Турецкая Республика — еще не президентская, но уже не парламентская

24 июня 2018 г. в Турции состоялись досрочные президентские и парламентские выборы, завершившиеся, по предварительно объявленным результатам, победой действующего президента республики Реджепа Тайипа Эрдогана (52,59% голосов) и Партии справедливости и развития (41,85% голосов), которую он возглавляет. Сами по себе прошедшие выборы оказались во многом уникальными, с точки зрения турецкой политической культуры. Во-первых, потому что впервые граждане Турции одновременно избирали и парламент страны, и главу государства. Во-вторых, никогда ранее в истории современной Турции выборы не проводились в условиях действующего на территории всей страны режима чрезвычайного положения (ЧП).

Скорее всего, этот президентский срок станет последним для Р. Эрдогана, и в ближайшее время он займется поисками и представлением преемника. Вторая проблема, решением которой займется переизбранный президент, связана с нелояльными ему группами влияния внутри партии власти, в отношении которых Р. Эрдоган, очевидно, предпримет определенные меры.

Что касается внешней политики, то кардинальных перемен в этой сфере ожидать не стоит. По крайней мере, Анкара пока на это не настроена. Однако на определенные внешнеполитические шаги ее могут подтолкнуть действия союзников по НАТО и стран ЕС. Российско-турецкие отношения при этом будут развиваться по нарастающей.

24 июня 2018 г. в Турции состоялись досрочные президентские и парламентские выборы, завершившиеся, по предварительно объявленным результатам, победой действующего президента республики Реджепа Тайипа Эрдогана (52,59% голосов) и Партии справедливости и развития (41,85% голосов), которую он возглавляет. Окончательные результаты голосования будут опубликованы 5 июля. При наличии весомых оснований до 4 июля у партий и кандидатов в президенты есть возможность подать апелляцию и потребовать пересчета избирательных бюллетеней. Однако, судя по всему, оппозиция уже смирилась с предварительными итогами выборов, и многие уже поздравили вновь избранного президента с победой.

Сами по себе прошедшие выборы оказались во многом уникальными, с точки зрения турецкой политической культуры. Во-первых, потому что впервые граждане Турции одновременно избирали и парламент страны, и главу государства. Во-вторых, никогда ранее в истории современной Турции выборы не проводились в условиях действующего на территории всей страны режима чрезвычайного положения (ЧП). В турецкой практике режим ЧП ассоциируется, скорее, с неспокойными южными и юго-восточными провинциями страны и связан главным образом с борьбой против Рабочей партии Курдистана (РПК), которую в Турции считают террористической организацией. Нынешний же режим ЧП, охвативший территорию всей страны, был введен после неудавшейся попытки государственного переворота в июле 2016 г. и длится до сих пор.

В-третьих, выборы 24 июня ознаменовали собой фактическое начало новой страницы в политической истории Турции, поскольку, с одной стороны, стали первыми и после попытки государственного переворота, и после конституционного референдума о расширении полномочий президента, состоявшегося в апреле 2017 г.; с другой стороны, они формально явились последним этапом на пути к созданию президентской республики. Теперь осталось только дождаться инаугурации президента и упразднения поста премьер-министра.

Кроме того, в прошедших выборах наряду с отдельными политическими партиями участвовали как внутрипартийные (главным образом, в составе прокурдской Демократической партии народов), так и межпартийные коалиции — «народный альянс» («cumhur ittifakı») в составе правящей Партии справедливости и развития (ПСР) и Партии националистического движения (ПНД), и «национальный блок» («millet ittifakı»), состоящий из Народно-республиканской партии (НРП), Партии человечности, новаций и добра («Хорошей партии») и Партии счастья (ПС).

Само по себе коалиционное взаимодействие политических партий — явление для Турции не новое. В то же время ряд мотивационных аспектов в нынешних политических конфигурациях обращает на себя внимание. Мотивы объединения участников «народного альянса» понятны, поскольку, с одной стороны, существовали определенные опасения по поводу того, что Р. Эрдогану не удастся набрать необходимый минимум в первом туре голосования, а второй тур мог преподнести неожиданные «сюрпризы». С другой стороны, ПСР не желала повтора сценария июня 2015 г., когда в условиях отсутствия политических союзников правящая партия пусть и одержала победу, но потеряла большинство в парламенте, что привело тогда к политическому кризису в стране, поскольку правительство так и не было сформировано. В свою очередь, сторонники ПНД опасались того, что не смогут преодолеть избирательный барьер, который на сегодняшний день составляет 10%. Таким образом, оба участника «народного альянса» за счет объединения своих усилий решали собственные задачи и преуспели в этом.

Тимур Ахметов:
Супервыборы в Турции: оппозиция за статус-кво с Россией

Судя по всему, в настоящее время между ними идут непростые переговоры по формированию нового правительства, а также по определению общего кандидата на пост председателя парламента. Ряд экспертов полагает, что им может стать Бинали Йылдырым, пока еще продолжающий работать на уходящем в историю премьерском посту, но уже выступивший с фактически прощальной речью. Как представляется, характер взаимодействия между сторонниками ПСР и ПНД во многом будет зависеть от реализации договоренностей, достигнутых между ними накануне выборов, в том числе, по вопросу распределения мест в кабинете министров. Правящей партии придется их выполнять, поскольку в новом парламенте у нее не будет достаточного для формирования правительства в одиночку количества мест.

Мотивы же «национального блока» не столь однозначны как в случае с «народным альянсом». Если союз НРП с Хорошей партией еще можно объяснить опорой на схожие идеологические основы и цели, то их альянс с ПС, лидеры которой сохраняют курс на исламизацию страны и в своей предвыборной декларации отмечали, что занимаются политикой «ради довольства Аллаха», вызывает вопросы. Ведь известно, что лидеры НРП в своих предвыборных обещаниях неоднократно заявляли о том, что в случае победы на выборах приложат максимальные усилия для того, чтобы «вытеснить религию из политики» и «прекратить практику ее использования в качестве инструмента политической власти».

Выходит, что участников «национального блока» объединяют не долгосрочные цели, а тактические задачи, связанные с прохождением в парламент, поскольку очевидно, что ПС по духу гораздо ближе к правящей ПСР, чем к НРП или Хорошей партии. Об этом свидетельствует и история возникновения ПСР, изначальное ядро которой, провозгласившее «обновленный курс» развития страны на основе сочетания консервативных ценностей, традиционного ислама и евроинтеграции, в свое время возникло путем откола от ПС. Когда-то один из основателей и духовной лидер Партии счастья Неджметтин Эрбакан (умер 27 февраля 2011 г.) заявлял, что место Турции не в «христианском», а в «мусульманском мире», и что вместо интеграции с ЕС нужно создавать «исламский общий рынок», где Турции было бы отведено особое место. Соответственно, отношение к евроинтеграции стало одной из главных причин разногласий между ПСР и ПС. А НРП и Хорошая партия, напротив, выступают за сближение с ЕС. Таким образом, можно предположить, что ПС уже в недалеком будущем отколется от «национального блока».

Что касается отличительных особенностей нового парламента, то следует отметить, что увеличение числа депутатов с 550 до 600 человек и срока созыва с четырех до пяти лет, а также снижение минимального возраста кандидатов в депутаты с 25 до 18 лет и другие подобные изменения должны в некоторой степени расширить его представительные функции. Кроме того, новый парламент будет лишен непосредственного контроля над деятельностью правительства и ограничен в применении механизма импичмента главы государства. А потому и объем контрольно-надзорных функций нового турецкого парламента в отношении органов исполнительной власти будет заметно ограничен. Что немаловажно, в условиях продолжения реализации нормативно-правовых актов по адаптации системы сдержек и противовесов к новым реалиям в связи с переходом страны на президентскую форму правления, принятых органами исполнительной власти в рамках все еще действующего режима ЧП, и перспективы введения в действие практики президентских указов в настоящее время наблюдается фактическая узурпация законодательной власти в части ее правотворческих функций. Интересно, что к данной ситуации с пониманием относится и один из важнейших институтов судебной власти — Конституционный суд Турецкой Республики, который 30 июня 2018 г. отклонил требования НРП посчитать ничтожными или отменить законы, предусматривающие принятие указов, изданных в условиях действия режима ЧП.

Важным, с точки зрения прогнозирования работы парламента и понимания механизма принятия решений, является изучение расстановки политических сил в новом национальном собрании. Как известно, формально (полагаясь на собственные силы или благодаря участию в коалиционных объединениях) в Великое национальное собрание Турции (ВНСТ) вошло шесть партий — ПСР, ПНД, НРП, Хорошая партия, ПС и Демократическая партия народов (ДПН). Однако фактически в парламенте оказалось вдвое больше политических партий. Так, будучи включенным в списки кандидатов, выдвинутых «народным альянсом», в национальное собрание был избран председатель Партии великого единства (ПВЕ) Мустафа Дестиджи. Точно также, но уже с помощью другого альянса («национальный блок») депутатом стал председатель Демократической партии Гюльтекин Уйсал. Представители других четырех партий (Эркан Баш от Турецкой коммунистической партии народа, Мурат Чепни от Социалистической партии угнетенных, Имам Ташчиэр от Партии свободы и социализма и Тюлай Хамитогуллары от Социалистической партии возрождения) были избраны в парламент в составе списка кандидатов, выдвинутого ДПН. Таким образом, в отличие от предыдущего созыва новый состав национального собрания представляет собой гораздо более широкую политическую палитру.

В то же время количество мест «народного альянса» в парламенте пусть недостаточно для новых конституционных поправок (всего 344 мест, требуется — 360), но более чем достаточно для формирования правительства. Это означает, что по вопросу образования нового кабмина межкоалиционное взаимодействие будет минимальным. Интересно, что в обоих альянсах в связи с присутствием в них националистических партий (ПНД в «народном альянсе», Хорошая партия в «национальном блоке») повышается роль сторонников националистических идей, что выражается в усилении националистической риторики как в правящей коалиции, так и в оппозиционном блоке. Такой расклад позволяет националистам рассчитывать на учет их мнений в вопросах формирования и проведения государственной политики на внутриполитической (особенно в вопросах курдского урегулирования) и международной арене.

Для Р. Эрдогана, по мнению многих наблюдателей, в силу ряда причин (в том числе, связанных с возрастом и состоянием здоровья) новый президентский срок будет последним, и в этой связи особенно актуален вопрос о политическом преемнике. На эту роль есть ряд потенциальных кандидатов, среди которых упоминают и зятя главы государства. Вторая проблема, решением которой займется переизбранный президент, связана с нелояльными ему группами влияния внутри партии власти, в отношении которых Р. Эрдоган, очевидно, предпримет определенные меры. Как известно, после попытки военного переворота в 2016 г. Р. Эрдоган провел «чистки» в военной и гражданской бюрократии. Однако внутри правящей партии таких «чисток» не было. ПСР — среда далеко не однородная. Внутри партии есть представители различных политических движений и консервативных сил. Более того, ряд известных политиков, состоящих в партии, подозреваются в связях со сторонниками Фетхуллаха Гюлена, которого обвиняют в попытке переворота. Сохранение ими нынешних позиций означает для Р. Эрдогана определенные политические риски.

Что касается внешней политики, то кардинальных перемен в этой сфере ожидать не стоит. По крайней мере, Анкара пока на это не настроена. Однако на определенные внешнеполитические шаги ее могут подтолкнуть действия союзников по НАТО и стран ЕС.

Президент США Дональд Трамп 26 июня 2018 г. позвонил Р. Эрдогану, чтобы поздравить его с победой на выборах и пожелать успехов в работе. В ходе телефонного разговора они договорились о встрече в рамках саммита НАТО, который состоится 11–12 июля 2018 г. в Брюсселе. Стороны подчеркнули приверженность укреплению сотрудничества в оборонной и военной сфере. О необходимости продолжить работу над развитием отношений путем решения сохраняющихся проблем в двусторонних связях 25 июня 2018 г. говорила и пресс-секретарь Белого дома Сара Сандерс.

Керим Хас:
Очередные «внеочередные» выборы в Турции: «Пойми меня, если сможешь»

С другой же стороны, помощник госсекретаря по делам Европы и Евразии Уэсс Митчелл, выступая 26 июня 2018 г. на слушаниях в Сенате, заявил, что США готовы ввести санкции против Турции в случае передачи ей российских зенитных ракетных комплексов С-400 «Триумф». Более того, по его словам, данная перспектива изменит турецко-американские отношения таким образом, что их будет сложно восстановить. Следует особо отметить, что здесь важен не столько факт угрозы, сколько ее содержание. Поскольку Государственный департамент США не просто угрожает Турции не передать ей ее же истребители-бомбардировщики пятого поколения F-35 Lightning II, а ссылается на закон CAATSA. То есть, в настоящее время Госдепартамент рассматривает Турцию в качестве кандидата в потенциальные противники.

Таким образом, развитие дальнейших турецко-американских отношений будет во многом зависеть, во-первых, от предстоящей встречи Р. Эрдогана и Д. Трампа в Брюсселе; во-вторых, от того, в каком виде будет принят оборонный бюджет США на 2019 г. Известно, что сейчас на рассмотрении Конгресса находятся два варианта, и оба предполагают определенные наказания в отношении Турции в случае покупки ею российских систем С-400. В первом варианте речь идет о прекращении поставок Турции американских высокотехнологичных вооружений, и это касается не только истребителей F-35. Во втором предусматривается введение в отношении Анкары санкций в соответствии с законом CAATSA. Очевидно, если американцы примут решение о введении санкций, то ответ со стороны Анкары не заставит себя долго ждать. Об этом неоднократно заявляли турецкие власти.

Представители Европейского союза и лидеры ключевых стран ЕС тоже поздравили Р. Эрдогана с победой. Очевидно, что Евросоюз продолжит оказывать финансовую поддержку и техническую помощь Турции для совместного решения проблем в сфере миграции. В то же время, по мнению Брюсселя, Турция, хоть и остается формально страной-кандидатом, однако в настоящее время дистанцируется от ЕС, и переговоры о вступлении фактически остановлены. Не предвидится дальнейшей работы и по модернизации Таможенного союза Турции с ЕС.

Особый интерес представляет позиция европейских наблюдателей от ОБСЕ и ПАСЕ, которые заявили, что кандидатам в президенты на выборах 24 июня в Турции не был предоставлен равный доступ к СМИ, и международные наблюдатели не получали всей необходимой информации. В своем предварительном отчете европейские наблюдатели раскритиковали проведение выборов в условиях режима ЧП и объединение участков в местах проживания преимущественно курдского населения.

Что касается дальнейших отношений между Анкарой и Москвой, то, судя по всему, и двустороннее сотрудничество, в том числе, в сфере ВТС и реализации энергетических мегапроектов (АЭС «Аккую», газопровод «Турецкий поток» и т.д.), и взаимодействие сторон на различных международных площадках, в том числе по урегулированию острых региональных проблем, серьезных изменений не претерпят. Очевидно, что сохранение Р. Эрдоганом власти означает во многом предсказуемую ситуацию в российско-турецких отношениях.

Следует отметить, что между Россией и Турцией есть много общего в области политической истории и развития двух государств. Примечательно, что и президентские выборы в двух странах состоялись в 2018 г. Есть основания полагать, что та положительная динамика, которая наблюдалась в российско-турецком взаимодействии в последние годы после разрешения кризиса в двусторонних отношениях, не просто продолжится, но может расшириться, охватив новые направления. Известно, например, что 25 июня 2018 г., то есть, на следующий день после выборов, президент России В. Путин дважды поздравил Р. Эрдогана с победой — официальной телеграммой и в ходе телефонного разговора. В свою очередь, Р. Эрдоган был также в числе первых, кто поздравил В. Путина с его переизбранием на новый срок. Дружба двух лидеров является важным фактором в мировой политике и довольно мощным сигналом международному сообществу. Россия и Турция практически в один голос периодически заявляют о своем намерении и далее расширять не только двустороннее сотрудничество, но и усиливать влияние тех международных форматов и площадок, где они работают вместе, несмотря на возражения и препятствия Запада. Такое положение дел на фоне ухудшившихся отношений между Турцией и западными странами открывает новые пути и возможности для развития российско-турецких контактов.

С другой стороны, Турция заинтересована в усилении российского вектора в своей внешней политике, что укрепляет ее многовекторный внешнеполитический курс и дает гораздо больше пространства для маневра, в том числе в ее общении с ключевыми западными игроками. То есть, благодаря укреплению связей с РФ, Турция получает возможность добиваться от Запада определенных уступок, в том числе по важным региональным вопросам, на что раньше Запад не соглашался. То, как развиваются в настоящее время события в Сирии, например, по Манбиджу, может служить тому наглядным примером.

Подводя итоги, следует отметить, что, во-первых, президентские и парламентские выборы, состоявшиеся 24 июня 2018 г., носят во многом уникальный, с точки зрения турецкой политической культуры, характер. Во-вторых, в выстраивании внутрикоалиционных и межкоалиционных отношений накануне выборов политические партии руководствовались как стратегическими и долгосрочными, так и тактическими и краткосрочными мотивами. В-третьих, очевидно, что президентская республика в Турции создается поэтапно через апробацию принципов и методов ограниченного парламентаризма в условиях режима ЧП. Кроме того, сложившаяся расстановка политических сил в новом парламенте, с одной стороны, носит гораздо более представительный характер по сравнению с предыдущим созывом, с другой стороны — предоставляет националистам ключевую роль, что может привести к популяризации национализма и усилению националистической риторики как на внутриполитической, так и на международной арене. Стоит также отметить, что вновь избранный президент, судя по всему, в ближайшее время займется активными поисками своего преемника, и, скорее всего, начнет «чистки» внутри правящей партии для снижения влияния нелояльных ему группировок. Более того, очевидно, что внешнеполитический курс Анкары, заданный еще задолго до выборов, продолжится без существенных изменений — подвижек в отношениях с Брюсселем и качественных изменений контактов с Вашингтоном не предвидится. Наконец, российско-турецкие отношения, обретшие определенную предсказуемость и устойчивость, судя по всему, будут и дальше развиваться по нарастающей.