Распечатать
Оценить статью
(Нет голосов)
 (0 голосов)
Поделиться статьей
Виталий Наумкин

Научный руководитель Института востоковедения РАН, академик РАН, вице-президент РСМД

Дальнейшее обострение отношений России вокруг украинского кризиса с США и ориентирующейся на них части европейских государств после саммита G-20 в Брисбане ставит перед аналитиками вопрос о том, насколько эта ситуация способна повлиять на ближневосточную политику Москвы и существующие форматы сотрудничества с Западом по региональным проблемам (ближневосточный квартет посредников, переговоры «шестерки» (P5+1) с Ираном, стабилизация ситуации в Йемене, антитеррористическая борьба). Конечно, это сотрудничество сохраняется, и Россия даже несет здесь некоторые политические издержки. К примеру, на проходившей на днях Московской конференции о нераспространении – 2014 один из иранских участников подверг Москву критике за ее позицию в переговорах P5+1 с Ираном (прозрачный намек на солидарность не с Ираном, а с Западом), на что российский участник подчеркнул, что здесь она руководствуется исключительно своими национальными интересами. В то же время директор Центра энергетики и безопасности Антон Хлопков выразил сожаление по поводу тенденции к политизации проблемы: «Мне крайне жаль, что это заметно сейчас в отношениях между Россией и США. Мне всегда казалось, что по части нераспространения наши интересы, интересы Москвы и Вашингтона, совпадают. Однако в последнее время по инициативе американских партнеров наше сотрудничество по ряду проектов заморожено, либо приостановлено». Обратила на себя внимание экспертов позиция бывшего представителя Великобритании при МАГАТЭ Питера Дженкинса, выразившего сожаление, что «администрация Обамы дает Конгрессу невыполнимые обещания», гарантируя «не дать Тегерану возможности создать собственную ядерную бомбу» («Российская газета», 21 ноября 2014 г.).

Однако общая атмосфера недоверия между Россией и Западом, особенно США, влияет и на ближневосточные дела. Так, в еженедельных комментариях организации «Конфликтс Форум» от 14-21 ноября отмечается, что Россия видит в радикальном ваххабизме и ИГИЛ «просто еще один инструмент (саудовско-западный), который может быть равным образом “включен” для того, чтобы подорвать безопасность России.» И перед Россией и ее союзниками встает следующий вопрос: «А действительно ли США хотят ‘разрушить и уничтожить’ ИГИЛ?” В этой связи некоторые западные аналитики вспоминают комментарии, появившиеся в западных СМИ после визита к Путину в июле 2013 года эмира Бандара. Тогда якобы эмир предложил российскому президенту «бросить Сирию», а «Саудовская Аравия защитит Олимпийские игры в Сочи от исламских террористов.» Британская «Дэйли телеграф» со ссылкой на ливанскую «ас-Сафир» даже сообщала, что эмир Бандар сказал при этом: «Чеченские группы, которые угрожают безопасности Игр, контролируются нами.» Еще он якобы пообещал сохранить российскую «базу» в Тартусе, если режим Асада будет свергнут. Эти и другие предложения Бандара, как сообщалось, были якобы с негодованием отвергнуты Путиным. Это, действительно, не тот язык, с помощью которого можно повлиять на российского лидера.

Имеющиеся у России подозрения отразились в выступлении Сергея Лаврова на XXII-ой ежегодной сессии Совета по внешней и оборонной политике в Москве 22 ноября с.г. В нем можно выделить несколько основных тезисов, касающихся Ближнего Востока.

Важным тезисом в выступлении Лаврова, как мне представляется, стал тезис о «христианофобии» и необходимости защиты христиан. Он заявил, что через неделю намеревается поставить этот вопрос на заседании министров иностранных дел ОБСЕ и что в этой ситуации большинство политиков из ЕС «уходят в тень». Он упрекнул европейских лидеров, что при обсуждении проекта Конституции ЕС в недавнем прошлом им даже было стыдно упоминать о «христианских корнях» европейской цивилизации. В то время, как «если ты не уважаешь свои корни, то не будешь уважать ценности, традиции других». Здесь совершенно четко просматривается позиционирование России как защитницы христиан в мире в контексте философии «просвещенного консерватизма», основанного на традиционных ценностях. При этом ценности и исламского сегмента российского социума включаются в общую конструкцию «традиционного ценностного поля».

Еще один тезис – о сотрудничестве с сирийским режимом в борьбе против «Исламского государства», или ИГИЛ. На мой взгляд, существенным в этой части выступления является то, что министр не защищал Башара Асада, а в первую очередь подчеркивал то, что Сирия – суверенное государство, член ООН, откуда его никто не изгонял. Острие же критики российского министра было направлено против присвоевния Америкой права применять силу где бы то ни было без санкции СБ ООН. Лавров в случае с Сирией даже поинтересовался у Дж. Керри, почему США не обратились за санкцией в СБ ООН, на что госсекретарь, по его словам, ответил: «Если пойдем, то нужно будет как то фиксировать статус режима Башара Асада». Лавров напомнил, что когда это было нужно, США прекрасно сотрудничали с сирийском режимом в уничтожении арсеналов химического оружия, а теперь не хотят рассматривать его как партнера в борьбе с терроризмом. По поводу известного аргумента против сотрудничества с режимом, состоящего в том, что он «как магнитом» притягивает в страну террористов, министр сказал, что это «совершенно извращенная логика», ведь американцы, к примеру, разговаривают с талибами. В этой связи Лавров даже задался вопросом, не ведут ли американцы в Сирии «не операцию против ИГИЛ, а операцию по свержению режима».

Существенным элементом выступления были рассуждения министра по вопросу об арабо-израильском конфликте. На нем был сделан необычно сильный акцент. Выделяя основные структурные элементы в этой части выступления министра, можно, во-первых, отметить призыв к скорейшему решению палестинской проблемы путем создания палестинского государства рядом с еврейским. Как говорит Лавров, «нельзя же постоянно держать в заморозке палестинскую проблему». Министр даже упрекнул американскую дипломатию, которая сначала взяла девять месяцев для продвижения урегулирования, потом продлила этот срок, но тут занялась Ираном, «забросив» Палестину. Во-вторых, неурегулированность палестинской проблемы была увязана с ростом экстремизма. В частности, министр сказал, что эта неурегулированность «в течение почти 70 лет – один из серьезных аргументов в устах тех, кто вербует экстремистов в свои ряды». В этом контексте можно вспомнить, сколь острую реакцию у израильских политиков вызвал схожий тезис в устах госсекретаря Джона Керри, несмотря на то, что США в течение долгих лет рассматривает обеспечение безопасности Израиля как важнейший приоритет для своей внешней политики.

Рискует ли Лавров вызвать столь же негативную реакцию? Конечно же, Россию нельзя уподобить США, для которых все, что связано с Израилем, является вопросом не внешней, а внутренней политики. Однако Москва поддерживает весьма хорошие отношения с Израилем, в нем живет более миллиона бывших граждан России и других республик СНГ, а некоторые внешнеполитические шаги предпринимаются с учетом интересов Израиля. Так, иранские и сирийские аналитики часто упрекают Москву в том, что она, вопреки обещаниям, отказалась от поставок систем С-300 соответственно Тегерану и Дамаску из-за резких протестов израильских лидеров.

Будет ли Россия по прежнему готова сотрудничать с США и их союзниками в борьбе в исламистским терроризмом? Уверен, да. Но при этом вспоминается старая китайская максима: «Кто может убрать из комнаты тигра? Только тот, кто его туда посадил».

Источник: Al-Monitor

Оценить статью
(Нет голосов)
 (0 голосов)
Поделиться статьей
Бизнесу
Исследователям
Учащимся