Станет ли «Астана-4» «Минском» для Сирии?

Главным итогом прошедших в Астане 3–4 мая переговоров по Сирии с участием представителей вооруженной оппозиции стало подписание тремя странами-гарантами — Ираном, Россией и Турцией — меморандума о создании в Сирии четырех зон «деэскалации» или «безопасности». Этот документ можно считать прорывным, способным действительно вывести процесс мирного урегулирования на новый качественный уровень. Однако в меморандуме остаются существенные пробелы и много неучтенных моментов. Если он не будет доработан на экспертном уровне до указанной в нем даты окончательного определения границ «зон безопасности» — 4 июня 2017 г., то неизбежно возникнут препятствия для наполнения его практическим содержанием, а достигнутые договоренности могут стать очередным неудачным экспериментом.

Принятие решения о создании «зон безопасности» — результат соответствующих выводов из ситуации вокруг предшествующих договоренностей декабря 2016 г.

Главным итогом прошедших в Астане 3–4 мая 2017 г. переговоров по Сирии с участием представителей вооруженной оппозиции стало подписание тремя странами-гарантами — Ираном, Россией и Турцией — меморандума о создании в Сирии четырех зон «деэскалации» или «безопасности».

riafan.ru

С одной стороны, этот документ можно считать прорывным, способным действительно вывести процесс мирного урегулирования на качественно новый уровень. С другой — в меморандуме остаются существенные пробелы и много неучтенных моментов. Если он не будет доработан на экспертном уровне до указанной в нем даты окончательного определения границ «зон безопасности» — 4 июня 2017 г., то неизбежно возникнут препятствия для наполнения его практическим содержанием, а достигнутые договоренности могут стать очередным неудачным экспериментом. Пока же соглашение «не закрывает» массу лазеек, которыми смогут воспользоваться для срыва мирного процесса как радикалы из Хайят Тахрир аш-Шам (ХТШ), так и сторонники «войны до победного конца» в Дамаске.

Представляется, принятие решения о создании «зон безопасности» — результат соответствующих выводов из ситуации вокруг предшествующих договоренностей декабря 2016 г. Видимо, была проведена работа над ошибками и были учтены проблемные аспекты реализации этих договоренностей, которые наиболее рельефно проявились в феврале–марте 2017 г., когда режим прекращения огня стал массово нарушаться.

Если в Идлибе и примыкающих к нему районах провинций Латакия и Алеппо перемирие удавалось более-менее сохранять, то в регионе Дамаска, «Растанского котла» и на юге Сирии в Дераа, а затем и в северной части провинции Хама оно было полностью сорвано. В результате стороны перешли к полномасштабным боевым действиям. На северо-западе российские военные, действующие в рамках центра примирения сторон в Хмеймиме, могли контролировать режим прекращения огня, но на юге такой возможности не было. Так, все попытки российских военных наблюдателей попасть в долину Вади-Барада, атакованную сразу после начала перемирия, были тщетны: «Хезболла» не пропустила их в осажденный анклав.

Соответственно, нужно было создать механизм, который позволил бы разграничить зоны и приставить к каждой из них ответственных за мониторинг в конкретной области, то есть сформировать «отделы» наблюдательного органа. Они должны следить за выполнением соглашения о перемирии и контролировать, чтобы вину за нарушение режима прекращения огня в отдельно взятом секторе не перекладывали на оппозицию или проправительственные силы. У «отделов» должна быть возможность оперативно установить контакт со всеми участниками инцидента, выявить причины и по возможности не допустить дальнейшей эскалации. Формирование трехсторонних групп наблюдателей из стран-гарантов в определенной степени позволит решить эту задачу и исключить повторение прецедентов, когда мониторинговые группы не могли попасть в те или иные районы.

В то же время, как признают сами подписавшие меморандум стороны, до сих пор не выработаны не только меры по принуждению к перемирию сторон, но и методы фиксации нарушений режима прекращения огня. Хотя ясно, что если речь идет об установлении долгосрочного перемирия, то действия по «наказанию» нарушителей должны быть жесткими, причем они должны распространяться не только на оппозицию, но и на проправительственные силы, которые сами часто саботируют выполнение взятых на себя обязательств. Здесь следует учитывать то обстоятельство, что страны–гаранты, хотя и позиционируют себя как посредники, сами вовлечены в боевые действия, оказывая военную поддержку одной из сторон, то есть одновременно являются и участниками конфликта. В связи с этим было бы разумно подключить к процессу наблюдателей из не вовлеченных в конфликт государств.

Кирилл Семенов:
Вооруженные силы Сирии на седьмой год войны: от регулярной армии к добровольческим корпусам

Вместе с тем США, чьи вооруженные силы присутствуют в Сирии, а союзные ему подразделения, Демократические силы Сирии (ДСС), контролируют территории, превосходящие по площади районы, на которые распространяется как власть Дамаска, так и оппозиции, не является страной-гарантом. Без более глубокого вовлечения Вашингтона в процесс мирного урегулирования добиться нужного результата будет гораздо сложнее. Тем более что только Вашингтон, который делает ставку на ДСС, обладает рычагами воздействия на две противоборствующие стороны — режим и оппозицию.

Есть и другие моменты, которые вызывают серьезную настороженность экспертов. И именно эти детали заставили оппозицию отвергнуть меморандум, по крайней мере в его первоначальном виде.

Требование сирийской оппозиции, присоединившейся к перемирию, сводилось и сводится к тому, чтобы режим прекращения огня в равной мере распространялся на всю западную Сирию без исключений. Она также настаивает на том, чтобы военное командование в Дамаске не проводило операции под откровенно надуманными предлогами вроде борьбы с Хайят Тахрир аш-Шам там, где этой группировки практически не было и где с ней могли самостоятельно справиться отряды оппозиции. Именно этим объяснялась операция в Вади-Барада, которая в итоге стала катализатором срыва декабрьского перемирия.

Однако и достигнутые соглашения пока не предусматривают всеобъемлющего характера перемирия между режимом и оппозицией, затрагивая лишь «зоны деэскалации», очерченные зачастую без учета мнения повстанцев. Именно это заставило оппозицию отвергнуть меморандум на данном этапе.

В частности, некоторые районы, находящиеся под контролем повстанческих группировок, присоединившихся к перемирию, не были включены в эти зоны. Существует опасение, что многочисленные анклавы, занятые силами умеренной оппозиции, таким образом будут выведены из режима прекращения огня и станут объектами атак со стороны Сирийской арабской армии и проиранских группировок. К этим районам относятся, например, пригороды Дамаска — Кабун, Тишрин и Берзе, которые контролируются такими фракциями повстанцев, как Джейш аль-Ислам, Файлак ар-Рахман, Ахрар аш-Шам и 1-й бригадой Свободной сирийской армии. Однако по не до конца ясным причинам этот район был объявлен территорией, где действуют исключительно террористы из Нусры, а потому не включен в «зоны безопасности».

Есть опасения, что ту же участь могут разделить и другие территории: области юго-востока и востока провинции Дамаск, включая Восточный Каламун и Думейр, где лидирующие позиции занимают Джейш аль-Ислам и Фронт аутентичности и развития, также относящийся к «умеренному спектру»; восточные районы провинции Сувейда и регион сирийской пустыни в юго-западной части провинции Дейр-аз-Зор, где развернуты силы умеренной оппозиции во главе с группировкой «Усуд аш-Шаркийа» и объединенным командованием более мелких фракций Revolution Commando, которые проводят успешные операции против «Исламского государства»; южная часть провинции Хама, примыкающая к «Растанскому котлу» в Северном Хомсе и т. д. Таким образом, существует риск повторения ошибок, которые спровоцировали срыв режима прекращения огня, установленного в декабре 2016 г.

Николай Сурков:
Сирийский пасьянс: к чему стремятся ЕС, США и Россия

Так, например, в случае возможного наступления сил режима на Восточный Каламун, который не включен в какие-либо «зоны», но в котором ведущая группировка — «Джейш аль-Ислам», руководство этого повстанческого движения вряд ли останется безучастным к судьбе своих подразделений и постарается оказать им содействие, начав атаки, но уже в «зоне деэскалации» в Восточной Гуте. Далее может последовать цепная реакция: ответные действия режима в Восточной Гуте, операция повстанцев «Южного фронта» с целью оттянуть на себя силы от этого пригорода Дамаска. И так пока волна не дойдет до региона Идлиб, и перемирие окончательно не будет сорвано. Именно так случилось в феврале–марте 2017 г.

Хотя нельзя исключать, что в действительности многие проблемные аспекты были уже согласованы, но по ряду причин не обнародованы. На это указывают события в районах Берзе и Кабун. Они не были включены в «зоны деэскалации», но сразу после окончания переговоров в Астане из них начался вывод подразделений повстанцев, которые будут затем вывезены в Идлиб. Однако одновременно начавшееся наступление сил режима на позиции умеренных повстанцев в восточных районах провинции Дамаск и у Восточного Каламуна свидетельствует, что подобные договоренности могут касаться далеко не всех районов, не вошедших в «зоны деэскалации».

Хотелось бы также указать на еще один важный вопрос, который стоит на повестке дня всех четырех астанинских встреч, но в отношении которого пока не наблюдается подвижек. Он касается соглашения об обмене пленными и освобождении политических заключенных. Если поставить во главу угла запуск полноценного мирного процесса в Сирии, а не попытки использовать временное затишье для передислокации сил и укрепления собственных позиций перед очередным витком эскалации, то именно этот вопрос мог бы послужить толчком к установлению более доверительных отношений между сторонами и, как следствие, вывести диалог на новый уровень.