Интеллектуальные изыскания, превратившиеся в роковые пророчества: возможная цена невыученных уроков

Октябрьская революция подобно Великой французской революции изменила вектор политического развития всего человечества и определяет ориентиры развивающихся стран и сегодня. Проблема империализма, которая отчасти спровоцировала саму Октябрьскую революцию и которая привлекала внимание европейских интеллектуалов с начала XX в. (самым заметным из которых стал наш соотечественник, В.И. Ленин), на фоне крушения колониальных империй переросла в проблему ультраимпериализма, зарождение которой в 1914 г. предрек еще оппонент Ленина, Карл Каутский. Проблема неравномерного развития эксплуатируемой полупериферии и периферии, а также развитых стран после распада колониальной системы и формального отказа от политики империализма особенно ярко проявляется на фоне крушения ближневосточных государств. Годовщина Октябрьской революции может стать уместным поводом для того, чтобы обратить внимание на проблему ультраимпериализма пока она не стала причиной таких же по масштабу потрясений, которые Россия и весь мир пережили 100 лет назад.

Октябрьская революция подобно Великой французской революции изменила вектор политического развития всего человечества и определяет ориентиры развивающихся стран и сегодня. Проблема империализма, которая отчасти спровоцировала саму Октябрьскую революцию и которая привлекала внимание европейских интеллектуалов с начала XX в. (самым заметным из которых стал наш соотечественник, В.И. Ленин), на фоне крушения колониальных империй переросла в проблему ультраимпериализма, зарождение которой в 1914 г. предрек еще оппонент Ленина, Карл Каутский. Проблема неравномерного развития эксплуатируемой полупериферии и периферии, а также развитых стран после распада колониальной системы и формального отказа от политики империализма особенно ярко проявляется на фоне крушения ближневосточных государств. Годовщина Октябрьской революции может стать уместным поводом для того, чтобы обратить внимание на проблему ультраимпериализма пока она не стала причиной таких же по масштабу потрясений, которые Россия и весь мир пережили 100 лет назад.

На фоне очередного «изменения мирового порядка» (на протяжении последних ста лет менявшегося не раз) мы подобрались к юбилею Октябрьской революции, потерявшую в ходе внутрироссийских политических пертурбаций заслуженный эпитет Великой. Хотя в современной российской историографии наблюдается тенденция на объединение Февральской и Октябрьской революций, а также Гражданской войны термином «Великая российская революция», нужно отметить, что в контексте международной проблематики эти понятия необходимо разделять, исходя из их влияния на мировую политику. Февральская революция при всем пафосе Петрограда в роли четвертого Рима не повлияла ни на ход мировых политических процессов в 1917 г., ни тем более не оказывает влияние на сегодняшний день. Эхо же десяти дней, потрясших мир осенью 1917 г., по сей день отзывается в разных уголках нашей планеты.

Андрей Кортунов:
Ложный конфликт: универсализм и самобытность

Как Великая Французская революция определила развитие политических процессов в Европе XIX в. (а если мы берем во внимание специфику того периода, то всего мира) вплоть до начала Первой мировой войны, так Октябрь предопределил ход развития «долгого двадцатого века». Прогрохотавшие в Восточной и Южной Азии, Тропической Африке «первые эшелоны капитализма» (Великобритания и Франция) не готовы были уступить пути развития разгонявшемуся «второму эшелону» и его локомотиву, недавно образовавшейся Германской империи. Сложно сказать о том, что первично: успешная экспансия или развитое капиталистическое производство, но к началу XX в. начал формироваться особый тип капиталистических отношений, присущий в той или иной степени всем «великим державам» той эпохи. Англо–бурская война явилась набатом для европейских интеллектуалов, заставив обратить внимание на экономические предпосылки внешней политики развитых государств.

Проблема империализма задала вектор развития «великим державам» на всю первую половину XX в. до начала распада колониальной системы. Примечательно, что первым автором, определившим проблему, был британец Джон Гобсон, который первым обозначил само понятие империализма. Империализм по Гобсону представлял собой колониальную политику, обусловленную экономическими предпосылками. Одним из самых заметных исследователей империализма до В.И. Ленина был Карл Каутский, который в своей работе «Ульраимпериализм» предсказал, что империализм сможет трансформироваться в более мягкую форму и при этом не потерять своего влияния на эксплуатируемые страны. Однако самую большую работу проделал наш соотечественник, В.И. Ульянов (Ленин), в своей работе «Империализм как высшая стадия капитализма».

Работа раскрывает сложившийся под влиянием монополизации производства и сращивания банковского и промышленного капитала мировой порядок, главными субъектами в котором являются развитые страны Запада, эксплуатирующие периферию. Октябрьская революция на тот момент — вызов стран периферии, что, стоит заметить, никак не подходило под теорию Маркса, согласно которой социалистическая революция должна была случиться в наиболее развитых странах. Переворот в такой богатой ресурсами и руководством с твердой политической волей и амбициями стране (Третий Интернационал, по меткому выражению Н.А. Бердяева, лишь заменил третий Рим) предопределил экспорт революции и формирование блоков социалистических и капиталистических стран, которые отражали неравномерность развития мирового центра производства и периферии. К середине XX в. проблема неравномерности развития так и не была преодолена, но колониальным странам удалось уйти из колоний – кому-то с меньшими потерями (Великобритания), кому-то с большими потрясениями (Франция, Нидерланды), сохранив при этом свое влияние. Трансформация методов влияния – активные вливания прямых иностранных инвестиций, особые полномочия в международных организациях, использование традиционных культурных (получение образования в бывших метрополиях) и экономических (миграция) связей, полностью соответствует данному Каутским еще в 1914 г. прогнозу.

Как было замечено, спустя сто лет проблема неравномерности развития лишь обострилась. В контексте этой проблемы особого внимания заслуживает анализ современных тенденций в мировой экономике и политике сторонников мир-системного подхода, опиравшихся на марксистскую методологию (Ф. Бродель, И. Валлерстайн, С. Амин), усложнявших экономическую картину мира привлечением понятия полупериферии. Полупериферия, которая эксплуатируется ядром (развитые страны Запада), в свою очередь, эксплуатирует страны периферии. Градус напряженности добавляют последствия развала СССР, признанного лидера некапиталистического (то есть незападного или не находящегося под влиянием Запада) мира и эйфория «конца истории», охватившая победителей в холодной войне. Нежелание решать сложившиеся еще сто лет назад проблемы, а лишь стремление навязать свою политическую модель вдобавок к успешно навязанной модели экономической предопределила невозможность избежать нового обострения международной обстановки и появление кризисных явлений в самих странах Запада.

Иван Тимофеев:
Мировой (бес)порядок. Преимущество для России?

Революция по С. Хантингтону — это быстрое, фундаментальное и насильственное изменение ценностей и мифов общества, политических институтов, социальной структуры и лидерства. Нетрудно догадаться, что те вышеперечисленные институты, которые не были сгенерированы в самом обществе, а были лишь навязаны странами-менторами, будут сметены в одночасье, что и иллюстрируют примеры революций на Ближнем Востоке. Границы стран Ближнего Востока были установлены из-за сиюминутной конъюнктуры при выстраивании Версальско-Вашингтонской системы. Неудивительно, что по прошествии ста лет эти границы практически рассыпались. Жаль, что региональными элитами берутся не принципы Октябрьской революции, выражавшиеся в стремлении к социальному равенству, прекращению незаконной эксплуатации и взаимовыгодному сотрудничеству, а радикальный исламизм, порождающий ксенофобию и религиозную ненависть. Но принципы Октября берутся на вооружение новыми революционерами и борцами за экономическую независимость (а следовательно, и политическую) в странах среднего капиталистического развития, которые не желают оставаться в статусе периферии, к чему должны стремиться и страны Ближнего Востока.

Наиболее опасным кажется появление, как и сто лет назад, агрессивного правого популизма в противовес левым идеям, который выражает идеи национальных финансовых элит, не желающих «передела уже поделенного мира». Несмотря на громкое название книги Джона Рида «Десять дней, которые потрясли мир», страны Запада не верили в успех предприятия большевиков и стали реагировать достаточно поздно. Нынешний же этап глобализации, характеризующийся бурным развитием ТНК отмечен гораздо большей нетерпимостью к появлению новых форм государств, несущих идеи по пересмотру сложившегося мирового порядка.

Однако этот феномен присущ пока что лишь западным странам, для развивающихся стран же историческим ориентиром является Октябрьская революция, выступавшая против империализма. Современные реалии таковы, что любое обострение между странами, ориентирующимися на заветы Октября и гарантами «конца истории», может привести к непредвиденным обстоятельствам. Стоит учесть, что такие страны, как Индия, Пакистан, КНР и КНДР обладают ядерным оружием и потенциальное обострение уже не будет подобно подавлению восстания колоний метрополиями, чем завершился подъем национально-освободительного движения после Октябрьской революции.

Если вернуться к дискуссии о феномене империализма, разгоревшейся сто лет назад, то можно заключить, что ближе к истине оказался оппонент В.И. Ленина Карл Каутский, настаивавший на формировании в конечном итоге стадии ультраимпериализма, характеризующейся более гибким подходом к управлению миром через наднациональные структуры и транснациональные корпорации. Думается, что поставленные проблемы не могут быть решены в рамках данной системы при заведомо неравном участии субъектов. Тезис же о стремлении империалистических держав подавлять нежелание подчиняться системе с помощью войн не нуждается в доказательстве, что формирует порочный круг современной сетки принятия политических решений.