Чего ждать в европейской политике, когда НАТО «в коме», а Берлин в ступоре?

Может ли Германия в современных условиях и в свете опыта последних десятилетий примирить свой статус ведущей европейской державы с приверженностью атлантической солидарности. Смотрится это проблематично. Тем более, что Трамп и Брекзит знаменуют возобновление исторической биполярности Запада англосаксы — немцы/континентальная Европа, но уже не на путях войны, а в рамках соревнования двух систем социально-экономического развития — жесткой неолиберальной и социальным государством. В истории Россия дважды выступала на стороне англо-американцев. Не вижу, почему мы не должны выступить на стороне Европы в этот раз, обеспечив ей необходимую торгово-экономическую стратегическую глубину своим неисчерпаемым потенциалом развития, да еще когда на горизонте рецессия.

Но для этого немцы должны сделать выбор, который нынешняя элита, как правило, не знавшая ничего кроме «однополярного момента», упорно не хочет сделать. Нам говорят, что через пару–тройку месяцев Берлин выступит со своим видением европейской политики ЕС в ответ на публичные демарши Э. Макрона, который вполне оправданно взял на себя инициативу в деле автономизации Европы в рамках западного альянса и нормализации с Москвой. Что это будет? Пока нет оснований надеяться, что это будет радикальный разрыв с прошлым, скорее то, что англичане называют fudge, то есть убогая попытка уйти от решения вопроса. Об этом говорит и политика Берлина в еврозоне, которую германские эксперты называют «Четвертым, экономическим рейхом» или «случайной империей», которая может обрести устойчивость только на путях решительного укрепления европейской интеграции, за которую надо платить немцам. Во Франции справедливо полагают, что без немцев ничего нельзя сделать в Европе и что пока Берлин находится в состоянии паралича/ступора.

Мне всегда хотелось задать немцам вопрос: почему Берлин, благодарный Москве за повторное воссоединение Германии, не выставил американцам приглашение России в НАТО в качестве условия своего продолжающегося членства в Альянсе? Ведь это было бы так логично, особенно если германские элиты были (и остаются!) привержены послевоенной привычке внеисторического существования, существования в тепличных условиях холодной войны и под крылом американцев, отказываясь от самостоятельной роли в глобальной и европейской политике и от самого права (и обязанности) на историческое творчество.

Можно понять непростые отношения немцев с клячей-историей. Стремлением её загнать на путях милитаризма, нацизма и в конечном счете войны характеризуется весь опыт самостоятельного существования объединенной Бисмарком Германии вплоть до 1945 года. Но ведь «конец истории» — это иллюзия, и зачем доводить себя до самообмана, причем упорствовать в этом отрицании реальности (living in denial) вопреки все более очевидным фактам? Что как не это стоит за откровенно и беспрецедентно враждебной политикой официального Берлина по отношению к России: мы виноваты в том, что у немцев уже не получается жить в своем внеисторическом коконе и надо вылезать на свет Божий? И как это сочетается с тем справедливым утверждением, прозвучавшим здесь (на германо-российско-французском триалоге на тему «Архитектура коллективной безопасности в Европе: осмысление новых реалий», проводившемся Общественной палатой в сотрудничестве с Фондом К. Аденауэра в Москве 12 ноября 2019 г.), о том, что немцы несут особую ответственность за состояние отношений России с Европой?

Ведь поступи немцы столь принципиально, не было бы никаких недоразумений в отношениях России с Западом в последние 25 лет в порядке симуляции оригинала холодной войны. Одно дело отмечать падение Берлинской стены, другое — нести ответственность за те решения, которые были приняты Западом впоследствии и не могли быть приняты без участия немцев. Россия была их получателем. Здесь цитировалось высказывание Е.М. Примакова о том, как в 1996 году ему был заявлен американскими представителями следующий график расширения НАТО: через 10 лет — восточноевропейские страны, через 25 — Украина и через 50 — Россия. Отдельный вопрос — откуда такая вера в свою способность предвидения. Но очевидно, что поступи Запад иначе, Украина и то, кто является её президентом, не имело бы столь гипертрофированного значения для всей европейской политики. Если Берлин подписался под этим графиком, то почему бы об этом не сказать открыто (было же это сказано Примакову!), в том числе собственному электорату?

Александр Крамаренко:
Веймар 2.0 и Россия

Дело доходит до абсурда, когда представители нынешнего, явно порядком уставшего правительства начинают рассуждать об обороне Европы (понятно, что от России — от кого же еще!) и роли Берлина в ядерном планировании НАТО. Мало того, что последнее является нарушением положений ДНЯО, о чем Москва не перестает напоминать Альянсу и его членам. Дело еще и в том, что обладание ядерным оружием Великобританией и Францией, хотя и в разной степени, является проявлением политики идентичности бывших великих держав. Той самой политики, которую предают анафеме на каждом углу западные элиты. И что тогда надо ждать от Евросоюза, где на смену Ж.-К. Юнкеру Берлин продвинул У. фон дер Ляйен, бывшего министра обороны, которая выступает за диалог с Москвой «с позиции сплоченности и силы»? Склонность к дисциплине не раз подводила немцев и она не имела особых гендерных различий. Но сейчас дисциплину для немцев в западном альянсе устанавливают не национальные лидеры, а американцы. Любопытно и то, что нет независимых политологических мнений немцев в отсутствие внятной позиции правительства.

Когда, как прозвучало здесь, нам говорят, что трансатлантическая связка, «исторически гарантировавшая Германии свободу и независимость» (Россия тут была ни при чем?), является постоянной величиной международного позиционирования современной Германии и её европейской политики, то возникает к немцам целый ряд вопросов, которых накопилось немало и на которые за них никто не ответит. К примеру, если европейские элиты при любой возможности клянут Трампа (хотя чем Трамп хуже того же типичного представителя вашингтонского внешнеполитического истеблишмента П. Вулфовица с его доктриной консервации «однополярного момента» от 1992 года?) как угрозу западным либеральным ценностям, то, может быть, воспользоваться моментом, чтобы выйти из-под опеки Америки Трампа? Стратегия национальной безопасности нынешней администрации в рамках своей «транзакционной» дипломатии отводит ВПК роль инструмента реиндустриализации Америки. Одновременно, в рамках видения «мира сильных суверенных и независимых государств, конкурирующих/соперничающих между собой», Вашингтон обвиняет Берлин в манипулировании своей валютой в форме еврозоны. Значит, взят курс на разрушение ЕС/еврозоны как европейской «крепости» конкурента. Надо ли немцам выкладывать дополнительные средства на оборону в рамках такой конкуренции?

Вопрос в конечном счете сводится к тому, может ли Германия в современных условиях и в свете опыта последних десятилетий примирить свой статус ведущей европейской державы с приверженностью атлантической солидарности. Смотрится это проблематично. Тем более, что Трамп и Брекзит знаменуют возобновление исторической биполярности Запада англосаксы — немцы/континентальная Европа, но уже не на путях войны, а в рамках соревнования двух систем социально-экономического развития — жесткой неолиберальной и социальным государством. В истории Россия дважды выступала на стороне англо-американцев. Не вижу, почему мы не должны выступить на стороне Европы в этот раз, обеспечив ей необходимую торгово-экономическую стратегическую глубину своим неисчерпаемым потенциалом развития, да еще когда на горизонте рецессия.

Но для этого немцы должны сделать выбор, который нынешняя элита, как правило, не знавшая ничего кроме «однополярного момента», упорно не хочет сделать. Нам говорят, что через пару–тройку месяцев Берлин выступит со своим видением европейской политики ЕС в ответ на публичные демарши Э. Макрона, который вполне оправданно взял на себя инициативу в деле автономизации Европы в рамках западного альянса и нормализации с Москвой. Что это будет? Пока нет оснований надеяться, что это будет радикальный разрыв с прошлым, скорее то, что англичане называют fudge, то есть убогая попытка уйти от решения вопроса. Об этом говорит и политика Берлина в еврозоне, которую германские эксперты называют «Четвертым, экономическим рейхом» или «случайной империей», которая может обрести устойчивость только на путях решительного укрепления европейской интеграции, за которую надо платить немцам. Во Франции справедливо полагают, что без немцев ничего нельзя сделать в Европе и что пока Берлин находится в состоянии паралича/ступора.

Александр Крамаренко:
Политическое единство Европы – утопия или все-таки будущее?

Хотя нет вины России в том, что по окончании холодной войны были приняты фундаментально порочные решения и все её идейно-институциональное наследие было искусственно перенесено в новую эпоху, XXI век, мы согласны с тем, что выходить из сложившегося тупика надо совместными усилиями. Бесполезно говорить о будущем, раз мы еще не обрели настоящего, а живем в тени прошлого. Бессмысленно ссылаться на мнение Бисмарка о том, что между Германией и Россией нет неразрешимых разногласий. В двустороннем плане да, но у нас было фундаментальное геополитическое разногласие: мы не могли согласиться на германское доминирование в Европе и потому пришли на помощь Франции в 1875 году и затем в двух мировых войнах.

Джордж Фридман вслед за Зб. Бжезинским пишет о том, что нельзя допустить германо-российского альянса — нового Рапалло. Но, может быть, время для него пришло, и немцам не надо принимать решение ночью в пижамах, как это было в 1922 году, если речь идет об основе восстановления политического единства Европы. Россия сделала для этого все, что могла, на Венском конгрессе 1815 года. Париж и Лондон разрушили тогдашнее единство/равновесие Европы Крымской войной и Парижским миром, и с тех пор на континенте не было открытой, инклюзивной системы коллективной безопасности. Неужели надо ждать исполнения пророчества в виде американского графика расширения НАТО? По всем меркам, особенно ввиду ускорения, свойственного нынешнему эндшпилю ситуации после окончания холодной войны, вряд ли мы так протянем еще 25 лет. Может, просить американцев скостить Европе срок?