Распечатать
Оценить статью
(Голосов: 18, Рейтинг: 4.83)
 (18 голосов)
Поделиться статьей
Глеб Торопчин

К.и.н., заместитель декана по научной работе, факультет гуманитарного образования НГТУ; доцент, Институт социально-гуманитарных наук ТюмГУ

В относительно свежей статье премьер-министра Сингапура Ли Сяньлуна «Азиатский век в опасности» многие специалисты-международники разглядели негативный прогноз касательно будущего «столетия АТР», которое, по самым пессимистичным оценкам, грозит закончиться, так и не начавшись. Подобную мысль можно было услышать на полях многочисленных Zoom-конференций и вебинаров, на которые 2020 год оказался неожиданно богат.

По мнению некоторых аналитиков, на развитие международных отношений в ближайшие годы будут влиять два важнейших фактора: последствия коронавирусной пандемии и американо-китайское противостояние. Воздействие этих аспектов на Азиатско-Тихоокеанский регион представляется столь же ощутимым, что и на глобальном уровне. Изначально именно АТР стал очагом зарождающейся пандемии, а объекты разногласий Вашингтона и Пекина во многом находятся в регионе.

Азиатско-Тихоокеанский регион становится эпицентром столкновения американских и китайских интересов в самых разных сферах — от торгово-экономической до военно-политической, что лишний раз подчёркивает важность этой части мирового пространства. «Концерт» Пекина и Вашингтона напоминает гегелевский тезис о единстве и борьбе противоположностей. Противостояние отнюдь не ограничивается торговой войной и выходит на идеологический уровень.

Даже если абстрагироваться от противостояния крупных игроков, стоит признать, что стрессоустойчивость региона в целом зависит в немалой степени от устойчивости «средних держав», которых в АТР достаточно (вспомнить хотя бы Японию или Австралию). С одной стороны, эти страны принимают участие в американских инициативах ИТР. Несмотря на вынужденный отказ от ряда запланированных военно-морских учений в регионе, идея Индо-Тихоокеанского партнёрства не уходит из внешнеполитического дискурса стран «четырёхугольника». Более того, Индия открыто планирует пригласить Канберру впервые принять участие в учениях «Малабар». С другой же стороны, для политики указанных стран (в том числе и в области безопасности) на современном этапе характерно стремление к известной автономности. В качестве примера можно привести планы по проведению в Японии референдума об отмене IX статьи Конституции, «стратегический поворот» Австралии с планами по увеличению оборонного бюджета и намерением вооружиться ракетами большой дальности. В то же время малые державы (тот же Сингапур) открыто заявляют о нежелании занимать чью-либо сторону в нарастающем конфликте.

Финансово-экономический кризис 1998 г., который традиционно называют «азиатским», не отменил «век Азии». Вопреки заявлениям скептиков, нет и оснований полагать, что пандемия COVID-19 и китайско-американская торговая война автоматически означают лишение АТР статуса центра торгово-экономической и деловой активности. Ситуация показывает, что Азиатско-Тихоокеанский регион обладает достаточно высоким запасом прочности, благодаря устойчивости и инициативности средних держав, активности и независимости отдельных малых держав. Это даёт региону возможность относительно успешно справляться с последствиями пандемии и искать пути преодоления зависимости от американо-китайских противоречий.

Для России же остаётся открытым и актуальным вопрос о способах включения в пересмотренную конфигурацию азиатско-тихоокеанского порядка. Проект Индо-Тихоокеанского региона, по мнению его американских идеологов, не предполагает инклюзивного характера. Многое будет зависеть от китайского видения региона, предложенных Пекином альтернатив регионального развития. Необходимы объективная оценка ресурсов и своевременное принятие решений, чтобы не остаться на периферии глобального региона.

В относительно свежей статье премьер-министра Сингапура Ли Сяньлуна «Азиатский век в опасности» многие специалисты-международники разглядели негативный прогноз касательно будущего «столетия АТР», которое, по самым пессимистичным оценкам, грозит закончиться, так и не начавшись. Подобную мысль можно было услышать на полях многочисленных Zoom-конференций и вебинаров, на которые 2020 год оказался неожиданно богат.

По мнению некоторых аналитиков, на развитие международных отношений в ближайшие годы будут влиять два важнейших фактора: последствия коронавирусной пандемии и американо-китайское противостояние. Воздействие этих аспектов на Азиатско-Тихоокеанский регион представляется столь же ощутимым, что и на глобальном уровне. Изначально именно АТР стал очагом зарождающейся пандемии, а объекты разногласий Вашингтона и Пекина во многом находятся в регионе.

«Стрессоустойчивость» в международных отношениях

Для проведения политологического анализа нынешней мировой ситуации специалисты уже применяли самую разную методологию. Достаточно вспомнить в этой связи теорию «чёрных лебедей». Отдельные комментаторы пользовались другой метафорой из области зоологии — «серый носорог».

«Устойчивость», о которой в настоящей публикации пойдёт речь, в русском языке имеет достаточно много значений. Для начала определимся, что следует понимать под столь общим на первый взгляд понятием, по крайней мере, в данной работе. В англоязычном дискурсе есть ряд терминов, которые могут использоваться в значении «устойчивость». «Устойчивость» как stability часто определяется как состояние, противоположное нестабильности, неопределённости, хаотичности. «Устойчивость» в значении sustainability подразумевает самовоспроизводящийся характер системы, что наводит на мысли об определённых аналогиях между политическим регионом и таким термином из экологии, как «биом». Наконец, выделяют resilience, которое во избежание двусмысленностей и разночтений в русскоязычной практике принято именовать «стрессоустойчивостью». Данный термин определяется как способность системы выдерживать серьёзные испытания и нагрузки. Интересно, что невозможность предсказания угроз является важной составляющей этой концепции.

Рассматриваемое понятие используется в различных дисциплинах и приобретает всё большее значение в регионоведческих и страноведческих исследованиях последних лет. Его можно применять как к политическим режимам, так и к целым регионам. В политологии данный концепт уже экстраполировался на отдельные регионы мира. Представляется, что лучше всего он апробирован на европейском материале. Впрочем, это может быть связано с высокой степенью интеграции в Европе, в отличие от того же АТР.

Divided we stand?

Несомненно, текущая эпидемиологическая ситуация в глобальном масштабе обнажила глубокие системные проблемы, к быстрому решению которых человечество оказалось попросту не готово. Нескончаемый поток аналитических публикаций по теме также свидетельствует о том, что мировое экспертное сообщество всё ещё находится в стадии активного осмысления текущих событий. В попытках описать хаотичность происходящего политологи прибегают к парадоксальному словосочетанию «мировой беспорядок». Воздержавшись от повторения очевидных тезисов, ограничимся кратким рассмотрением того, как страны региона отреагировали на пандемию.

Казалось бы, азиатские страны, находящиеся в непосредственной близости к Китаю, должны были сильнее всего пострадать от начавшейся пандемии. Тем не менее практически все без исключения страны, перечисленные в материале Time, посвящённом «лучшим практикам» по преодолению ситуации, относятся к рассматриваемому пространству. Стремительно развивающийся Вьетнам, граничащий с КНР, стал едва ли не образцово-показательной страной с точки зрения слаженности действий в период роста заболеваемости. Южнокорейский опыт массового сбора анализов изучали и впоследствии внедряли многие государства. Тайвань, вопреки распространённым заблуждениям, имеющий тесные экономические связи с континентальным Китаем, сумел сдержать распространение заболевания. Число заболевших вирусом на густонаселённом острове на момент написания работы не превысило 500 человек (впрочем, это лишь обострило противоречия, связанные со статусом территории в ВОЗ). Новая Зеландия, один из инициаторов азиатско-тихоокеанской интеграции, совсем недавно объявила себя страной, свободной от заражений. Увы, идиллия продлилась недолго, но и по сей день ежедневный прирост случаев COVID-19 в Аотеароа ограничивается единицами.

Практика показала, что использование жёсткого административного ресурса, что столь характерно для азиатских политических систем (несмотря на демократические традиции, присущие отдельным странам), позволило большинству государств региона минимизировать людские потери от пандемии, таким образом показав, что они обладают определённым запасом прочности. Опыт борьбы с предыдущими эпидемиями, пусть и не столь масштабными, также оказался существенным подспорьем для стран Большой Восточной Азии. Кроме того, АТР зачастую определяют как регион с ярко выраженной морской составляющей: действительно, значительная часть государств макрорегиона расположена на крупных и малых островах. Этот географический фактор также сыграл свою роль в замедлении распространения пандемии, что и доказывает пример Новой Зеландии. Разумеется, статистические выкладки по Азии выглядят впечатляюще на фоне Европы и обеих Америк.

Конечно, преждевременно говорить об окончательном характере подобных умозаключений: положение дел зависит от весьма зыбких внешних факторов. Даже краткосрочные прогнозы в условиях беспрецедентной волатильности ситуации следует воспринимать критически. Азиатские страны готовятся ко «второй волне», а где-то уже её переживают: недавно побил собственный апрельский антирекорд по случаям заражения Токио. Характерные вспышки были отмечены в последние недели в отдельных штатах Австралии. Впрочем, уже встречаются мнения об успешном сдерживании «второй волны» отдельными странами региона (в частности, это относится к Республике Корея).

Следует оговориться, что испытание коронавирусной пандемией не возвысило АТР над другими регионами. Безусловно, события 2020 г. негативно скажутся на перспективах интеграции в этой части света. Вряд ли технологии позволят компенсировать столь длительный перерыв, например, во встречах АСЕАН на министерском уровне в условиях важности личных контактов в азиатских деловых культурах. В этом отношении пострадали все «дорожки» дипломатии — от первой, которая реализуется в формате масштабного ежегодного мероприятия Shangri-La, до третьей, к которой относятся, помимо прочего, межвузовские обмены. Показательно, что при упрочнении позиций некоторых центров силы пандемия обнаружила определённый кризис многосторонних форматов. Это утверждение иллюстрирует россыпь конфликтов вокруг ВОЗ, один из которых связан с Тайванем, а другой — с выходом США из этой организации. Остаётся открытым вопрос и о влиянии ситуации на ведущий принцип организации интеграционных процессов в регионе — инклюзивность. Но тот факт, что интеграция в АТР находится на менее высокой ступени, нежели, скажем, в Европе, позволяет сделать вывод о том, что возможный откат в этом отношении окажется для региона менее болезненным.

«Азиатский век» как осознанная необходимость

Что касается программной работы сингапурского лидера, упомянутой в начале настоящей статьи, важно предостеречь от слишком буквальной её трактовки. Вряд ли стоит расценивать публикацию Ли Сяньлуна как алармистскую. Она, скорее, представляет собой анализ объективных проблем и макротрендов, с которыми предстоит столкнуться не только Азии, но и другим мировым регионам в ближайшие десятилетия.

Экспертное сообщество находится в терминологическом поиске в том, что касается конфигурации мира будущего. В определённой степени уже были апробированы различные словосочетания: «новая биполярность», «противостояние великих держав» и даже «новая холодная война». Интересно, что последний термин приписывают своим оппонентам различные эксперты: индийские — китайским, китайские — американским. Недавнюю речь М. Помпео называют началом холодной войны (пусть и с вопросительным знаком) и отечественные специалисты, что даёт почву для сравнения этого выступления с Фултонской речью У. Черчилля 1946 г. В то же время, прославленный американский международник Дж. Най-мл. возражает против такого упрощения.

Как бы то ни было, Азиатско-Тихоокеанский регион становится эпицентром столкновения американских и китайских интересов в самых разных сферах — от торгово-экономической до военно-политической, что лишний раз подчёркивает важность этой части мирового пространства. «Концерт» Пекина и Вашингтона напоминает гегелевский тезис о единстве и борьбе противоположностей. Противостояние отнюдь не ограничивается торговой войной и выходит на идеологический уровень, о чем, например, было заявлено на одном из мероприятий Центра стратегических и международных исследований (CSIS). Кроме того, идея «свободной и открытой Индо-Пацифики», на которую сместился фокус политики США после их выхода из ТПП, неизбежно вступает в конфронтацию с комплексом торгово-инфраструктурных проектов, объединённых названием «Один пояс — один путь». Может сложиться впечатление, что оптимистичные прогнозы относительно будущего американо-китайских отношений представляются чуть ли не маргинальными. Однако слишком тесное переплетение цепочек поставок и других экономических связей не позволяет двум странам быстро разорвать отношения при растущих противоречиях. Отсюда и попытки решить вопросы дипломатическими средствами с подписанием 15 января 2020 г. соглашения, ознаменовавшего первую фазу торговой сделки между двумя державами.

Даже если абстрагироваться от противостояния крупных игроков, стоит признать, что стрессоустойчивость региона в целом зависит в немалой степени от устойчивости «средних держав», которых в АТР достаточно (вспомнить хотя бы Японию или Австралию). С одной стороны, эти страны принимают участие в американских инициативах ИТР. Несмотря на вынужденный отказ от ряда запланированных военно-морских учений в регионе, идея Индо-Тихоокеанского партнёрства не уходит из внешнеполитического дискурса стран «четырёхугольника». Более того, Индия открыто планирует пригласить Канберру впервые принять участие в учениях «Малабар». С другой же стороны, для политики указанных стран (в том числе и в области безопасности) на современном этапе характерно стремление к известной автономности. В качестве примера можно привести планы по проведению в Японии референдума об отмене ст. IX Конституции, «стратегический поворот» Австралии с планами по увеличению оборонного бюджета и намерением вооружиться ракетами большой дальности. В то же время, малые державы (тот же Сингапур), в свою очередь, открыто заявляют о нежелании занимать чью-либо сторону в нарастающем конфликте.

Финансово-экономический кризис 1998 г., который традиционно называют «азиатским», не отменил «век Азии». Вопреки заявлениям скептиков, нет и оснований полагать, что пандемия COVID-19 и китайско-американская торговая война автоматически означают лишение АТР статуса центра торгово-экономической и деловой активности. Ситуация показывает, что Азиатско-Тихоокеанский регион обладает достаточно высоким запасом прочности благодаря устойчивости и инициативности средних держав, активности и независимости отдельных малых держав. Это даёт региону возможность относительно успешно справляться с последствиями пандемии и искать пути преодоления зависимости от американо-китайских противоречий.

Для России же остаётся открытым и актуальным вопрос о способах включения в пересмотренную конфигурацию азиатско-тихоокеанского порядка. Проект Индо-Тихоокеанского региона, по мнению его американских идеологов, не предполагает инклюзивного характера. Многое будет зависеть от китайского видения региона, предложенных Пекином альтернатив регионального развития. Необходимы объективная оценка ресурсов и своевременное принятие решений, чтобы не остаться на периферии глобального региона.

Оценить статью
(Голосов: 18, Рейтинг: 4.83)
 (18 голосов)
Поделиться статьей
Бизнесу
Исследователям
Учащимся