Главный феномен уходящего года — взрывной рост массовых протестов сразу на трех континентах. Где-то они вспыхнули после долгих лет застоя, где-то — усилились после месяцев вялого противостояния улицы и власти. Эквадор, Венесуэла, Боливия, Каталония, Ливан, Грузия, Ирак, Иран, Индия, Гонконг… И даже во Франции подзабытое движение «Желтые жилеты» вновь напомнило о себе многотысячными митингами.
Главный феномен уходящего года — взрывной рост массовых протестов сразу на трех континентах. Где-то они вспыхнули после долгих лет застоя, где-то — усилились после месяцев вялого противостояния улицы и власти. Эквадор, Венесуэла, Боливия, Каталония, Ливан, Грузия, Ирак, Иран, Индия, Гонконг… И даже во Франции подзабытое движение «Желтые жилеты» вновь напомнило о себе многотысячными митингами.
Кто же за всем стоит? Пресловутый госдеп США — или причины куда глубже? И самое главное, как на неурядицы у наших стратегических партнеров в трех частях света реагировать России? Об этом «Комсомолке» рассказал директор по научной работе Фонда развития и поддержки Международного дискуссионного клуба «Валдай», председатель президиума Совета по внешней и оборонной политике, главный редактор журнала «Россия в глобальной политике» — Федор Лукьянов.
«Торжества западной модели» не получилось
— Федор Александрович, правда ли, что нынешнюю «весну народов» вы предсказывали?
— Я был лишь одним из целого хора, кто этим занимался. Покойный Збигнев Бжезинский (американский эксперт по геополитике — ред.) еще в начале 2000-х годов написал книгу под названием «Глобальное пробуждение». Там речь шла прежде всего о Ближнем Востоке. Но в целом Бжезинский говорил, что с окончанием холодной войны наступает этакая демократизация и на арену выйдут народные массы. Собственно, он был прав — шаг за шагом так и происходило. И вплоть до «арабской весны» 2010-11 годов это воспринимали как новые волны демократизации. Но оказалось, что речь отнюдь не о торжестве западно-ориентированной модели. Коррумпированные режимы, как в Ливии, рушились, но им на смену приходили религиозные радикалы всех мастей, страна сваливалась в гражданскую войну.
— То было 10 лет назад. А почему «бузят» сейчас? Скорость эволюции общества снова обогнала государство?
— Дело не в прогрессе развития общества, а в резко изменившихся обстоятельствах. Кризис социально-экономического развития носит при капитализме, как нас учили классики, циклический характер. Так что тут ничего принципиально нового. Но коммуникационная революция предоставляет качественно новые возможности для выражения мнений и самоорганизации. Люди реально свободнее, им ничего не нужно — ни партий, ни специального оборудования, ни даже по большому счету денег. Решил — вышел. И понеслось. А пример заразителен, тем более, что все напоказ. При этом, да, политические структуры дряхлеют и трещат, не способны обеспечивать прежний уровень контроля. И несколько паникуют, потому что оказались к этому не готовы. Не ждали.
Демократии — конец. Другим моделям — тоже
— Во всех странах демонстранты не имеют лидеров. И действуют по одинаковым лекалам. Блокируют аэропорты, тоннели.
— А мир сейчас весь прозрачный, причем началось это даже не вчера. Когда-то люди смотрели в телевизор, сейчас — в интернет. Видят, насколько эффективна та или иная тактика, и копируют.
— Может, это потому, что протест координируют мастера цветных революций из США?
— Наши конспирологи думают только в одном направлении. У них за всем стоят Штаты и везде сплошная Украина. Упрощенная, мягко говоря, позиция. Конечно, любое социальное движение, которое начинается по определенному набору причин (в чем-то совпадающих, в чем-то различных) — всегда привлекает внимание внешних игроков. Особенно в стратегически важных точках: Гонконг или Ближний Восток, где сосредоточены ресурсы.
— Или боливийский литий (применяется для производства аккумуляторов, например, для электромобилей, спрос на которые растет из-за «зеленой истерии» на Западе — ред.).
— Да, это тут же вызывает повышенный интерес внешних игроков, которые стараются такую «весну народов» использовать. Но не больно-то успешно. Особенно показательна ситуация в Латинской Америке. 30-40 лет назад смена режима в почти любой латиноамериканской стране — это, что называется, не вопрос. Военные враз бы провернули. Или США. Щелчком пальца!
— А сейчас не так?
— Самый яркий пример — Венесуэла, где президент Мадуро, казалось бы, провалился. Но самого главного — переворота, на который рассчитывали США, — не случилось. Во многом потому, что вмешалась Россия, оказав Каракасу дипломатическую и военно-техническую поддержку. Другой пример мы видим в Боливии, когда ну вроде бы всё, президент Эво Моралес ушел сам, но всё равно ничего не клеится. Потому что военные, которые привели на его место своих ставленников, не знают, чего делать. Люди всё равно вышли на улицы. Еще можно добавить Колумбию, вообще страну проамериканскую, а там тоже буза. И вот это очень показательно, как слабеют традиционные инструменты воздействия. То есть они уже так не работают, как раньше. И совершенно не факт, что результат будет такой, который планировали те, кто эти меры воздействия применяет.
— Почему?
— Пытаться найти какой-то шаблон, который прикладывается к протестным точкам, — бессмысленно. И все же общая точка есть: очевидное исчерпание моделей социально-экономического и политического развития. Оно происходит везде, в том числе и на Западе — те же протесты «Желтых жилетов».
А что делать-то?
— Как действовать Москве? Незадолго до переворота в Боливии наш Росатом пытался войти в местные проекты по добыче лития.
— Тут есть два уровня проблемы. Первый — каким образом России в таком нестабильном мире реализовывать свои коммерческие и экономические интересы. И тут мы видим: стратегии, в том числе и в бизнесе, оказываются под ударом вот этих социальных турбуленций.
— Получается, в той же Боливии мы проиграли?
— Страны-обладательницы ресурсов — кто бы там ни пришел и как бы там ни менялась ситуация — они все равно, кроме как за счет этих ресурсов, жить не могут. Они все равно будут заинтересованы в сотрудничестве, в том числе и с Москвой.
— Вы говорили, есть еще и второй, более глубинный уровень проблемы.
— Он связан не с внешними делами, а с тем, что, как бы мы ни подчеркивали свою уникальность и самобытность, — Россия отнюдь не изолирована от этого глобального тренда. И является неотъемлемым элементом всех мировых процессов. Включая вот эти явления общественного подъема и дестабилизации, смены поколений, реакции на вызовы технического прогресса — и так далее. Поэтому, прежде всего, следует задуматься о том, как России избежать такого рода потрясений? Что гораздо важнее того, будет у нас литий в Боливии или нет.
— Рецепты имеются?
— Тут не обойтись никакими линейными методами. Нужна жесткая реакция на радикализм, на сознательные попытки провокаций среди демонстрантов. Но при этом — очень чуткое отношение к реальным запросам и интересам людей. Потому что из-за чего все это начинается: не только в бедных странах (там-то понятно) — а в благополучных, в той же Франции и так далее? Из-за ощущения широких масс, что правительство их не слышит и обслуживает кого-то другого. То есть это реакция на глобализацию, которая прежде всего воспринимается как отчуждение вот этих новых транснациональных элит от собственных народов. С чем надо обязательно что-то делать. Потому что в противном случае происходят либо мятежи и погромы — либо, если это демократическая система, получается, как в США. Когда во власть на такой популистской волне приходит человек, который идет поперек всему правящему классу и повергает его в совершеннейшую истерику, что тоже ни к чему хорошему не приводит.
