Распечатать
Оценить статью
(Голосов: 9, Рейтинг: 3.67)
 (9 голосов)
Поделиться статьей
Александр Крамаренко

Чрезвычайный и Полномочный Посол России, член СВОП

Внешняя политика Трампа, во многих своих составляющих навязанная ему американским истеблишментом, своим deja vu интервенционизма отсылает к опыту администрации Дж.Буша-младшего. Сходство, символом которого стал Дж. Болтон, поражает. Различие — в следствиях и в том, что их обусловливает — глобальном и региональных контекстах. Что может произойти из этого зияющего разлада с реальностью на этот раз?

Лорд Уэст, в прошлом командующий ВМФ и глава военной разведки Великобритании, на днях заявил, что нападение США на Иран было бы роковой ошибкой. И это дает основание говорить о фатуме, имея в виду свержение американцами по просьбе Лондона правительства М. Мосаддыка в 1953 году и захват посольства США в Тегеране в ходе Исламской революции в 1979 году. Последнее событие определило эту фатальную фасцинацию вашингтонской элиты с Ираном. Нет ли здесь указания на эндшпиль глобальной и ближневосточной ситуации пост-холодная война? У нас есть то преимущество, что мы можем сравнивать с Войной в Заливе и Войной в Ираке, которая уж точно была и с последствиями которой, в том числе в плане укрепления региональных позиций Ирана и исследования пределов возможного на путях войны в современных условиях, мы хорошо знакомы.

О том, что Иран оказался в центре внешнеполитических интересов администрации Трампа, косвенно могут свидетельствовать переговоры госсекретаря М. Помпео в Сочи 14 мая. Иран оказался запрятан в центре перечисления тем международной повестки дня его разговора с С. Лавровым и В. Путиным — в кругу Венесуэлы, Украины, Сирии, КНДР и стратстабильности/контроля над вооружениями. Если присмотреться, то эти вопросы второстепенны для Трампа. Начнем с конца. Будущее ДРСМД/СНВ-3 явно служит рычагом воздействия на Москву, дабы та вовлекла Пекин в соответствующие переговоры, что пока бесперспективно, так как китайцы уже в который раз заявили, что ни на какие переговоры по своим силам стратегического сдерживания не пойдут. Денуклеаризация Корейского полуострова, похоже, была призвана обеспечить пример успеха «транзакционной дипломатии», вроде как отвергаемой Тегераном: с этим придется подождать, пока США, не без нашего и Китая участия, не придут к пониманию того, что дипломатия — это искусство возможного и всегда о компромиссах, а не диктате. На Украине и в Сирии США оказались в роли «спойлеров», использующих обе ситуации в качестве разменной монеты в других вопросах, и прежде всего в ситуации с Ираном. С Венесуэлой, где американцы откровенно просчитались, а Дж. Болтон удостоился реприманда Трампа, почувствовавшего, что его подставили, время терпит, но главное, интервенция исключена в силу целого ряда причин, и прежде всего потому, что её сложность и вполне вероятный провал, в том числе в формате еще одного Залива Кочинос (предсказание отставного американского полковника Пэта Ланга/Pat Lang в его блоге) или увязания (quagmire), подорвал бы доверие к угрозе силового давления на Иран. Тем более, что, как и в марте 2003 года, когда США отказались от голосования в СБ ООН по второй резолюции по Ираку, у них уже все выстроено, чтобы надавить на Иран по всем линиям, включая угрозу применения силы (понятно, «в ответ» на соответствующие действия иранцев, наличие которых отрицают даже британские военные).

Итак, почему и как Иран может оказаться пресловутой Кащеевой иглой и так ли это? Пересекут ли США границы фатальной реальности или останутся там, где находятся, — в виртуальной гиперреальности, признав свой блеф?


Чтобы нечто имело смысл, нужна сцена, а чтобы была сцена, нужна иллюзия, сила воображаемого, вызов реальному.

… мы никогда не желаем реального события, а лишь его зрелища…

Власть — это всегда изощренное и неоднозначное упражнение в своём собственном исчезновении.

Фатальные стратегии, 1983 год, Жан Бодрийяр

В моем начале мой конец.

Четыре квартета, Т.С. Элиот

Внешняя политика Трампа, во многих своих составляющих навязанная ему американским истеблишментом, своим deja vu интервенционизма отсылает к опыту администрации Дж. Буша-младшего. Сходство, символом которого стал Дж. Болтон, поражает. Различие — в следствиях и в том, что их обусловливает — глобальном и региональных контекстах. Что может произойти из этого зияющего разлада с реальностью на этот раз?

Конечно, первое, что приходит на ум, это история как трагедия и фарс или пресловутая близость великого и смешного. Но поскольку именно фарс и смешное пошли по второму кругу, важны частности: во внешнеполитическом анализе, как и в любом другом, «черт в деталях». А это в том числе и прежде всего особенности нашего времени, которые, на мой взгляд, верно уловил Бодрийяр (и другие философы постмодерна). Уместны и его мысли о природе власти, в данном случае — в проекции на глобальную власть/«лидерство» США, и о том, что может стать или уже стало её ловушкой/«обманкой», которая «выставит её на посмешище» или заставит «обернуться против себя самой со всей своей силой инерции». Получается, что в своем изоляционизме эту фатальную опасность инстинктивно понял Трамп, но никак не желает понять в своей интеллектуальной оцепенелости американское «государство в государстве» (deep state), полагающее, что им принадлежит Америка. Их можно понять: какой смысл в этом праве собственности, если оно не имеет внешней проекции, к чему привыкло не одно поколение политиков и аналитиков, вынужденно «отдыхавших» (не совсем, конечно) при Обаме, который якобы не более чем председательствовал при «упадке Америки»?

В своих «Фатальных стратегиях» Бодрийяр весьма убедителен в целом ряде категорий своего анализа, утверждающего доминирование объекта, как бы мстящего субъекту через соблазн. Действительно, трудно не поддаться искушению и не воспользоваться такими из них, как инерция и гипертелия, чтобы понять смысл происходящего во внешней политике Трампа, который, казалось бы, пришел в Белый дом без всякой разработанной позиции по ключевым вопросам международной жизни. Для него все решал лозунг «Америка превыше всего!», готовность максимально реализовать конкурентные преимущества Америки, будь то в рамках сложившейся глобальной системы/«либерального порядка» или вне его. В истории сплошь и рядом сталкиваешься с инерционным развитием того или иного явления уже после событий, предопределивших его конец. Этот экстаз (по Бодрийяру) не может не завораживать (его fascination). И уж совсем соблазняет постановка вопроса о двух равно возможных вероятностях: ничего еще не произошло (утопия финализма, конца истории) или все уже произошло, и мы находимся по ту сторону конца западного порядка с его либерализацией, революцией и прогрессом, словом, предшествованием причины следствию, которому противостоит фатальный, когда реализуется судьба. Привлекательности анализу Бодрийяра добавляет то обстоятельство, что книга была написана в 1983 году, то есть до окончания холодной войны и распада СССР, но как нельзя убедительно описывает последовавший мир, оказавшийся, как минимум, в тени, которую продолжает отбрасывать холодная война, её идеология и политика.

Лорд Уэст, в прошлом командующий ВМФ и глава военной разведки Великобритании, на днях заявил, что нападение США на Иран было бы роковой ошибкой. И это дает основание говорить о фатуме, имея в виду свержение американцами по просьбе Лондона правительства М. Мосаддыка в 1953 году и захват посольства США в Тегеране в ходе Исламской революции в 1979 году. Последнее событие определило эту фатальную фасцинацию вашингтонской элиты с Ираном. Нет ли здесь указания на эндшпиль глобальной и ближневосточной ситуации пост-холодная война? У нас есть то преимущество, что мы можем сравнивать с Войной в Заливе (которой, как писал Бодрийяр в 1991 году, не было) и Войной в Ираке, которая уж точно была и с последствиями которой, в том числе в плане укрепления региональных позиций Ирана и исследования пределов возможного на путях войны в современных условиях, мы хорошо знакомы.

О том, что Иран оказался в центре внешнеполитических интересов администрации Трампа, косвенно могут свидетельствовать переговоры госсекретаря М. Помпео в Сочи 14 мая. Иран оказался запрятан в центре перечисления тем международной повестки дня его разговора с С. Лавровым и В. Путиным — в кругу Венесуэлы, Украины, Сирии, КНДР и стратстабильности/контроля над вооружениями. Если присмотреться, то эти вопросы второстепенны для Трампа. Начнем с конца. Будущее ДРСМД/СНВ-3 явно служит рычагом воздействия на Москву, дабы та вовлекла Пекин в соответствующие переговоры, что пока бесперспективно, так как китайцы уже в который раз заявили, что ни на какие переговоры по своим силам стратегического сдерживания не пойдут. Денуклеаризация Корейского полуострова, похоже, была призвана обеспечить пример успеха «транзакционной дипломатии», вроде как отвергаемой Тегераном: с этим придется подождать, пока США, не без нашего и Китая участия, не придут к пониманию того, что дипломатия — это искусство возможного и всегда о компромиссах, а не диктате. На Украине и в Сирии США оказались в роли «спойлеров», использующих обе ситуации в качестве разменной монеты в других вопросах, и прежде всего в ситуации с Ираном. С Венесуэлой, где американцы откровенно просчитались, а Дж. Болтон удостоился реприманда Трампа, почувствовавшего, что его подставили, время терпит, но главное, интервенция исключена в силу целого ряда причин, и прежде всего потому, что её сложность и вполне вероятный провал, в том числе в формате еще одного Залива Кочинос (предсказание отставного американского полковника Пэта Ланга/Pat Lang в его блоге) или увязания (quagmire), подорвал бы доверие к угрозе силового давления на Иран. Тем более, что, как и в марте 2003 года, когда США отказались от голосования в СБ ООН по второй резолюции по Ираку, у них уже все выстроено, чтобы надавить на Иран по всем линиям, включая угрозу применения силы (понятно, «в ответ» на соответствующие действия иранцев, наличие которых отрицают даже британские военные).

Итак, почему и как Иран может оказаться пресловутой Кащеевой иглой и так ли это? Пересекут ли США границы фатальной реальности или останутся там, где находятся, — в виртуальной гиперреальности, признав свой блеф?

В своей предвыборной программе Трамп обещал сделать Америку вновь великой (пресловутая MAGA — Make America Great Again!) с упором на создание рабочих мест и восстановление конкурентных преимуществ своей страны, растерянных в том числе в результате глобализации, которая, как оказалось, «работала» на подъем всех других держав, начиная с Китая. Поэтому собственно внешняя политика новой администрации (если оставить за скобками иммиграционную тему с ее «стеной») поначалу сводилась к отказу от двух проектов региональных торгово-экономических блоков с универсальными правилами (Транстихоокеанское партнерство/ТТП и Трансатлантическое торговое и инвестиционное партнерство/ТТИП), перезаключению на более выгодных для США условиях Соглашения о Североамериканской зоне свободной торговли 1992 года (стало называться Соглашением США, Мексики и Канады), шагам (введение повышенных тарифов) против конкурентов — Китая, ЕС, Японии и Южной Кореи — и сокращению налогов на бизнес. Со временем и с учетом реакции рынков на первый план вышли меры по торгово-экономическому сдерживанию и технологической изоляции Китая. Своих конкурентов из числа союзников Трамп вынужден оставить на потом, нуждаясь в их поддержке в деле изоляции Китая, в частности разрыве отношений и делового сотрудничества с таким гигантом в сфере информационных технологий, как «Хуавэй». Вашингтон также рассчитывает на их «солидарность» в давлении на Иран, включая выход США из СВПД по его ядерной программе (май 2018 года) и возобновление отмененных в свое время антииранских санкций, прежде всего в части торговли нефтью. Трамп отложил еще на полгода введение тарифов на автомобили из стран ЕС и Японии.

После озвученной было идеи выйти из НАТО Трамп был вынужден — под давлением элит и в свете расследования спецпрокурора Р. Мюллера по «российскому вмешательству» и даже «сговору» между президентом и Кремлем — отказаться от столь радикального разрыва с послевоенной внешнеполитической традицией Америки. Но Альянс стал рассматриваться преимущественно как бизнес-проект, в котором союзникам отводится роль рынка американского ВПК, который, в свою очередь, призван стать инструментом реиндустриализации США. С этим связано жесткое требование Вашингтона о выполнении союзниками своего обязательства выделять на цели обороны не менее 2% ВВП, здесь главный «должник» — ФРГ (что понятно в силу размеров германской экономики).

Другой элемент в целом экономически заряженной европейской политики Трампа — давление на Евросоюз, причем не только в части его собственной оборонной политики и развития европейского ВПК, хотя он в значительной мере интегрирован с американским. Само наличие в ЕС наднациональных институтов противоречит базовым постулатам внешнеполитической философии Трампа, который рассматривает мир как систему «сильных суверенных и независимых государств, конкурирующих между собой», что закреплено в Стратегии национальной безопасности от декабря 2017 года. Это позволяет судить о закрытии Вашингтоном своего глобального проекта/империи/глобализации в пользу «ручного управления» на путях «транзакционной дипломатии» с задействованием своих естественных конкурентных преимуществ/рычагов давления, таких как доступ к рынку и привилегированный статус доллара, и ведении дел с каждым партнером в отдельности. В такую стратегию вписывается и поддержка Трампом Брекзита. Тем более, что НАТО вполне достаточно для обеспечения американского присутствия в Европе и контроля над союзниками, включая «солидарную» политику в отношении России.

К тому же речь идет о продолжении сдерживания не только России, но и Германии. Немцам ставится в вину «манипулирование своей валютой», имея в виду «мягкий» евро как германская марка «в овечьей шкуре» (по оценкам экономистов, в отсутствие еврозоны курс марки был бы в два раза выше с катастрофическими последствиями для конкурентоспособности германской промышленности). Радикальный пересмотр отношения к ЕС связан с тем, что европроект привел не к ослаблению Германии, как предполагалось изначально, а к ее усилению. Даже немецкие эксперты и обозреватели признают, что ФРГ оказалась во главе «случайной империи», а то и «Четвертого, экономического рейха». Принципиальная разборка с немцами впереди, а пока США пытаются сорвать «Северный поток-2» и навязать свой неконкурентоспособный сланцевый газ, устанавливая привилегированные отношения с избранными странами Восточной Европы («Новая Европа» Т. Блэйра времен Войны в Ираке, когда англосаксов не поддержала «Старая» — Берлин и Париж). В итоге Евроатлантика начинает напоминать слоёный пирог, что открывает дополнительные возможности для линии России на западноевропейском направлении, притом что эти страны по своей вине оказались в американской ловушке антироссийской политики.

Можно сказать, что ключевым и, возможно, по-настоящему фатальным событием для формирования внешнеполитической повестки дня администрации Трампа стал как раз выход из шестистороннего соглашения по Ирану в увязке с поддержкой курса правительства Б.Нетаньяху на, по сути, одностороннее урегулирование Палестинской проблемы, а с ней и затянувшегося арабо-израильского конфликта. Многие другие вопросы если не прямо, то косвенно подчинены достижению этих безусловно центральных для Трампа задач (в том числе в силу доктрины «христианского сионизма» значительной части евангелистской общины Америки, представленной в администрации вице-президентом М. Пенсом и госсекретарем М. Помпео). Трамп уже перевел американское посольство в Иерусалим, признал аннексию Голан (причем в контексте поддержки Нетаньяху на выборах в апреле этого года, результатом которых, похоже, станет приход к власти ультраконсервативной коалиции). На слуху — признание аннексии всех основных поселений на Западном берегу, скорее всего, в рамках так называемой «сделки века» по палестинскому урегулированию, которую администрация дорабатывает с опорой на Египет, ОАЭ и КСА и давлением на Иорданию. Её параметры могут быть объявлены уже в июне. Судя по региональной прессе, речь идет о мире в обмен не на территории, а на возможности экономического развития для палестинцев, прежде всего в Газе. Демилитаризованное палестинское государство также будет иметь столицу в Иерусалиме. Вопрос о беженцах просто закрывается. На ПНА и альянс Хамас-Исламский джихад в Газе будет оказано давление: это — последнее предложение и другого не будет. «Заливники» проплатят, а Каир предоставит на условиях аренды территорию на Синае для Газы, в том числе под аэропорт.

Исход американских усилий по этим двум связанным между собой темам трудно предсказуем, хотя бы в силу радикальности задуманного. Многое будет зависеть как от позиции ведущих мировых держав, в том числе в ООН, так и сложной, качественно новой, еще в состоянии формирования и потому тоже мало предсказуемой ближневосточной среды. А это — создание в регионе двух противостоящих коалиций — Турция-Иран-Катар и ОАЭ-КСА-Египет-Бахрейн; попытки разыгрывания карты конфронтации по линии сунниты-шииты и раскол в суннитском лагере по вопросу отношения к «братьям-мусульманам». Когда в основном предрешен исход сирийского кризиса, с Дамаском заигрывают суннитские режимы по теме «братьев», они не прочь и принять участие в сирийской реконструкции, раз не прошла джихадистская агрессия (проводилась под лозунгом «суннитской альтернативы для Сирии»). ОАЭ и КСА проявляют активность в Судане и Ливии, возможно, и в Алжире, с целью не допустить приход к власти политического ислама. В Судане и Ливии им противостоит Анкара, правящая партия которой идейно родственна «братьям», что относится и к Хамас в Газе.

Трамп провел телефонный разговор с Х. Хафтаром после начала его наступления на Триполи, в Вашингтоне рассматривается вопрос о внесении «братьев» в списки террористических организаций. Очевидно, что эндшпиль новой американской политики на Ближнем Востоке, диктуемой региональными союзниками США в еще большей мере, чем прежде (чего стоит одна поддержка войны в Йемене), будет крайне непростым. Сомнительно, чтобы ее «вытянула» поддержка даже всех внерегиональных игроков, что заведомо исключено. «Сделка века» может оказать разрушительное воздействие на КСА и Иорданию. Возможна новая война Израиля в Ливане. У Анкары сохраняется проблема с сирийскими курдами, поддерживаемыми США. Вашингтон в своем военном планировании явно начал переориентироваться на другого союзника по НАТО — греков, у которых, впрочем, есть проблема с Германией в ЕС/еврозоне.

Все архисложно, да еще при отсутствии у США опыта такой многоплановой дипломатии, которую в регионе проводит Москва. Ключевым словом для дипломатии Трампа (хотя это свойственно американской политике вообще, просто теперь это выступает более рельефно, без шелухи политкорректности) служит «сделка», в том числе в ее варианте «большой сделки», под которой понимается циничный размен вопроса на вопрос оптом в рамках комплексного урегулирования сторонами своих разногласий. Отсюда сакраментальная фраза из «Ричарда III» и аналогичный исход («коня» не будет), если дело дойдет до применения силы против Ирана. В наше время такие сделки просто невозможны между уважающими себя державами. Не только потому, что сразу же теряет в реноме тот, кому сделано «неприличное предложение», но и ввиду столь же очевидного проигрыша уже в момент принятия такого предложения — отдаешь сразу, еще ничего не получив взамен. Исчезло, и слава Богу, пространство секретной дипломатии. Это из области техники. Другой момент — американцы умеют продавать то, что им не принадлежит, скажем, на Украине, где они срывают выполнение вполне европейского Минска-2, или в Сирии, где искусственно затягивают свое присутствие под предлогом «иранской угрозы региону». Потом Иран — наш сосед и страна, на порядок более серьезная, чем его региональные оппоненты. Поэтому Трампа, если он серьезно на это рассчитывает, ждет утрата иллюзии, в основе которой лежит самообман, внушаемый Болтоном. Его сверхзадача — восстановить «международный консенсус по Ирану», якобы разрушенный СВПД (расчет на бодрийяровскую обратимость вещей?), и решить вопрос без рисков, связанных применением силы. И тут прямой контакт Трампа с В.Путиным (телефонный разговор 3 мая) — важнейший элемент прояснения ситуации для американской стороны.

Еще вопрос, сможет ли Болтон, одержимый идеей смены режима в Иране, «продать» президенту-изоляционисту войну с Ираном. Пока все движется в направлении провоцирования Тегерана как в части соблюдения им условий СВПД, так и силовых действий (весьма мутная информация о «саботаже» четырех танкеров близ Фуджейры, ссылки на разведданные и т.д.). Ставка может делаться на «работу» ЦРУ с меньшинствами (составляют треть населения Ирана, но достаточно интегрированы в иранское общество) с территории Ирака, дружественного Ирану, и Афганистана, что ставит под вопрос цели военного присутствия США в этих странах.

В любом случае Иран, как объект американской политики, соблазняет. Он, в свою очередь, может соблазниться Америкой как объектом и избрать стратегию противостояния до конца и, «удваивая ставки, перебить цену стратегических правил, которые ему навязывают, вводя таким образом стратегию…, которая расстраивает стратегию субъекта, фатальную для него». Как поясняет Бодрийяр, в любой «банальной стратегии» субъекта, которым в данном случае выступают США, «просматривается» фатальная стратегия объекта, который может сделать выбор в пользу фатальности. Тотальность иранского ответа отвечала бы тотальности предъявленных Тегерану требований, по общему мнению, невыполнимых. Целью иранцев было бы заставить США быстро пройти путь «максимального давления» до решения о применении силы (не исключаются провокации региональных союзников Америки) и вынудить американцев либо признать свой блеф, либо истощить все свои политические и иные ресурсы, в том числе на Ближнем Востока, и доказать, что тотальная конфронтация в наше время самоубийственна.

Что до собственно американцев, балансирующих на грани роспуска своей империи, то тут смысл такой эскалации может состоять в том, что «освобождение возможно лишь через углубление негативного состояния», и тогда Болтон и в том, и в другом случае преуспеет в главном — поставит США в «мертвую точку», где власть становится равной себе, устраняя иллюзию/тайну, и вступает в процесс саморазрушения с менее или более катастрофическими (эмансипирующими) последствиями. Читал ли Болтон Бодрийяра с его миром кажимостей и обратимостью вещей (как, к примеру, Дж.Кеннеди читал «Августовские пушки» Барбары Такман) или только Бернарда Льюиса/Bernard Lewis с его идеями балканизации всего региона по этно-конфессиональному принципу?

Отчасти по Бодрийяру поступили США, намеренно спровоцировав СССР войти в Афганистан, как это не раз себе в заслугу ставил Зб.Бжезинский. Собственно, как бодрийяровский объект ведет себя и Россия после 2003 года, «раскручивая» США на санкции (раз война невозможна), пока их наращивание не дойдет до саморазрушения контролируемой американцами же глобальной валютно-финансовой системы и всей конструкции их союзнических отношений. Россия уже отвечала тотальностью на внешние вызовы: Наполеону, который не знал, что такое тотальность и мыслил категориями генеральных сражений, и Гитлеру — на его тотальную войну. Что-то в этом роде повторилось в войну холодную. О судьбе может говорить и то обстоятельство, что именно Сталин сыграл решающую роль в создании Израиля: действуя в русле антибританской политики, он на деле способствовал реализации того, что было обещано англичанами в Декларации Бальфура 1917 года, притом что они-то сделать этого не могли. Так что Бодрийяр не такой уж фантазёр и оторванный от жизни теоретик, хотя в глубине труден для понимания, но даже крохи с его философского стола дорогого стоят.

Словом, выводя Иран на острие своей внешнеполитической стратегии, Вашингтон входит в зону фатальности (то же может повториться с его политикой в отношении Китая и Германии), и все игроки, которые будут способствовать завышению ставок американцами, будут субъективно-объективно участвовать в игре, правила которой сформулировал Бодрийяр. Её исход будет иметь далеко идущие последствия (катарсис?) для всей глобальной и региональной политики. Именно под этим углом и надо будет отслеживать происходящее, в этом, как представляется, будет его сверхсмысл. Будем ли мы свидетелями скорого конца Болтона (должно же иметь какой-смысл его второе пришествие во власть!) или краха президентства Трампа, поскользнувшегося на «банановой кожуре» иранского вопроса, подброшенной deep state? Сможет ли контакт с Путиным удержать его на краю этой пропасти? Игра началась и, поскольку в наше время всё ускоряется, долго ждать ответа на эти вопросы не придется.


Оценить статью
(Голосов: 9, Рейтинг: 3.67)
 (9 голосов)
Поделиться статьей

Прошедший опрос

  1. Какие угрозы для окружающей среды, на ваш взгляд, являются наиболее важными для России сегодня? Отметьте не более трех пунктов
    Увеличение количества мусора  
     228 (66.67%)
    Вырубка лесов  
     214 (62.57%)
    Загрязнение воды  
     186 (54.39%)
    Загрязнение воздуха  
     153 (44.74%)
    Проблема захоронения ядерных отходов  
     106 (30.99%)
    Истощение полезных ископаемых  
     90 (26.32%)
    Глобальное потепление  
     83 (24.27%)
    Сокращение биоразнообразия  
     77 (22.51%)
    Звуковое загрязнение  
     25 (7.31%)
Бизнесу
Исследователям
Учащимся