Сосуществование вместо интеграции
(Голосов: 1, Рейтинг: 5) |
(1 голос) |
К.и.н., директор Центра изучения перспектив интеграции, доцент Базовой кафедры евразийской экономической интеграции ИПиНБ РАНХиГС при Президенте России, эксперт РСМД
За последний месяц произошли два события, которые окончательно расставили точки над i в геоэкономической картине будущей Евразии. Евросоюз в ноябрьском письме Ж-К. Юнкера российскому президенту фактически отказал в существовании ЕАЭС, Москва следом предложила двигать союз на Восток. «Единое пространство от Лиссабона до Владивостока» снова отложено на неопределенный срок.
За последний месяц произошли два события, которые окончательно расставили точки над i в геоэкономической картине будущей Евразии. Евросоюз в ноябрьском письме Ж-К. Юнкера российскому президенту фактически отказал в существовании ЕАЭС, Москва следом предложила двигать союз на Восток. «Единое пространство от Лиссабона до Владивостока» снова отложено на неопределенный срок.
От мечты к реальности
Идея «Большой Европы» из политической мечты времен Де Голля стала превращаться в предмет практического обсуждения на высшем уровне лишь под воздействием кризиса нынешней системы международных отношений. «Интеграция интеграций» должна была стать инструментом для гармонизации интересов ЕС и России на постсоветском пространстве. Сложности стали нарастать в 2000-е гг. после волны «цветных революций» и по мере роста внешнеполитического внимания Москвы к своим ближайшим соседям.
Фактически России было отказано в праве иметь свои интересы на постсоветском пространстве. Такая позиция в принципе исключает возможность построения «Большой Европы».
В итоге в 2013 г. в качестве решения проблемы выбора между Европейским и Таможенным союзами премьер-министр Украины Н. Азаров предложил сформировать трехстороннюю комиссию Россия-Украина-Евросоюз. Как бы ни было сейчас сложно признать это киевским политикам и экспертам, но данный компромиссный шаг действительно учитывал интересы Украины, на тот момент далеко не единой относительно «европейского выбора». Страна могла бы минимизировать свои риски от вхождения в европейское торговое пространство, но что более важно — в рамках работы данной комиссии могли появиться решения, которые во многом определили бы модель сотрудничества двух крупнейших союзов Евразии. Россия предложение поддержала, «Большая Европа», казалось бы, стала приобретать более четкие очертания. Однако министр председательствующей на тот момент в Евросоюзе Литвы Линас Линкявичус на следующий день после предложения Киева однозначно отказался поддержать его, заявив, что «мы (ЕС) не видим роли для третьих стран в этом процессе».
Игорь Иванов: Закат Большой Европы
Фактически России было отказано в праве иметь свои интересы на постсоветском пространстве. Такая позиция, естественно, в принципе исключает возможность построения «Большой Европы». Однако проблема заключается не просто в отказе реализовывать красивую мечту о едином пространстве безопасности и развития, а в том, что это повлекло за собой обратный процесс — поляризацию постсоветского пространства, разделение стран на «своих» и «чужих», и кризис в отношениях России с западными странами, масштаб которого мало кто мог предугадать заранее. Поэтому важно было спустя два года снова вернуться к стратегическим вопросам сосуществования двух интеграций.
Зачем потребовалось «повторение пройденного»?
За последние два года принципиально изменились условия для диалога между Россией и Евросоюзом.
Россия открыто продемонстрировала, что не согласна рассматривать постсоветское пространство как территорию без её собственных интересов.
Высокий риск дестабилизации постсоветских государств со слабой экономической и политической системой стал очевидным. Причем основа этой дестабилизации имеет внутреннюю природу, но катализатором кризиса могут выступать внешние, геополитические условия. Постсоветские страны в своем развитии прошли ту точку, до которой все социально-экономические проблемы можно было демагогически списывать на «неизбежные издержки» демократического и рыночного транзита или последствия советского прошлого. Спустя 25 лет самостоятельного существования всю ответственность за провальную государственную политику несет руководящая элита. Геополитический выбор, сделанный Украиной в 2013–2014 гг., лишь подтолкнул страну к пропасти, которая создавалась самими киевскими политиками на протяжении многих лет.
Россия открыто продемонстрировала, что не согласна рассматривать постсоветское пространство как территорию без её собственных интересов. Это вовсе не значит, что Москва считает данный регион частью своей «эксклюзивной сферы интересов», на что пытаются сегодня указывать многие украинские эксперты и политики. События на Донбассе и особенно в Крыму показали, что российское влияние на общество в этих странах не дипломатический блеф и не пропагандистская уловка, а объективная реальность, которую необходимо учитывать внешним игрокам в регионе. Внешнеполитическая формула Москвы здесь довольно проста: постсоветское пространство — территория не эксклюзивных, а стратегических интересов России, особенно в сфере безопасности, поэтому любые шаги, которые затрагивают эти интересы, должны обсуждаться.
Поэтому еще один элемент, ставший очевидным за последние два года - необходимость создания механизмов, направленных на гармонизацию интересов всех ключевых участников международного диалога на постсоветском пространстве. Соответственно, речь идет не только об интересах России или ЕС, но, конечно, и об интересах Украины, Грузии, Молдовы и других стран региона.
Кризис международных отношений продемонстрировал еще одно важное обстоятельство: политика санкций доказала свою неэффективность с точки зрения воздействия на внешнюю политику России. Утверждения, что «без санкций Кремль никогда не пошел бы на Минск-2», напоминают, скорее, попытку выдать желаемое за действительное. Меры, перечисленные в Примечании 1 Минских соглашений, в целом соответствуют позиции Москвы, которую она заняла практически с самого начала украинского кризиса. Во внутренней же политике, санкции, как минимум не ухудшили показатели общественной поддержки руководства страны. Между тем от политики санкций западные страны не отказываются, что наводит на предположение, что у них есть еще задачи, помимо попытки воздействия на российского президента и его окружение. Эти задачи имеют уже не тактический, а стратегический характер — торможение евразийской интеграции, которая подразумевает выработку общей экономической политики (а значит, и по вопросам санкций/антисанкций).
Политика санкций доказала свою неэффективность с точки зрения воздействия на внешнюю политику России.
Достижение западными странами этой задачи особенно важно в свете того, что еще одним новым обстоятельством в диалоге Россия — ЕС стало появление в 2014 году в качестве субъекта международных отношений Евразийского экономического союза, который с тех пор расширился за счет включения еще двух стран, договорился о Зоне свободной торговли с Вьетнамом и о сопряжении с одним из крупнейших инфраструктурных проектов — китайским Новым шелковым путем.
В настоящее время интеграция буксует — влияет и международный экономический кризис, и политический фактор, выраженный в «санкционной войне». По сути, попыткой снять хотя бы второй барьер и была октябрьская «памятная записка» от имени председателя коллегии ЕЭК Виктора Христенко, которая предлагала диалог «по важным для торгово-экономического сотрудничества отраслям, а также обсуждение вопросов, например, по снижению барьеров в торговле, гармонизации таможенного регулирования и других».
Это партнерское предложение, конечно, было сделано, на первый взгляд, не совсем в подходящих условиях — на фоне углубления кризиса международных отношений. Однако предложенные меры, как и идея о трехсторонней комиссии в 2013 г, как раз и должны были затормозить процесс расползания Евразии на противостоящие лагеря.
Появившийся же месяц спустя ответ Ж.-К. Юнкера свидетельствует о том, что неготовность Европы к такой стратегии взаимодействия не ситуативна, как могло казаться еще в год Вильнюсского саммита — она воспроизводится как в предкризисных, так и в кризисных условиях. Интеграция интеграций вовсе не рассматривается в Брюсселе как способ решения проблем в отношениях с Россией на постсоветском пространстве. Напротив, получается, что кризис в отношениях используется как предлог, чтобы не искать компромисс, не искать новый формат взаимодействия, который помог бы сблизить позиции.
По разным углам Евразии
Иван Тимофеев, Елена Алексеенкова:
Геоэкономика Евразии: взгляд из России
У Европы и России принципиально разные взгляды на будущее Евразии и форматы взаимодействия. Диалог ЕС с Украиной в 2013 г. и с Белоруссией позволяет выявить характерные черты восточной политики Брюсселя, которые неприемлемы для российской стороны.
Увязка экономики и политики. Экономическое сотрудничество Евросоюза с восточными партнерами рассматривается Брюсселем лишь в качестве некоего «одолжения» соседям. Как следствие, экономические инициативы идут в пакете с политическими требованиями, которые должны приблизить «отсталые» государственные системы к «высоким» европейским стандартам. В случае с Киевом эти требования были зафиксированы в том числе в так называемом «списке Фюле», в случае с Минском — выразились, например, в реанимации консультаций по правам человека при принципиальном несовпадении взглядов сторон на ситуацию вокруг прав человека в Беларуси.
Политика «испытательных сроков». Западные страны всегда сохраняют за собой возможность быстро свернуть нормализацию отношений при недовольстве «демократическим прогрессом» в той или иной стране. Критерием оценки этого прогресса остается мнение самих европейских чиновников. Стратегия «подвешенной морковки» сама по себе весьма красноречиво свидетельствует о расстановке в международной политике ролей «врача» и «пациента», вставшего на пусть исправления от «диктаторской зависимости».
Следует признать, что Брюссель до сих пор элементарно не видит в Евразийском экономическом союзе субъект международных отношений.
Ограниченные финансовые ресурсы. Эта характеристика особенно рельефно предстает в сравнении. К слову, Китай планирует инвестировать в проект Нового шелкового пути $40 млрд, а в экономический коридор в Пакистане, который даст Китаю прямой выход в Индийский океан, — $46 млрд. Ежегодный же бюджет программы «Восточное партнерство» равен примерно €600 млн. Очевидно, Европа не видит стратегической выгоды для себя в восточном векторе внешней политики.
Отсутствие технологий. Доступ к интеллектуальным и технологическим ресурсам для модернизации национальной экономики — сильный аргумент, который призван доказать выгодность евроинтеграции. Однако на практике этот аргумент пока не продемонстрировал свою состоятельность. Например, высокотехнологичная продукция балтийских республик спустя 10 лет членства в ЕС остается в большинстве своем неконкурентоспособной — доля экспорта такой продукции в общем объеме много ниже среднего показателя по ЕС (в Латвии — 30% в то время как в среднем по Евросоюзу — 53%), среднегодовые темпы роста работающих в инновационном секторе экономики положительные лишь в Эстонии. Программу же Юнкера по «реиндустриализации Европы», в свою очередь, планировалось распространить лишь на страны ЕС, не включая ассоциированных членов или любых других партнеров союза. К тому же сам план распределения инвестиций осенью 2015 г. вытеснил план распределения беженцев.
Николай Межевич:
«Интеграция интеграций»:
стоит ли искать чёрную кошку
в тёмной комнате?
В итоге со всеми этими «особенностями» сближения с Западом, помимо привязки к Минским соглашениям, предстоит столкнуться и Евразийскому союзу, если продолжать стучаться в окна и двери ЕС. Наконец, следует признать, что Брюссель до сих пор элементарно не видит в Евразийском экономическом союзе субъект международных отношений. Сложно найти другое объяснение тому факту, что в ответ на послание в Брюссель от имени Евразийской комиссии и его главы Виктора Христенко Ж.-К. Юнкер обратился с письмом к российскому президенту Владимиру Путину.
Российский опыт последних месяцев показывает, что деполитизированный интерес западных стран к своим восточным соседям возникает, главным образом, когда у европейских стран не остается другого выбора. Подтверждением этого факта после трагических событий в Париже стала «челночная дипломатия» французского президента Ф. Олланда с целью координации усилий России и США в борьбе с международным терроризмом, и предложение главы МИД Германии Ф.-В. Штайнмайера восстановить работу Совета Россия-НАТО.
Верной стратегий для ЕАЭС в данной ситуации будет отложить вопрос о развитии через интеграцию с западными странами и взамен формировать евразийский полюс мировой экономики с опорой на сотрудничество со странами Юго-Восточной Азии.
Соответственно, верной стратегий для ЕАЭС в данной ситуации будет отложить вопрос о развитии через интеграцию с западными странами и взамен формировать евразийский полюс мировой экономики с опорой на сотрудничество со странами Юго-Восточной Азии. Эта же политическая линия была бы выгодна и России, у которой на данный момент нет основы для восстановления отношений с ЕС и США до уровня 2013 г. С этим, на мой взгляд, и связано предложение В. Путина начать вместе с коллегами по Евразийскому экономическому союзу консультации с членами ШОС и АСЕАН о формировании экономического партнерства.
Западные страны, конечно, не будут добиваться изоляции Евразийского экономического союза, но, как показывают последние события, на фоне создания Трансатлантического партнерства он им объективно неинтересен. ЕАЭС, в свою очередь, также готов окончательно сделать стратегическую ставку на партнерство с Юго-Восточной Азией вместо Западной Европы. В этом на данный момент и состоит общий знаменатель для двух союзов, на котором в обозримой перспективе и будет выстраиваться их совместное сосуществование.
(Голосов: 1, Рейтинг: 5) |
(1 голос) |
