Распечатать
Оценить статью
(Голосов: 26, Рейтинг: 4.08)
 (26 голосов)
Поделиться статьей
Аркадий Недель

Ph.D., философ, профессор МГЛУ, приглашенный профессор в Университете Ка' Фоскари (Венеция)

«Второй большой игрой» я называю период, который начался в 2007 г., точнее — с известной мюнхенской речи президента В. Путина, в которой он высказал сомнения относительно эффективности и стабильности однополярного мироустройства. По сути, произошло следующее: В. Путин порывает с политикой управления миром из одного центра и заявляет о переходе в режим параллельных политик, или нескольких центров, которые должны находиться не в подчинении один другому, образуя иерархию политического и экономического контроля, а скорее быть конформными друг другу. Проще говоря, если провести исторические аналогии, он предложил модель «нового Вестфаля».

Пятнадцать лет, истекшие с момента мюнхенской речи, со всей очевидностью показали, что никто к идее «нового Вестфаля» не отнесся и не собирался относиться серьезно. Напротив, это было воспринято как неразумное поведение того, кто еще вчера был рад приютиться в тамбуре, а теперь заявляет о своем месте в спальном вагоне. Но дело, однако, не только в политике как таковой или даже неприязни к В. Путину как руководителю конкретной страны внутри, точнее — на периферии Западного мира. С точки зрения тех, кого мы называем глобалистами или демократами, сегодняшний мир не должен быть устроен, условно, по вестфальскому принципу с несколькими суверенными центрами власти и, соответственно, параллельными политиками. Он так не может быть устроен не из-за политических причин, не из-за того, что где-то на периферии наблюдается дефицит с демократией и ее нужно привить (например, так, как ее прививали в Ираке или Ливии), а по антропологическим причинам. Такое мироустройство помешает созданию «нового» человека (новой антропологии), который бы постепенно, но с уверенностью сам ликвидировал в себе человеческое, потеряв возможность радоваться, гордиться и открыто говорить о том, кто он есть.

Новая антропология, для которой пока еще не создана метафизическая (в широком смысле слова) база — а без этого невозможно ее концептуальное, псевдорелигиозное и прочее обоснование — внедряется в мир в основном политическими средствами. Политкорректность, расовая и гендерная корректность, как показали события осени 2020-го г. в США (BLM-движение) в сущности означают нечто совсем иное, чем их названия: это формы трансфера в такое состояние, физическое и ментальное, где данный вам изначально (по рождению, природой, Богом — кому как угодно) определенный статус — белый, черный, женщина, мужчина... — поправим и может быть с легкостью заменен на другой. Иными словами, у вас нет и не должно быть неотчуждаемой собственности, включая природную данность. Вам не принадлежит ничего, кроме самой возможности (точнее необходимости) меняться в соответствии с актуальным политическим курсом.

Демократия сегодня — уже не политический строй, а инструмент дистанционного контроля различных групп риска (от зараженных коронавирусом до, как мы увидим ниже, «внутренних террористов» государства и пользователей соцсетей). В непредсказуемом мире, где классическая политика стала «квантовой», единственный способ эффективно управлять всей этой мировой сложностью — создание глобалистского центра власти, который будет, если продолжить эту метафору, «физиком», этаким политическим Нильсом Бором, задающим условия эксперимента.

Рождающаяся новая антропология, COVID-19 и перспектива отмены или сильного ослабления национальных государств, которым сейчас вменяется неспособность противостоять таким вызовам, как пандемия или международный терроризм, проигрыш Д. Трампа и возвращение системе status quo, защита единого центра власти — элементы «Второй большой игры». Периодом ее максимального напряжения станет 2022 год, времени на подготовку осталось немного.

«Второй большой игрой» я называю период, который начался в 2007 г., точнее — с известной мюнхенской речи президента В. Путина, в которой он высказал сомнения относительно эффективности и стабильности однополярного мироустройства. По сути, произошло следующее: В. Путин порывает с политикой управления миром из одного центра и заявляет о переходе в режим параллельных политик, или нескольких центров, которые должны находиться не в подчинении один другому, образуя иерархию политического и экономического контроля, а скорее быть конформными друг другу. Проще говоря, если провести исторические аналогии, он предложил модель «нового Вестфаля» [1].

Пятнадцать лет, истекшие с момента мюнхенской речи, со всей очевидностью показали, что никто к идее «нового Вестфаля» не отнесся и не собирался относиться серьезно. Напротив, это было воспринято как неразумное поведение того, кто еще вчера был рад приютиться в тамбуре, а теперь заявляет о своем месте в спальном вагоне. Но дело, однако, не только в политике как таковой или даже неприязни к В. Путину как руководителю конкретной страны внутри, а точнее — на периферии Западного мира. С точки зрения тех, кого мы называем глобалистами или демократами, сегодняшний мир не должен быть устроен, условно, по вестфальскому принципу с несколькими суверенными центрами власти и, соответственно, параллельными политиками. Он так не может быть устроен не из-за политических причин, не из-за того, что где-то на периферии наблюдается дефицит с демократией и ее нужно привить (например, так, как ее прививали в Ираке или Ливии), а по антропологическим причинам. Такое мироустройство помешает созданию «нового» человека (новой антропологии), который бы постепенно, но с уверенностью сам ликвидировал в себе человеческое, потеряв возможность радоваться, гордиться и открыто говорить о том, кто он есть.

Новая антропология, для которой пока еще не создана метафизическая (в широком смысле слова) база — а без этого невозможно ее концептуальное, псевдорелигиозное и прочее обоснование — внедряется в мир в основном политическими средствами. Политкорректность, расовая и гендерная корректность, как показали события осени 2020-го г. в США (BLM-движение) в сущности означают нечто совсем иное, чем их названия: это формы трансфера в такое состояние, физическое и ментальное, где данный вам изначально (по рождению, природой, Богом — кому как угодно) определенный статус (белый, черный, женщина, мужчина...) поправим и может быть с легкостью заменен на другой. Иными словами, у вас нет и не должно быть неотчуждаемой собственности, включая природную данность. Вам не принадлежит ничего, кроме самой возможности (точнее необходимости) меняться в соответствии с актуальным политическим курсом. Если сегодня чернокожий социально «белее» белокожего — у него больше прав, его нельзя критиковать, не принять на работу, даже если он и близко для нее не подходит, нельзя смотреть фильмы и преподавать литературу, где якобы есть расизм (который уже нашли, например, у Гомера), а именем холдапера (как Джордж Флойд) называют университетскую стипендию, то те, кто с этим не согласны — не просто «враги демократии», но и принадлежат к иному антропологическому (политантропологическому) типу. Своим несогласием они пытаются сохранить эту самую неотчуждаемую собственность, которая не более чем элемент в конструкторе лего — removable part of the whole.

В сентябре 2020 г. английский факультет Чикагского университета объявил, что документы на степень магистра будет принимать только от студентов, заинтересованных в изучении и работе с афроамериканской литературой. Если кто-то хочет изучать Шекспира или Джойса, то это не к ним. Мэр Лондона, Садик Хан, наказал британской полиции до 2022 г. рекрутировать в свои ряды до 40% выходцев из Африки и Азии. Такая мера носит и воспитательный характер — английская полиция должна раз и навсегда порвать со своим расизмом. Логично предположить, что при выполнении этого указа, а тем более в столь короткие сроки, едва ли будет приниматься во внимание профессионализм и подготовка новобранцев. Одного расового критерия для отбора будет вполне достаточно. Похожим образом (по принадлежности к классу рабочих и крестьян) в начальные годы советской власти формировались ее институции — от ЧК и армии до Института красной профессуры.

Сегодня, например, сказать публично «я горжусь, что родился белым» — значит подписать себе социальный смертный приговор. Почти то же произойдет, если вы скажете, что гордитесь своим мужским, гетеросексуальным или женским гендером или где-то поставите под сомнение, то есть выскажете собственное соображение о своеобразности трансгендерных людей. Мы помним, как Джоан Роулинг подверглась остракизму и агрессии в соцсетях со стороны своих бывших поклонников за подобное высказывание, а массу университетских преподавателей в Америке, как, например, лингвиста Стивена Пинкера, сторонники BLM и борцы за демократию обвинили в «белом элитизме» и потребовали публичного покаяния. Во Франции выражение «français de souche» (настоящий француз, предки которого тоже были французами), позаимствованный у литературного критика XIX в. Сент-Бёва (которым он описал стиль швейцарского писателя и художника Родольфа Тёпфера) и вошедшего в сегодняшний политический лексикон, является стойким пежоративом. Сказать про себя, что вы français de souche равносильно признанию в своем расовом превосходстве. Однако высказывание типа «я горжусь, что родился белым» или «горжусь, что родился мексиканцем, французом, таджиком, евреем...» означает не более чем позитивное принятие своей изначальной данности, в котором нет ни одного кванта расизма. «Расизм» в нем возникает тогда, когда человек, так говорящий (или думающий), выходит из-под контроля политического центра, который сегодня распределяет идентичности, вернее — социальные пустоты вместо них.

Однополярность должна быть не только или даже не столько политической (политика лишь инструмент), сколько антропологической. Сохранять природную данность (расы, цвета кожи, гендера и т.п.) в качестве неотчуждаемой собственности означает так или иначе создавать территорию микровласти, что противоречит идее большой власти, исходящей только из одной точки и распространяющейся абсолютно на все.

То, что на наших глазах при помощи политики перестраивается не только социальное поле, но и лингвистическое путем подрыва базисной для человека семантики, свидетельствует следующий факт: демократы в Палате представителей Конгресса США с подачи Нэнси Пелоси, ревностно изгонявшей «дьявола» президента Д. Трампа из политической жизни, инициировали рассмотрение законодательным органом пакета правил (речь пока идет о процедурах Нижней палаты), где будут отменены местоимения «он» и «она». Последние предлагается заменить на: «представитель» или «делегат». Слова «отец» и «мать» заменяются на «родитель», а «брат» и «сестра» — на «родственник» (siblings). Запрет на использование фундаментальной лексики, если он пройдет (в чем мало сомнений; во Франции в детских метриках уже принято писать «родитель 1», «родитель 2»), должен лишить человека не только его изначально данной биосоциальности, но и постепенно привести к стиранию человеческого как такового. Так, в заявлении Пелоси и главы комитета по правилам Джеймса Макговерна говорится, что Конгресс намерен решать «вопросы неравенства на основе расы, цвета кожи, этнической принадлежности, религии, пола, сексуальной ориентации, гендерной идентичности <...> путем изменения [использования] местоимений и родственных обращений в процедурах Палаты представителей на гендерно нейтральные».

Повторю, что новая антропология ставит целью отобрать не только природную данность, но и лишить человека антропологического основания, на котором пока что строится сам социум. Очевидно, если у тебя нет «отца» и «матери», а есть «родитель», то и нет чувств и эмоций, с ними связанных. Отчуждение через слова постепенно, впрочем, довольно быстро, станет отчуждением биосоциальным. Напомню, что бывший шеф ФБР Дж. Эдгар Гувер придумал заменить заключенным в тюрьме Алькатрас, самой жуткой в то время, имена на номера, тем самым осуществив цифровизацию заключенных задолго до наступления цифровой эры. Человек без имени, человек-номер оказывался отчужденным от человеческой семантики и превращался в объект для пыток и экспериментов. Интересное совпадение — Алькатрас была открыта в 1934 г., что произошло в один год с немецким концлагерем Дахау.

Швейцарский профессор Клаус Шваб, основатель и глава (с 1971 г.) Всемирного экономического форума, проходящего в Давосе, инженер и экономист по образованию, несколько лет назад озвучил идею «четвертой индустриальной революции» [2]. Если вкратце, то речь идет о тех возможностях, которые нам дают сегодняшние технологии будь то в сфере коммуникации, медицине или биологии. Основная мысль К. Шваба состоит в следующем: человек как биосоциальное, историческое существо, жизнь которого во многом определялась его природными данными и социальной средой, перестал существовать. На его место пришел андроид — человекоподобный организм, который можно достраивать, улучшать, программировать и т.п. благодаря современным медицинским технологиям, генной инженерии и смежным дисциплинам. Так, К. Шваб пишет: «Синтетическая биология — следующий шаг. Это даст нам возможность настраивать организмы путем написания их ДНК <...> Возможность редактировать биологию (to edit biology) может быть применена практически к любой клетке, что позволит создавать генетически модифицированные растения или животных, а также модифицировать клетки взрослых организмов, включая людей» [3]. Далее К. Шваб ссылается на прогноз, сделанный его командой в 2015 г.: к 2025 году мир превратится в гиперсвязную конструкцию, находящуюся, как мы понимаем, под тотальным контролем единого центра.

Если человека в старом варианте более не существует и если его как растение или животное можно генетически и биологически настраивать (customize) по чьему-то усмотрению, то было бы непростительной наивностью полагать, что мир как гиперсвязная конструкция останется в классическом демократическом режиме, то есть будет управляться волей некоего мифического большинства. В своей последней книге о коронавирусе, которая называется «COVID-19: Большая перезагрузка» [4] (вышедшей почти одновременно с моей книгой по той же тематике [5]) К. Шваб и его соавтор Тьери Маллере, как бы анализируя последствия ковида, на самом деле, скорее, дают политикам инструктаж по скорейшей реструктуризации пандемического мира. COVID-19 нужно использовать как окно возможностей, а именно — чтобы политики и финансовая элита (первая группа) взяли под полный контроль общественность (вторая группа). Проблему авторы видят в разнице временного горизонта, определяющего жизнь этих групп. Далее они пишут: «Скорость шока и глубина боли, вызванные пандемией, не будут и не могут быть компенсированы с той же скоростью (mit der gleichen Geschwindigkeit) со стороны политики» [6]. А если так, и политика не в состоянии быстро стать терапией, то как минимум следует удерживать в своих руках то, что Шваб и Маллере называют «адаптивной системой» (adaptives system) — это сам ковид и все те социальные, политические, экономические и прочие эффекты, с ним связанные.

Из в целом верного посыла, что влияние коронавируса на социум во многом зависит от взаимодействия существующих институций — от научного сообщества, врачей и полиции до медиа — авторы делают вывод, вернее, прогноз, который должен обосновать «четвертую индустриальную революцию», но уже идеологически: «Единственное спасение от хаоса, боли и “черных лебедей” (по Н. Талебу) в техноглобализации и скором упразднении национальных государств. <...> если национальное государство и глобализация процветают, демократия несостоятельна. Если демократия и глобализация снова наберут обороты, национальному государству не будет места» [7].

Демократия сегодня — уже не политический строй, а инструмент дистанционного контроля различных групп риска (от зараженных коронавирусом до, как мы увидим ниже, «внутренних террористов» государства и пользователей соцсетей). В непредсказуемом мире, где классическая политика стала «квантовой» [8] , единственный способ эффективно управлять всей этой мировой сложностью — создание глобалистского центра власти, который будет, если продолжить эту метафору, «физиком», этаким политическим Нильсом Бором, задающим условия эксперимента.

Президентские выборы в США 2020 года отчетливо показали — политическая жизнь страны, даже такой значимой, как Америка, может быть достаточно легко переведена в режим борьбы с пандемией ради достижения определенной цели. Если существует некая группа риска, причем количество людей, в нее входящих, не имеет значения (при условии доступа у «принимающих решение» к инструментам контроля), то с ней можно поступить точно так же, как поступают с зараженными эпидемией: изолируют, смещают на периферию поля власти. Мало у кого из аналитиков или думающих людей вызывает сомнение, что результаты нынешних выборов в США были, мягко говоря, спорными. Согласно исследованиям, проведенным рядом крупных университетов, более половины республиканцев уверены, что Д. Трамп выиграл эти выборы, 70% не считают эти выборы «свободными и честными». Сам бывший президент США неоднократно говорил об имевших место фальсификациях, вбросах несуществующих голосов и т.п. Почти никто из политического истеблишмента, за исключением мэра Нью-Йорка Рудольфа Джулиани и некоторых журналистов из Fox News, не решился открыто заступиться за президента.

Тихо отсидеться предпочли почти все, включая вице-президента Майка Пенса, который 4 декабря все же признал «постыдным» расследование по импичменту, предпринятое демократами в Конгрессе. Последние подозревали Д. Трампа в том, что он специально задержал военную помощь Украине, требуя (вполне справедливо) провести расследование против Дж. Байдена и его сына Хантера, который в мае 2014 г. был назначен членом правления кипрского холдинга Burisma, добывавшего украинский газ. Дж. Байден, правда, неоднократно заявлял, что понятия не имел, чем занимался его сын, чем безусловно подтвердил «квантовый» характер современной политики.

То, что происходило позже, вплоть до самой инаугурации Дж. Байдена, лучше всего объясняется термином, который я ввел в оборот несколько лет назад — «новый фашизм», когда государство при помощи технологий может лишить вас социальной жизни, а сегодня это для многих не менее страшно, чем потеря жизни физической. Достаточно лишить вас работы и вычеркнуть из среды коммуникации, и вы перестаете существовать. Демократы обвинили Д. Трампа в подстрекательстве к мятежу, ему навсегда заблокировали Twitter, усмотрев в его последних постах «призывы к насилию»; для его сторонников с подачи Дж. Байдена теперь есть официальный термин: «внутренние террористы». Сейчас идет разговор о принятии закона против них, а демпартия обратилась к ФБР с просьбой об их внесении в базу тех, кому пожизненно запрещено пользоваться самолетом (эта база существует с момента 11/9).

Интернет-сервис Shopify заблокировал магазины Трампа, которые им пользовались; Paypal отключил аккаунт для сбора денег для общественных и политических инициатив Д. Трампа, многих его последователей забанили в соцсетях, включая Facebook. Сторонника Д. Трампа, радиоведущего Стива Бэнона раскритиковали за подкаст с Руди Джулиани, последовательным защитником бывшего президента.

Демпресса травила и обливала Д. Трампа ушатами лжи на протяжении всего его президентского срока; публиковали книги о его психическом нездоровье, неподконтрольном поведении и тому подобное, заимствуя и здесь кое-что важное из арсенала бывшего шефа КГБ Юрия Андропова — именно он ввел в широкую практику расправу над неугодными при помощи «психиатрических статей». Нэнси Пелоси, большая поклонница BLM, одна из первых вставшая на колени перед чернокожим населением Америки, неоднократно называла Д. Трампа «служанкой Кремля» и активно ратовала за его досрочное устранение. Буквально недавно в своем подкасте You and Me Both, Хилари Клинтон высказала идею, и судя по всему, она будет воплощена в той или иной мере, о необходимости создания комиссии по расследованию «русского следа» в штурме Капитолия. Ее гостья поддержала эту мысль: «Не знаю, — сказала Нэнси Пелоси, — что у В. Путина есть на Д. Трампа в политическом или финансовом плане, но ясно, что Путин хочет разрушить нашу американскую демократию, да и демократию во всем мире». Только что назначенный на пост госсекретаря США Энтони Блинкен, давний товарищ Дж. Байдена по работе в администрациях Билла Клинтона и Барака Обамы (в последней он занимал должность советника по национальной безопасности) уже выступил за расширение НАТО — очередной антитрампистский ход путем включения Грузии и оказания помощи Украине (неформальное ее включение в блок), чтобы «противостоять агрессии со стороны России», особенно после присоединения Крыма.

Лидер большинства в сенате, демократ Чак Шумер озвучил дату начала процесса по импичменту Трампа (который с 20 января находится в позиции off-duty) на 8 февраля 2021 г. Можно предположить, что скоро Д. Трамп станет официальным «русским шпионом», и на ближайшие четыре года работы хватит — нужно будет разоблачить русскую резидентуру во главе с этим «негодяем», затем «внутренних террористов», потом «сочувствующих» и т.д.

Блокировка аккаунта Д. Трампа в Twitter и его изгнание из прочих соцсетей — по сути, самый настоящий остракизм в греческом смысле слова [9], когда гражданина, чаще политика, выгоняли с территории полиса. Как в греческом полисе, выгнав Д. Трампа из социальных сетей, одновременно с угрозой импичмента демократы сделали все возможное, чтобы отобрать у него статус политического деятеля и практически низвести в ранг «внутреннего террориста» — национальной угрозы. Кроме того, не забудем, что эта мера идет вразрез Первой поправки к Конституции США, гарантирующей свободу слова.

Почему это произошло вполне понятно. Как я уже писал ранее, Д. Трамп начал революционный процесс «сверху», целью которого было подорвать глобалистскую парадигму «власти из единого центра». Как ни парадоксально может прозвучать, «трампистская революция» — это отклик на мюнхенскую речь В. Путина (осознанно или нет), и в этом не следует искать никакой «руки» Кремля.

Когда в 2016 г. американцы избрали Д. Трампа, они, по сути, заявили: мы более не верим правительству, мы не верим системе, мы хотим перемен. Сегодня система сказала американцам: нам наплевать, что вы хотите, все будет так, как хотим мы. Так, на выборах 2020 г. в США произошла реставрация, задача которой сводилась к одному единственному: вернуть системе status quo, вернуться к 2016 году, к условной победе Хилари Клинтон. Поскольку в американской политической культуре проигравший национальные выборы кандидат, как правило, больше не баллотируется в президенты (исключением в XX в. стал Ричард Никсон), то Дж. Байден — это призрак Х. Клинтон, мстящий за свой проигрыш. Крайне любопытно другое: победившие в холодной войне США на наших глазах превращаются в римейк СССР — в страну с номинальной свободой слова, с преследованием «расово и гендерно нетолерантных» интеллектуалов, да и просто граждан, страну, в которой выдавливается всякая альтернатива нынешней системе власти, обслуживающей новую антропологию.

Но есть одно важное отличие: при всем своем военном могуществе, послевоенный СССР (как и новая Россия) всегда находился в ситуации бейсбольного кэтчера — игрока, ловящего мяч, сидя на корточках. Послевоенная система была выстроена таким образом, что практически любая политическая инициатива исходила из США — они писали правила игры, которые меняли по ходу дела, если того требовала ситуация. Они же задавали семантику политического языка, который в СССР, как и в современной России, выучивали и использовали исключительно в качестве инструмента для обороны. Свое положение «питчера» Америка сохраняет и по сей день. Однако, как показали последние события, в метаполитическом плане, где роль играют не только определенные действия, как в политике per se, но и смыслы, заданные культурным кодом страны, она не смогла выжить без своего идеологического врага/alter ego — СССР, и как только представилась возможность, система создала его внутри себя самой.

Уникальность позиции Д. Трампа вне системы заключается в том, что он как раз и попытался изменить этот культурный код сначала под предлогом пандемии, переведя стрелки на Китай, а затем, если бы его не сместили с поста, зарыл бы его в песок. Доказательство моей гипотезе есть: плохо или хорошо Д. Трампу удалось разрешить конфликт с Северной Кореей, который мог иметь очень серьезные последствия; он чуть ли не единственный президент США в послевоенной истории, который не развязал ни одного военного конфликта. Если в 1966 г. президент Джонсон еще мог говорить о том, что «эта нация достаточна могущественна, общество достаточно здорово, а люди достаточно сильны, чтобы преследовать наши цели по всему миру [прежде всего имея в виду Вьетнам] и одновременно строить Великое общество у себя дома» [10], то спустя пятьдесят лет, в 2016 г., Д. Трамп не мог подписаться под этими словами. Он резонно отсек все до «...общество у себя дома», чем и вызвал экзистенциальный ужас у демократов, которых в первую и во вторую очередь интересует мир повсюду.

Именно эта смена кода никоим образом не устраивала систему. Демократы прекрасно понимают: успешное продвижение новой антропологии невозможно, если поменять культурный код, поддерживающий современный политический инструментарий. Дональд Трамп стал помехой, дьяволом, абсолютным злом, выступившим против системного «глобалистского добра». Этим и ничем иным объясняются обвинения Клинтон и Пелоси о связях Д. Трампа с Москвой. Дональд Трамп — враг, потому что подчиняется внешнему врагу; все, кто за него, тоже враги, поскольку не хотят превращаться в «новых людей».

Недавно американская школьница Елена Дьюк выставила в инстаграме фотографии своей матери, Терезы, принимавшей участие в штурме Капитолия 6 января 2020 г. На фото изображена женщина с разбитым в кровь лицом. Тереза пыталась вырвать телефон у полицейского, афроамериканки, которая снимала «захватчиков». Елена Дьюк написала в Twitter: «Ну что, мамуля, ты меня не пустила присоединиться к BLM, а сама-то хороша...». Под сдачу матери полиции Елена организовала сбор денег «себе на учебу», она хочет стать адвокатом; на 13 января 2021 г. она уже получила от сердобольных граждан 40 тыс. долл. Ее примеру последовал другой 18-летний американец Джексон Реффит, который сдал своего отца, также участвовавшего в событиях 6 января. При этом, как пишет New York Times, Реффит-младший информировал федералов о замыслах отца довольно задолго до его поездки в Вашингтон [11]. Как и Елена Дьюк, он начал в Интернете сбор денег на учебу и тоже в этом здорово преуспел.

Когда мы говорим о преступлениях советской власти, то создание условий, где дети сдают своих родителей властям, — одно из них. То, что в Америке или любой другой стране какой-то школьник может сдать свою мать или отца властям, не является столь уж шокирующим, хотя и крайне досадным фактом. Школьники часто бывают злобными и мстительными, и такие выпады можно было бы расценить как проявление бунта против старших. Шок в другом: сдав родителей властям, они тут же заработали на этом деньги, монетизировали то, что во все времена и даже в основании христианской цивилизации (предательство Иуды) считалось наиболее постыдным деянием. В считаные дни Реффит-младший получил 58 тыс. долл. от примерно 1800 донатов, Елена Дьюк и того больше. Следовательно, тысячи людей в США поддержали предательство детьми родителей не только материально, но и морально.

Проблема глубже, чем просто совершение аморального поступка. Дать деньги тому, кто сдал своих родителей — это не только наградить предательство, но и полностью уничтожить себя как индивидуальность. Такое могла бы (и часто делала) власть, но парадокс в том, что в данном случае это сделали сами люди, как бы по собственному желанию, которые таким образом идентифицировали себя с властью или даже заменили ее собой.

«Новый человек», по старинке называющий отца — «отцом», мать — «матерью», живущий в сети и от нее же получающий деньги, не должен опираться на мораль, которая сохраняет поле его индивидуальной свободы. Создание новой антропологии из единого центра власти, ее реализация в самых разных контекстах не столько политический, сколько цивилизационный проект. Его цель — политическое подчинение центру власти должно смениться на его принятие в качестве единственно возможного с точки зрения выживания самого человека. Причина попытки конвертировать власть из политического в антропологическое помимо прочего, а может и в первую очередь, состоит в том, что либерализм как политическая модель стала давать серьезные сбои. И отнюдь не только в экономике, для которой найдены довольно успешные решения в Китае, где частные компании, работающие по законам рынка со времен реформ Ден Сяопина, прежде всего приносят выгоду государству. Если в 1999 г. американский политолог Джеральд Сигал с незавидным простодушием мог писать, что Китай «второсортная держава, которая освоила искусство дипломатического театра» [12], то сегодня этого не сказал бы даже бывший госсекретарь США Майк Помпео, который в недавнем интервью The Daily Caller сравнил отношение Китая к Гонконгу (в плане нивелировки гражданских свобод) с политикой нацистской Германии в Европе. Чем дальше, тем с большей неохотой Китай готов мириться с ролью «мировой фабрики», и мало сомнений в том, что в обозримом будущем он захочет сам устанавливать правила игры и нормы морали.

Усилия, предпринятые Д. Трампом, заменить или как минимум обновить либеральную модель политическими средствами, не дали значимого результата из-за огромного сопротивления со стороны старой властной элиты, связанного с большими рисками потерять деньги и власть в случае успеха. Однако урок был выучен: чтобы сохранить власть, данная политическая модель должна быть выведена на иной уровень — антропологический. Иначе говоря, смена власти заключается не в ее передаче от одной партии другой, не от одного президента другому, что в США не имеет практически никакого значения, а в качественной перестройке самой этой власти. При этом формальный дизайн власти пока должен сохраняться in statu quo ante.

Сохранение единого центра власти — настолько важная задача, что не существует политических сценариев, которые бы не были развернуты ради ее решения. Так, незамедлительная поддержка, которую высказала администрация Дж. Байдена А. Навальному кроется не в стремлении продвигать демократию в России, а как можно в более быстрой смене российского политического строя. Кроме качественной перестройки власти, сделать это нужно еще и для того, чтобы, во-первых, заблокировать (условно) «трампистскую» революцию в России, первая фаза которой прошла относительно безболезненно в конце второго срока Путина, и, во-вторых, развести как можно дальше, а лучше столкнуть российский и китайский центры власти, несущие, с точки зрения атлантистов, угрозу интересам США.

Еще до- и в самом начале путинской эпохи, когда сам В. Путин был значительно отзывчивее на разного рода предложения западных партнеров, в качестве превентивных мер имели место две волны расширения НАТО на восток (в 1999 и 2004 гг.), когда в состав альянса вошли бывшие страны соцлагеря и Прибалтийские республики. Это было сделано несмотря на обещания, данные Михаилу Горбачеву Дж. Бушем-старшим, Гельмутом Колем и Маргарет Тэтчер, что этого не произойдет. Впрочем, обещания в политике очень часто похожи на фантики, не имеющие отношения к завернутым в них конфетам. В апреле 1997 г. госсекретарь США в администрации Клинтона Мадлен Олбрайт развернула один их таких фантиков: «Как вы знаете, Россия хотела бы заручиться нашими обязательствами относительно сферы развертывания ядерных и обычных вооружений на территории новых членов [НАТО]. Однако этот вопрос вне обсуждений. Все, что мы делали и будем делать — это закрепление политики НАТО в одностороннем порядке...». «Односторонним» этот порядок остается и по сей день: в 2009 г. к альянсу присоединились Албания и Хорватия, в 2017 г. — Черногория, в 2018 г. — Северная Македония, и сегодня в состав НАТО входят тридцать государств.

Как бы то ни было, не следует рассматривать НАТО, значение которого поставил под сомнение только Д. Трамп, как исключительно военную структуру, стоящую на страже демократических государств. НАТО — это сегодняшний «Рейнский союз» [13], подписанный 12 июля 1806 г. по инициативе и под давлением Наполеона Бонапарта, в который вошли около трех десятков государственных образований Европы. Члены Союза подчинялись Франции как в военном, так и в экономическом плане. Франции был необходим этот Союз (среди прочего) для континентальной блокады Англии, поводом чему послужил декрет Георга III от 16 мая 1806 г., принятого под нажимом министра и оппонента короля Чарлза Фокса (не поддержавшего, к слову, борьбу Америки за независимость,) когда Англия объявила о блокаде всех европейских портов на расстоянии от Эльбы до Бреста. Подобно созданной Наполеоном глобальной Европе с одинаковыми порядками и одним политическим вектором, атлантический союз — это легитимизация современной «Западной империи», ее идеологии и любых средств для продвижения последней. И как в свое время Наполеон, объявивший любого англичанина на территории государств Рейнского союза военопленным, сегодня можно объявить кого угодно «врагом демократии» и применить к нему соответствующие меры. У персональных санкций и прочего, что как бы служит борьбе с коррупционерами при российской власти, иные цели. Российские коррупционеры, по сути, мало кого интересуют, гораздо важнее — блокада «Восточной империи», куда входит, с точки зрения Запада, и Россия, и Китай. Кроме того, важно, чтобы последний не смог вырасти и на антропологическом уровне.

Только недавно американский адмирал Чарлз Ричард, который сегодня является командующим Стратегическими Вооруженными силами США (USSTRATCOM), в своей статье, вышедшей в журнале The U.S. Naval Institute, пересказанной The Washington Times, призвал США готовиться к возможному ядерному конфликту с Россией или Китаем. «Москва и Пекин, — по словам Ричарда, — в последние годы инвестировали в ядерный и стратегический потенциал, чтобы ограничить действия США, протестировать альянсы и обойти нас, включая использование ядерного оружия (escalate past us — to include nuclear use)». Далее адмирал отмечает в очень интересных для нас терминах, что Америка должна «принять вызов соперников, мыслящих глобально (thinking holistically) о ядерном сдерживании в XXI в.». Иными словами, мыслить глобально может (имеет право) только «Западная империя», обладающая для этого необходимым концептуальным аппаратом, задающая единый политический вектор и имеющая правильную модель человека. Для остальных региональных княжеств «Восточной империи», холистическое мышление запрещено. И если понадобится, этот запрет будет подтвержден силой ядерного оружия.

Рождающаяся новая антропология, COVID-19 и перспектива отмены или сильного ослабления национальных государств, которым сейчас вменяется неспособность противостоять таким вызовам, как пандемия или международный терроризм, проигрыш Д. Трампа и возвращение системе status quo, защита единого центра власти — элементы «Второй большой игры». Периодом ее максимального напряжения станет 2022 год, времени на подготовку осталось немного.

1. Напомню, что под Вестфальским миром понимают два соглашения: Мюнстерское — 15 мая 1648 г., и Оснабрюкское — 24 октября того же года. Подписанием этих соглашений закончилась Тридцатилетняя война. В Вестфале европейским странам удалось решить ряд старых конфликтов, как, например, уравнивание в правах католиков и протестантов и воплощение идеи суверенности отдельных стран. Кроме того, была узаконена конфискация церковных земель, проведенная до 1624 г. и, что очень важно, установлен принцип веротерпимости на всей территории Священной Римской империи.

2. Так он назвал свою книгу: Schwab K. Fourth Industrial Revolution. Geneva: World Economic Forum, 2016.

3. Schwab, K. Fourth Industrial Revolution. P. 23-24.

4. Schwab, K., Malleret, Th., Covid-19: Der Grosse Umbruch. Cologny: Weltwirtschaftsforum, 2020.

5. Недель, А. Covid-19: Люди и политика. СПб.: Алетейя, 2020.

6. Schwab, K., Malleret, Th., Covid-19: Der Grosse Umbruch. P. 26.

7. Ibid. P. 79.

8. Термин «Quantenpolitik» Шваб и Маллере заимствуют у президента Армении Армена Саркисяна.

9. В Афинах решение об этом принимало народное голосование с помощью остраконов (глиняных черепков), когда решали, кто наиболее опасен для государственного строя. Подвергнутый остракизму терял гражданский статус и свое имущество, он изгонялся из полиса в превентивных целях, часто как политический конкурент действующей власти. Изначально в Древних Афинах эта мера была изобретена для предотвращения тирании. Клисфен, один из отцов-основателей афинской демократии, проводя свои реформы (508–507 гг. до н. э.), передал право принимать такие решения экклесии (народному собранию) и разработал для этого специальные процедуры, такие как остракофория, на которой и принималось решение об остракизме. Участвовать в экклесии мог любой мужчина, достигший двадцатилетнего возраста. Среди подвергнутых этой процедуре было немало выдающихся людей: Аристид, Фемистокл, Кимон и др., так что бывший американский президент попал в хорошую компанию.

10. См.: Dallek R., Lyndon B. Johnson. Portrait of a President. Oxford: Oxford University Press, 2004. P. 233.

11. Как это объяснил сам американский Павлик Морозов: «I put my emotions behind me to do what I thought was right».

12. Sigal, G. Does China Matter? // Foreign Affairs, September/October, 1999.

13. В 1808 году Рейнский союз достигает своего географического максимума: он включал четыре королевства, восемнадцать герцогств, семнадцать княжеств, ганзейские города.


Оценить статью
(Голосов: 26, Рейтинг: 4.08)
 (26 голосов)
Поделиться статьей
Бизнесу
Исследователям
Учащимся