Военная многополярность в Южно-Китайском море

Ситуация в Южно-Китайском море развивается стремительно. Вместе с тем нельзя однозначно утверждать, что территориальные споры Китая и стран АСЕАН, а также региональное соперничество Пекина и Вашингтона закончатся военным столкновением. Государства Юго-Восточной Азии, несмотря на расширение американского военного и политического присутствия, все больше ориентируются на экономическое взаимодействие с КНР. Соединенные Штаты, обладающие общим превосходством, также не решаются на крайние меры. В связи с этим возникает ситуация стратегической неопределенности относительно будущего региона.

Ситуация в Южно-Китайском море развивается стремительно. Вместе с тем нельзя однозначно утверждать, что территориальные споры Китая и стран АСЕАН, а также региональное соперничество Пекина и Вашингтона закончатся военным столкновением. Государства Юго-Восточной Азии, несмотря на расширение американского военного и политического присутствия, все больше ориентируются на экономическое взаимодействие с КНР. Соединенные Штаты, обладающие общим превосходством, также не решаются на крайние меры. В связи с этим возникает ситуация стратегической неопределенности относительно будущего региона.

Южно-Китайское море быстрыми темпами становится ареной американо-китайского противостояния. Данный район фактически соединяет Африканский Рог с Японским морем, поэтому контроль над ним дает доступ ко всему «римланду» Восточного полушария [1]. Несмотря на отсутствие у него прямых интересов, Вашингтон неоднократно выражал намерение твердо защищать позиции стран АСЕАН в «морских дебатах» с КНР. В частности, американцы резко выступают против действий китайцев по укреплению берегов и строительства инфраструктуры на спорных островах [2]. Если отталкиваться от определения, предложенного Ж.-М. Бланшаром, то ситуация в Южно-Китайском море весьма характерна для «подростковых» государств. Такие государства отличаются быстрыми темпами роста, размытой идентичностью и недостаточно зрелым политическим поведением с явным «максималистским» стремлением расширить сферы влияния и повысить статус [3]. Речь идет не только о Китае. Вьетнаму, Филиппинам и некоторым другим государствам ЮВА также свойственны несдержанность и амбициозность.

Несмотря на рост напряженности в Южно-Китайском море, вероятность возникновения здесь крупного вооруженного конфликта крайне невысока. Вашингтон неоднократно заявлял о неготовности к вмешательству военным путем [4]. Исследователь Роберт Каплан полагает, что в районе Южно-Китайского моря сложилась ситуация «военной многополярности», когда ни один из игроков не располагает подавляющей силой для установления полного контроля. При этом претендующие на влияние государства не готовы проводить сухопутные операции, которые чреваты значительными жертвами, а намерены опираться на концепцию «морской силы» А. Мэхэна, не предусматривающую прямых масштабных столкновений [5].

stasiareport.com / MARK CHEONG
Василий Кашин:
Диалог Шангри-Ла и проблема Южно-
Китайского моря

Если Китай собирается использовать военную силу для отстаивания своих территориальных претензий в Южно-Китайском море, его потенциал будет превосходить потенциалы региональных государств. Вместе с тем ситуация будет выглядеть иначе, если для защиты интересов своих союзников в нее вмешаются США — с объединенными силами Китай пока не в состоянии справиться. Представляется, что АСЕАН интересна Пекину как экономический союзник, а не как военный противник, поэтому ему придется превозмочь «подростковое» поведение. При этом действия КНР вполне укладываются в логику «регионального гегемона», который в условиях анархичности международной системы склонен максимизировать долю могущества [6]. Поэтому наряду с переговорами с Соединенными Штатами и странами АСЕАН, интенсификацией экономических связей Пекин будет делать ставку на строительство океанского флота, совершенствование ракет и самолетов, развертывание новых видов вооружений.

Президент Филиппин Бенигно Акино как-то сравнил современную китайскую позицию в конфликте в Южно-Китайском море с притязаниями Гитлера на часть чешской территории в 1938 г. Вообще государства ЮВА, которые также походят на «подростковые», ведут себя достаточно активно, особенно при поддержке ВМС США. Однако экономические выгоды от сотрудничества с Китаем могут сдержать часть из них и побудить пойти на уступки. В 2015 г. объем торговли между КНР и странами АСЕАН ожидается на уровне 500 млрд долл., что тождественно американо-китайскому товарообороту. В связи с этим формирование единого антикитайского фронта в ЮВА имеет достаточно сомнительную перспективу.

Ситуация усугубляется появлением нового потенциального «регионального гегемона» — Австралии. Хью Уайт уверен, что Канберра заинтересована в сохранении статус-кво — в развитии торгово-экономических связей с Китаем и упрочении американского военно-политического присутствия. Однако в условиях неуклонного роста китайского военного и экономического потенциала и его ориентации на Юг США могут утратить роль «гаранта стабильности». Поэтому Австралии необходимо будет усиливать свою военную составляющую и увеличивать удельный вес в политике и экономике ЮВА [7]. Вместе с тем соглашение о свободной торговле, недавно подписанное Пекином и Канберрой, ставит перед последней нелегкий вопрос: стоит ли рисковать оборотом в 160 млрд долл. ради призрачных геостратегических интересов? (1, 2)

Китайские моря — Китаю

Reuters / Pixstream
Сальваторе Бабонес:
Азиатско-Тихоокеанский регион стабильнее,
чем принято считать

Под влиянием масштабных экономических реформ и необходимости защиты национальных интересов КНР с конца 1980-х годов пытается создать свой «флот открытого моря» — военно-морские силы, способные действовать на океанских просторах. При совершенствовании потенциала ВМС Народно-освободительной армии Китая (НОАК) Пекин делает ставку на асимметричную стратегию ограничения доступа к определенным территориям (anti-access/area denial): разрабатываются противокорабельные баллистические ракеты, многоцелевые субмарины, многофункциональные системы боевого управления на принципе C4ISR [8], крылатые ракеты воздушного, морского и берегового базирования, корабельные средства ПВО и ПРО. По мере снижения агрессивности в отношениях между материком и Тайванем, а также смещения акцентов в тихоокеанской стратегии Вашингтона в военно-морской деятельности Пекина появляются иные приоритеты.

Больше кораблей, хороших и разных

Наиболее мощным в составе ВМС НОАК является Южный флот, в который также входят две бригады морской пехоты [9].

Основу флота составят современные эскадренные миноносцы с управляемым ракетным оружием (УРО), оснащенные интегрированной электронной системой обнаружения и управления оружием по образцу американской системы «Иджис». Такие корабли уже начали входить в состав флота. Они могут выполнять весь спектр задач по борьбе с воздушным и надводным противником, функции корабля управления в ударных группах, однако их главная задача — дальняя ПВО. Строятся также перспективные эсминцы проекта 052D с усиленными возможностями по борьбе с воздушным противником и унифицированными ракетными установками, позволяющими загружать крылатые ракеты «корабль–берег». Новый эсминец «проект 55», планируемый к постройке к 2020 г., будет еще более совершенным с технической точки зрения.

ВМС НОАК пока обладают недостаточным количеством кораблей противолодочных сил, что планируется исправить к 2020 г., когда в строю будет более 30 кораблей класса «фрегат» новых типов.

Наибольшая неопределенность и максимальная завеса тайны сохраняются вокруг подводного флота ВМС НОАК, особенно его атомной составляющей. По современным оценкам, речь идет о двух лодках, постоянно находящихся в патруле. К 2020 г. число подводных лодок с баллистическими ракетами (ПЛАРБ) в составе ВМС НОАК, по американским данным, может быть доведено до восьми. По некоторым сведениям, в Китае также разрабатывается ПЛАРБ нового поколения проекта 096 с 16 ракетами, первая из которых может вступить в строй в 2020 г. Морской компонент стратегических ядерных сил (СЯС) может стать ключевым элементом стратегии «передовых океанских рубежей обороны» [10].

Многоцелевые атомные подводные лодки предназначены для уничтожения вражеских ПЛАРБ, нападения на авианосные ударные группы и соединения кораблей противника, а также для нанесения ударов по наземным целям. В 2010 г. новых АПЛ насчитывалось до четырех единиц, однако уровень технологической готовности кораблей неизвестен [11]. По оценкам Министерства обороны США, на боевом дежурстве находятся две лодки, к 2020 г. планируется довести их численность до шести. При этом, вероятно, начиная с третьего корабля АПЛ строятся по усовершенствованному проекту 095 и могут нести ударное оружие.

КНР уделяет большое внимание дизельным подводным лодкам (ДПЛ), способным эффективно действовать в прибрежных водах. По имеющимся данным, в составе ВМС НОАК находятся до 56 ДПЛ. К 2020 г. должно быть развернуто порядка 78 лодок в основном новых типов [1].

ynfpublishers.com
Андрей Губин:
Австралия как «средняя держава»: военно-
стратегическое измерение

Растут и возможности ВМС по доставке и высадке десанта. В 2008 г. был введен в строй десантно-высадочный корабль-док (ДВКД) проекта 071. Сегодня таких кораблей в ВМС НОАК уже три, четвертый был спущен на воду в начале 2015 г. [12]. В июне 2013 г. на Украине были закуплены четыре больших десантных катера на воздушной подушке. О намерении китайского руководства повысить амфибийные возможности вооруженных сил свидетельствует и план строительства универсального десантного корабля проекта 081, сравнимого с американскими УДК типа «Уосп». Первый корабль войдет в состав ВМС НОАК уже через пять лет, потребность в них оценивается в четыре единицы [13]. Иными словами, сегодня ВМС КНР могут достаточно эффективно использовать потенциал бригад морской пехоты и высаживать десант на неподготовленное побережье.

Сооружение собственного авианосца Китай должен был начать еще в 2009 г., однако достоверные сведения, подтверждающие начало работ, отсутствуют. 25 сентября 2012 г. в состав флота вошел авианесущий крейсер «Ляонин», бывший «Варяг». Порт приписки — военно-морская база Циндао. Корабль может нести до 36 летательных аппаратов, но пока не представляет полноценной боевой единицы, а проходит цикл ходовых испытаний, используется для подготовки летчиков и отработки взаимодействия сил флота и ВВС в рамках авианосной группировки. По некоторым данным, строительство второго авианосца завершится к 2020 г., всего же запланирован ввод в состав флота четырех таких кораблей.

В последнее время КНР уделяет большое внимание снабжению боевых кораблей в океанских водах, сооружая специализированные быстроходные транспорты и танкеры. В случае необходимости тылового обеспечения десантной операции к ней может быть привлечено и значительное количество ролкеров (судов для перевозки техники и железнодорожных составов) и контейнеровозов торгового флота.

К асимметричному ответу можно отнести также создание в Китае противокорабельных баллистических ракет наземного базирования. Уже несколько раз были проведены испытания ракеты DF-21D с маневрирующей головной частью, которая способна поражать движущуюся надводную цель на удалении до 1500 км. По мнению ряда экспертов, такие ракеты вкупе с развитием электронных систем обнаружения, целеуказания и наведения представляют серьезную опасность для ВМС США в западной части Тихого океана.

Современное развитие ВМС НОАК укладывается в рамки доктрины создания флота для действий в ближней океанической зоне. Можно утверждать, что задачи противодействия силам ВМС США пока носят второстепенный характер, акцент делается на сдерживание региональных конкурентов и постепенный выход в открытые воды. Повышение технического уровня и рост численности состава флота пока не дают Китаю решающего морского превосходства в регионе, но неизменно представляют угрозу для ключевых государств АТР [14].

Крадущиеся тигры

Юго-Восточная Азия — наиболее динамичный регион с точки зрения военной активности государств. Рынок вооружений ЮВА невелик — его емкость оценивается Стокгольмским международным институтом исследования проблем мира (СИПРИ) в 2–3 млрд долл. ежегодно. Вместе с тем, в отличие от Северо-Восточной Азии, он достаточно разнообразен в плане поставщиков — здесь успешно работают США, Россия, Великобритания, Франция, Швеция и Китай. Подобно тому, как страны региона пытаются вести независимую внешнюю и торговую политику, так же активно они диверсифицируют свои оборонные поставки, в том числе и с целью избежать формирования зависимости от какого-либо одного экспортера.

По некоторым оценкам, емкость рынка вооружений стран ЮВА будет расти, поскольку экономики региона постепенно восстанавливаются, и правительства увеличивают оборонные бюджеты. К примеру, после переворота 2006 г. тайская военная хунта подняла военные расходы на 34% в 2007 г. и на 24% в 2008 г. Более того, в утвержденном в ноябре 2007 г. десятилетнем плане развития вооруженных сил предусмотрено выделение около 10 млрд долл. на программу модернизации с 2009 г. В итоге это повысило долю данной статьи в ВВП с 1,4% до 2% к 2014 г. Хунта здесь выступает исключительно как форма правления ad hoc, тенденция отражает региональную обстановку.

REUTERS/Stringer
Василий Кашин:
Модернизация НОАК – повод для
беспокойства?

По данным СИПРИ, другие государства региона демонстрируют схожую динамику расходов. Например, военный бюджет Малайзии вырос с 2000 по 2011 гг. почти в 2 раза (с 1,7 до 3,26 млрд долл. соответственно) и составил в 2015 г. 5,4 млрд долл. (1,6% ВВП), что на 10% выше уровня 2014 г. Джакарта за тот же период увеличила финансирование обороны втрое — с 2,2 до 6,8 млрд долл. (без учета торговых кредитов). По состоянию на 2015 г. Индонезия выделила на нужды обороны 8,1 млрд долл. — рост по сравнению с 2014 г. составил беспрецедентные 14%. В 2016 г. Джакарта может потратить на нужды обороны уже 16 млрд долл. (около 2% ВВП). Сингапур, чьи военные расходы с 2000 по 2012 гг. выросли с 4,6 до 9,7 млрд долл., не намерен останавливаться на достигнутом и готов к приобретению высокотехнологичных боевых систем. В 2014 г. военные расходы города-государства превысили 12 млрд долл. (3,3% от ВВП) (1, 2).

Логично предположить, что совершенствование военных возможностей стран ЮВА значительно дестабилизирует ситуацию в регионе. Одно из полей противостояния — так называемый блок Амбалат в Целебесском море, составляющий предмет спора между Индонезией и Малайзией. Если стороны не откажутся от логики военного противостояния, напряженность здесь будет постепенно нарастать. Ситуация осложняется малайско-индонезийской конкуренцией и растущим интересом к региону со стороны Индии. В связи с этим представляется возможным говорить о росте напряженности в ЮВА. Вместе с тем вероятность полномасштабного внутрирегионального вооруженного конфликта низка — оборонительные потенциалы нужны региональным игрокам скорее для взаимного сдерживания и сохранения собственной независимости от Вашингтона, Пекина или Дели.

Стоит отметить и то, что на процессы внутри АСЕАН накладывает отпечаток усиление японо-китайского соперничества. Пекин и Токио нацелены на поиск новых партнеров и укрепление собственных позиций. Япония склонна поддерживать страны ЮВА в территориальных спорах в Южно-Китайском море. Однако страны АСЕАН не готовы вовлекаться в противостояние, а тем более поступаться конкретными экономическими интересами [15].

Если говорить о технической стороне вопроса, то китайскому океанскому флоту, даже в его нынешнем несовершенном виде, ни одна из стран АСЕАН ничего противопоставить не может. Боевые корабли класса «фрегат», имеющиеся у Вьетнама, Сингапура, Малайзии, Индонезии, предназначены в основном для патрульных функций и весьма немногочисленны. Среди них можно выделить наиболее современные «невидимки» типа «Формидэбл» ВМС Сингапура (шесть) и вьетнамские «Гепарды» (два). Значительно более опасен «москитный флот» ракетных катеров, но ввиду малой дальности действия он привязан к достаточно уязвимым береговым базам.

Вьетнам уделяет значительное внимание подводному флоту, закупая в России современные лодки проекта 636 с широкой номенклатурой вооружений, включая сверхзвуковые противокорабельные ракеты (ПКР). Такие субмарины (сейчас в строю их три, еще три заказаны) потенциально весьма опасны, учитывая недостаточную развитость китайских противолодочных сил.

Австралия намерена ввести уже в ближайшее время в состав флота эсминцы с системой «Иджис» типа «Хобарт», способные нести как противоракеты, так и крылатые ракеты. Канберра изучает также вопрос о закупках передовых неатомных подводных лодок в Японии в случае отмены ограничений на экспорт военной продукции или в одной из стран ЕС. Вообще деятельность австралийского флота в районе Южно-Китайского моря представляется крайне нежелательной для Китая, а ответные действия затрудняются статусом Канберры как союзника Вашингтона.

Нельзя исключать, что достаточно смелая деятельность Манилы — от сравнения Китая с нацистской Германией до провокаций на море — инспирируется Вашингтоном, который пользуется политической несамостоятельностью своих филиппинских союзников. Помимо непрямого провоцирования Китая с помощью союзников и создания для него некомфортных условий это позволит американцам еще больше укрепиться в регионе, в том числе за счет расконсервации старых и строительства новых баз на Филиппинах.

* * *

В целом район Южно-Китайского моря сегодня представляет скорее арену американо-китайского противоборства. Некоторые страны АСЕАН действуют сообразно линии Вашингтона. Однако Вьетнам, Индонезия, Малайзия, Сингапур и Таиланд более склонны договариваться с КНР, предпочитая эфемерной выгоде от контроля необитаемых островов конкретную экономическую выгоду.

Ситуация осложняется острой внутрирегиональной конкуренцией, которая, возможно, подпитывается Пекином, а также возрастающим интересом Австралии и Индии к Южно-Китайскому морю. Вероятно, острых столкновений в ближайшее время ожидать не стоит — многое будет зависеть от будущего американо-китайских отношений, которое до сих пор не определено. Создание странами АСЕАН антикитайской коалиции представляется невозможным ввиду тесной экономической интеграции в китаецентричные схемы сотрудничества. Вместе с тем ситуация «неразрешенности» может использоваться и китайцами, и американцами для политического давления по конкретным вопросам помимо воли стран ЮВА.

1. Kaplan R. Asia’s Cauldron: The South China Sea and The End of a Stable Pacific. N.Y.: Random House, 2014. P. 14.

2. Valencia M.J. The South China Sea Disputes // Global Asia. Fall 2012. Pp. 56–73.

3. Blanchard J.-M. Maritime Issues in Asia: The Problem of Adolescence // Alagappa M. (ed.) Asian Security Order: Instrumental and Normative Features. Stanford: Stanford University Press, 2003. Pp. 424–457.

4. Banlaoi R.C. US–Philippines Alliance // Baker C., Glosserman B. (eds.) Doing More and Expecting Less: The Future of US Alliances in the Asia Pacific. Pacific Forum CSIS, Jan. 2013. P. 62.

5. Kaplan R. Op. cit. Pp. 15–17.

6. Mearsheimer J. The Tragedy of Great Powers Politics. N.Y.: W.W. Norton, 2001. Pp. 2, 168.

7. White H. Power Shift: Australia’s Future Between Washington and Beijing // Global Asia (Seoul). December 2010.

8. C4ISR — Command, Control, Communications, Computers, Intelligence, Surveillance and Reconnaissance.

9. Справочные данные «Вооруженные силы зарубежных стран» // Зарубежное военное обозрение. 2010. № 7. C. 66–112.

10. Фененко А.В. Современная международная безопасность: ядерный фактор / Отв. ред. А.В. Веселов. М.: Аспект Пресс, 2013. С. 403–405.

11. Федоров В., Мосалев В. Подводные силы ВМС КНР // Зарубежное военное обозрение. 2010. № 7. С. 52-61

12. Jane’s Fighting Ships 2012–2013 / Ed. by S. Saunders. Jane’s Information Group 2012. Pp. 166–167.

13. Parsons T. Chinese Shipbuilder Unveils Possible Type 081 Design // Jane’s Defence Weekly, 28.03.2012.

14. Барабанов М.С., Кашин В.Б.. Макиенко К.В. Оборонная промышленность и торговля вооружениями КНР. М.: Центр анализа стратегий и технологий; Российский институт стратегических исследований, 2013. C. 50–51.

15. Крячкина Ю.А. Новые тенденции в оборонной политике Японии // Проблемы национальной стратегии. 2014. № 5. C. 136–151.