯО?

— Можно представить себе и его обнародование в ходе конференции. Если кому-то требуется время — а его не так много до 27 апреля, когда конференция начнется,— чтобы это все окончательно отработать, то мы готовы ориентироваться на выпуск такого заявления непосредственно в ходе конференции. Предваряющий же сигнал, наверное, был бы более правильным.

— Раз мы говорим о возможных совместных шагах пятерки. На днях стало известно, что США приняли предложение Москвы о проведении саммита постоянных членов Совбеза ООН. При этом президент Дональд Трамп сказал, что хотел бы, чтобы лидеры поговорили о контроле над вооружениями. Но ведь Москва изначально затевала этот саммит для обсуждения более глобальной повестки?

— Действительно, мы исходим из того, что согласие американской стороны на проведение саммита пяти постоянных членов Совета Безопасности ООН имеется. И мы не думаем, что кто-то из других участников пятерки будет возражать против самой идеи. Тем более что Франция и Китайская Народная Республика ранее уже публично подтверждали свою поддержку этого предложения.

Что касается повестки дня, то нам предстоит совместно с коллегами из пятерки провести значительную подготовительную работу. Изначально в предложениях президента Российской Федерации, который является инициатором этого саммита и автором этой инициативы, прозвучала мысль о том, что говорить нужно по максимально широкой повестке дня. И вопросы контроля над вооружениями — при всей их важности — не могут заслонять собой все остальное.

Вы видите, что творится в мире в плане региональных конфликтов. Мы также сталкиваемся с множеством новых вызовов, в том числе с теми, о которых раньше не могли составить себе ясное представление. Соответственно, будем стараться сформировать такую повестку дня, которая позволит лидерам провести прямой и углубленный разговор по наиболее насущным проблемам. Контроль над вооружениями среди них, но он не на переднем плане.

— Вы уже упоминали тематику Договора о СНВ. До срока истечения этого договора останется менее года. Глава Пентагона Марк Эспер на днях назвал три условия его продления: охват договором нового российского стратегического оружия, подведение под договор российского нестратегического ядерного оружия и участие в договоренностях Китая. Насколько реалистичны эти требования, с точки зрения Москвы?

— Если администрация США проинформирует нас о том, что продление договора возможно только при соблюдении упомянутых вами трех условий, я думаю, вопрос снимется сам собой. Это просто невозможно. Изменить текст договора в том русле, о котором вы сейчас упомянули, не получится.

Договор о СНВ составлен иным образом. Его raison d’etre (смысл.— “Ъ”) в том, чтобы ограничивать перечисленные непосредственно в самом этом документе системы вооружений. Для охвата иных систем потребовался бы совершенно иной договор. То есть речь шла бы по сути дела о полном переписывании текста и последующем прохождении процедуры ратификации. Понятно, что столь сложная, многоплановая и небесспорная задача не может быть решена просто даже физически, технологически, в остающееся до истечения нынешнего договора время.

Поэтому мы и предлагаем оставить применительно к Договору о СНВ все как есть и просто продлить этот документ. Он нужен не только России и США (американские представители тоже говорили о том, что видят в договоре важные для себя положительные стороны), но он нужен всему международному сообществу. Нам надо раздвинуть временные рамки, расширить диапазон по срокам, в течение которого документ действует, обеспечивая предсказуемость и понятный ход развития в данной сфере, получая таким образом время для продолжения дискуссии о том, что делать дальше.

В частности, мы могли бы заняться вопросами, которые тревожат. А Россию многое тревожит в военной политике и планировании США. Это, конечно же, и их продолжающая развиваться система глобальной противоракетной обороны, планы выведения ударных средств в космос и многое другое. Понятно, что у американцев есть свои вопросы к тому, что осуществляется у нас. Мы готовы вести содержательный разговор по каждому сюжету, а не просто обмениваться взаимными упреками и обвинениями или пытаться кому-то навязать односторонние решения, как это часто происходит с американской стороны.

— В американских СМИ сейчас звучат множащиеся оценки того, что США потеряют в случае непродления Договора о СНВ (прежде всего что касается транспарентности и предсказуемости). А что потеряет Россия? Может ли она компенсировать эти потери национальными техническими средствами контроля?

— Мы неоднократно говорили, в том числе об этом говорил президент, что безопасность Российской Федерации надежно обеспечена на десятилетия вперед. Американцы это знают. Это знают их союзники по НАТО. Но эффективность обеспечения национальной безопасности при наличии работоспособных и действующих механизмов в сфере контроля над вооружениями повышается. И расходы на эту работу можно оптимизировать, если уже говорить такими категориями. В политико-дипломатическом плане, безусловно, предсказуемость и понимание на определенную глубину вперед, что мы можем ожидать по части возможностей наших оппонентов — назовем их так — в отсутствие договора резко уменьшится. Конечно, то, что выделяется американскими экспертами как положительные стороны Договора о СНВ — транспарентность и предсказуемость,— важно и для нас. Не будем кривить душой и скажем, что сам по себе договор, выстроенный на принципе паритета и баланса интересов, обеспечивает то же самое и нам.

Но и без договора мы будем работать над укреплением безопасности и решать задачи в том числе политико-дипломатического свойства другими методами. Как я уже сказал, это будет сложнее, чем при его сохранении.

Перед Москвой и Вашингтоном по сути дела стоит одинаковый выбор применительно к тому, как мы дальше будем заниматься контролем над вооружениями.

Но в отношении самого Договора о СНВ мы свой выбор сделали. Мы готовы к продлению без предварительных условий и считаем, что это было бы наиболее правильным решением для всех, включая США.

— Откликнулась ли еще какая-то страна кроме Франции на предложение Владимира Путина о введении моратория на размещение ракет средней и меньшей дальности? Начались ли с Францией, которая проявила готовность обсудить эту тему, предметные консультации?

— Позиция стран, входящих в НАТО, включая Францию, в качестве отправной точки имеет ложную посылку о том, что Россия, создав и развернув ракету 9М729, нарушила ныне уже не действующий Договор о ликвидации ракет средней и меньшей дальности (Договор о РСМД.— “Ъ”). Эта позиция тупиковая. Она, по нашему убеждению, ущербна с точки зрения интересов самих натовских стран, потому что даже в отсутствие Договора о РСМД мы готовы работать на стабилизацию обстановки, в то время как они работают на нагнетание военной напряженности и наращивание своих потенциалов якобы в порядке военно-технического ответа на появление у России указанной ракеты.

Вместо того чтобы заняться обсуждением параметров встречных мораториев, как это предложено было Владимиром Путиным еще в сентябре 2019 года в посланиях лидерам натовских стран, нам транслируют решимость предпринять шаги для того, чтобы «нивелировать» некую российскую угрозу. Мы делаем из этого только один вывод: США и НАТО нужен потенциал в сфере ракетных вооружений средней дальности для решения задач в разных регионах мира. У США, наверное, прежде всего в фокусе внимания Азиатско-Тихоокеанский регион. Но некоторые наши оппоненты в Европе не прочь поиспытывать нас на прочность и, что называется, на западном направлении. Это их выбор.

Французская сторона проявила открытый подход и действительно выразила готовность к обсуждению этой темы, но мы считаем, что общенатовская линия все же доминирует. И она по большому счету формирует ту среду в сфере безопасности и те элементы архитектуры безопасности, которые НАТО стремится выстроить в наиболее удобном для себя ключе. К российской политике это не имеет ровным счетом никакого отношения. Это очередное проявление геополитических предпочтений, которые уже давно ставятся во главу угла линии, проводимой на российском направлении Вашингтоном и другими натовскими столицами.

Французский нюанс мы, конечно, для себя отмечаем, но пока мы не видим готовности всего альянса в целом сделать нужный шаг, и хотя бы вступить в практический диалог, используя в том числе те идеи, которые были выдвинуты французским руководством.

— А на какие верификационные меры может пойти Россия, чтобы снять озабоченности западных стран по поводу ее разработок, в частности упомянутой 9М729? Вы называете позицию стран НАТО по поводу этой ракеты тупиковой и ущербной, но что готова сделать Москва, чтобы переубедить западных партнеров?

— В ходе двусторонних контактов с американскими коллегами в последние месяцы до объявления Вашингтоном, что запускается процедура официального выхода из договора, мы не раз предлагали разработать за переговорным столом ту схему проверки и ту модель транспарентности, которая устроила бы американскую сторону с точки зрения понимания ею, что такое ракета 9М729 и почему эта ракета не является системой средней дальности. Вместе с тем мы тогда говорили, что транспарентность должна быть встречной, и американцы, на наш взгляд, могли бы предоставить нам возможность избавиться от некоторых озабоченностей, связанных с их нарушениями Договора о РСМД.

Но это российское «пакетное» предложение было отвергнуто, причем в безапелляционной, весьма жесткой форме, и сейчас, по прошествии времени понятно почему. Пойти на транспарентность применительно к своим средствам они не могли, поскольку тогда бы мы воочию убедились и показали всем, что США действительно нарушают договор. Я имею в виду в данной связи прежде всего наземную систему МК-41, приспособленную для применения не только противоракет, но и крылатых ракет средней дальности, что было продемонстрировано через 16 дней после окончания действия договора. Если бы США нам установку МК-41 продемонстрировали (когда договор еще действовал), мы могли взять их с поличным как нарушителя договора, чего они, конечно, не хотели.

С другой стороны, они не были готовы согласиться на наше предложение по транспарентности еще и потому, что тогда они бы убедились, что никаких нарушений с российской стороны нет, и это спутало бы им полностью все карты. А им нужно было выйти из договора, что в итоге и произошло, для того чтобы начать форсированными темпами создавать собственный арсенал в этой сфере для развертывания в разных регионах мира.

Мы свои предложения по транспарентности и верификации формально не отозвали, со стола не убрали. Но понятно, что сейчас, когда натовцы объявили, что идут по пути военно-технического ответа и будут создавать соответствующие системы и развертывать их (как в плане парирования квазиугрозы от 9М729, так и в плане наращивания собственного потенциала), наверное, было бы неправильно в одностороннем порядке расшифровывать, что мы имеем в виду. Если мы услышим в какой-то момент сигнал о том, что страны НАТО к разговору по нашим идеям готовы, что США восприняли нашу логику и намерены вернуться к детальному обсуждению этой темы, тогда за нами не заржавеет. Мы свою конкретную позицию им представим. Но в любом случае это будет делаться в ходе переговоров, в ходе закрытых консультаций, а не путем обмена публичными заявлениями.

— В американской прессе проходила информация, будто чуть более года назад ваша тогдашняя визави из Госдепартамента Андреа Томпсон предложила России некие 25 шагов по мерам транспарентности в рамках Договора о РСМД, но российская сторона их якобы отвергла.

— Американской стороной была предложена рамочная схема того, как Россия «должна» уничтожить ракету 9М729 и все связанное с ней оборудование, а также сформулированы параметры того, как США могли бы это проверять, причем регулярно и интрузивно. Оформлено это было, по сути, в виде ультиматума. Никакого разговора о взаимной транспарентности, или даже об односторонней транспарентности России не было. Это мы, а не они, предложили встречную транспарентность, что было резко отвергнуто.

— В Пентагоне на днях заявили о планах до конца года испытать противоракеты SM-3 Block IIA по цели типа МБР (межконтинентальная баллистическая ракета). Вызывают ли эти планы озабоченность в России с учетом того, что ранее власти США говорили, что их система противоракетной обороны (ПРО) направлена лишь против таких стран, как Иран и Северная Корея, у которых подобных ракет нет?

— Мы с озабоченностью следим за тем, как США последовательно, энергично, интенсивно, на основе высоких ассигнований и серьезных технологических заделов продолжают совершенствовать свои возможности в сфере ПРО. На самом деле уже давно никто в Вашингтоне не говорит о том, что их система предназначена для парирования ракетных угроз ограниченного характера от небольшой группы стран.

— Ирана и Северной Кореи?

— В том числе да. Уже давно никто об этом не говорит. Эта тема все больше переводится в плоскость противостояния с равными по потенциалам соперниками, если употребить терминологию, которая сейчас в ходу в Вашингтоне и под которой подразумеваются Пекин и Москва. В эту канву вплетаются предстоящие испытания новейшей модификации противоракеты SM-3 Block IIA по цели, представляющей собой эквивалент межконтинентальной баллистической ракеты. Такие ракеты есть в распоряжении горстки государств. Соответственно, единственно возможный вывод: США начинают отработку своей системы для прямого противодействия нам, для создания потенциала, который мог бы начать девальвировать российские средства ядерного сдерживания.

Здесь необходимо отметить, что мероприятия в сфере военного строительства, осуществленные в последние годы, о них неоднократно говорило наше руководство, позволяют надежно обеспечить этот потенциал сдерживания в условиях дальнейшего развития американской системы ПРО. Но фактически мы имеем классическую схему нарастания напряженности и военного противостояния по логике наращивания вооружений. Я не хочу сказать — гонки вооружений, но наращивания вооружений и их технических возможностей.

Мы все же надеемся, что получится удержать американцев от дальнейших опрометчивых шагов. Однако по большому счету все предпосылки для слома системы контроля над вооружениями в ракетно-ядерной сфере есть. На наш взгляд, это противоречит неоднократно заявлявшемуся в Вашингтоне — в том числе на высшем уровне — стремлению ограничить рост военных расходов и найти пути, как можно было бы договориться, поладить — вновь употреблю американскую терминологию — с Москвой.

— Россия как-то будет на это реагировать?

— Военно-технический ответ, безусловно, будет найден. В этом нет никаких сомнений. А политико-дипломатический ответ уже сформулирован, и мы не ослабим усилий по продвижению нашей логики, нашего объяснения того, почему происходящее в сфере военного строительства, включая развитие системы противоракетной обороны США, является глубоко дестабилизирующим шагом и фактором, негативно влияющим на глобальную стабильность.

— В США прошли командно-штабные учения, в ходе которых наносился ядерный удар по России, которая якобы первой ударила в рамках доктрины «ограниченного ядерного удара» или «эскалации для деэскалации». Какие попытки предпринимает Москва, чтобы убедить Вашингтон, что российские вооруженные силы не придерживаются этой доктрины?

— В американской внешней и внутренней политике в последнее время наблюдается интересное явление, когда вначале ответственные лица придумывают некие небылицы и начинают их бурно обсуждать, а потом сами в свои схемы начинают верить.

После того как они в ложные схемы уверовали, это все приобретает характер аксиомы, не подлежащей критическому анализу. И на этом шатком, зыбком, по большому счету фальшивом фундаменте начинают выстраиваться целые конструкции, здания из решений, из различных аспектов практической политики и так далее. Классический пример — утверждения о вмешательстве России в американскую избирательную кампанию.

Это проявляется и в сфере военного строительства, когда нам приписывается концепция «эскалации для деэскалации». Мы многократно обсуждали это с американскими коллегами. Они не могут привести ничего конкретного в подтверждение подобного рода инсинуаций, кроме того, что у них в кабинетах на стенах развешаны схемы действий Москвы в рамках подобных «доктрин». Мы можем что угодно нарисовать и повесить себе на стенку, но это же не означает, что мы тем самым обрели некое знание или понимание того, как все обстоит на самом деле?

— Но ведь в НАТО руководствуются не только гипотетическими соображениями. Они указывают, например, на развертывание в Калининградской области оперативно-тактических ракетных комплексов «Искандер-М», способных нести и ядерные боевые части, предполагая, что Россия все же не исключает нанесения ограниченного ядерного удара в ходе, скажем, неудачно складывающегося для нее конфликта в Прибалтике.

— Все ядерные боезаряды, которые относятся к категории тактических, с начала 1990-х годов в России находятся на базах централизованного хранения. У нас не произошло отклонений с точки зрения доктринального подхода к этому вопросу ни на миллиметр, ни на дюйм по сравнению с тем, что отражено в военной доктрине в редакциях 2010 и 2014 годов.

Из нового в нашем доктринальном мышлении последнего времени — упор именно на неядерное сдерживание.

Не считаем, что возможно ограниченное применение ядерного оружия с последующим прекращением конфликта. Наоборот, применение ядерного оружия в любом, что называется, количестве и любой мощности — это открытие врат ада.

Дальнейший сценарий с трудом поддается просчету и моделированию, и уж в любом случае после подобного рода шага ожидать, что все сойдет на нет и одна из сторон, применивших такое средство, выйдет победителем из этой ситуации, ну по меньшей мере безответственно.

Мы не видим оснований, по которым США приписывают нам подобного рода расчеты или ожидания. Американцы не могут нам объяснить, что их в нашей доктрине не устраивает.

Мы, в свою очередь, наблюдаем определенную тревожную динамику: боеприпасы пониженной мощности и повышенной точности появляются в арсенале США; более размытыми стали доктринальные установки, которыми оперируют в Вашингтоне, включая отсылки к неким «жизненно важным интересам» (без дальнейшей конкретизации и определения), при защите которых может быть применено ядерное оружие; и так далее.

Американцы прекрасно знают, что все это не может не вызывать озабоченности не только у нас, но и у других стран в мире. Но они сознательно идут на сохранение размытости, двусмысленности, серой зоны в этой сфере, потому что они считают, что невнятность подхода к этим сверхсерьезным вопросам сама по себе является неким сдерживающим фактором. На наш взгляд, такая постановка вопроса неправильна и ущербна, и мы готовы к продолжению углубленных обсуждений тематики военных доктрин, в том числе в их ядерном аспекте, с США, чтобы там все же поняли, насколько они ошибаются.