Сомалийский казус: "failed state" и система безопасности

Вторую половину своего чуть более чем полувекового существования в качестве суверенного государства Сомали провело в состоянии «идеального шторма» с точки зрения безопасности. Привлекательное по своим геостратегическим параметрам государство с некогда одной из наиболее боеспособных в регионе армий не может оправиться от гражданской войны, продолжающейся уже больше 20-ти лет.

Начавшийся в 1991 г. с отделения северо-западных провинций (нынешняя непризнанная республика Сомалиленд) процесс образования автономных и полуавтономных администраций не остановился и во втором десятилетии XXI в. В условиях высокой концентрации стрелкового оружия среди гражданского населения, доминирования примордиальных (племенных, общинных) идентичностей борьба за пастбища и источники воды трансформировалась в конфликты между автономиями и политическими движениями . Учитывая, что наиболее устойчивые и влиятельные из них обладают регулярными силовыми структурами, насчитывающими сотни бойцов (например, армии Пунтленда и Гальдумуга насчитывают от 1,5 до 2 тыс. человек соответственно ), и амбициями на самостоятельный политический курс, включая внешнеполитические сношения , ситуация остается сложной даже при выведении из уравнения наименее конвенциональных игроков.

Среди влиятельных игроков, действующих на территории Сомали, особое место занимают экстремистские организации исламистского толка, сильнейшей из которых на данный момент является группировка «Аш-Шабаб». Между группировками идет конкуренция моделей управления, насаждаемых на подконтрольных территориях. Так, некоторые опираются на шариатские нормы, другие — на обычное право. Однако, как правило, наибольший «порядок» обеспечивают самые авторитарные и бесчеловечные подходы.

Условный сомалийский экстремистский фронт находится в состоянии «броуновского движения» — группировки борются за выживание, дробятся и смешиваются, а после военного поражения не всегда дезинтегрируются, но переходят к партизанской войне. На этих процессах пытаются играть внутренние и внешние игроки, что провоцирует дополнительную поляризацию.

Традиционный для многих государств источник вызовов и угроз, а именно внешнее вмешательство, для Сомали имеет особый многокомпонентный характер. Интуитивно понятны негативные последствия нескоординированных с Могадишо иностранных интервенций, даже в форме контртеррористических операций, проводимых государствами-соседями. Между тем согласованная долгосрочная поддержка, которую может себе позволить международное сообщество, препятствует формированию автономной системы национальной безопасности, инерция лишь откладывает решение ключевых проблем. Поэтому планируемый в 2018–2019 гг. вывод контингента миссии Африканского союза в Сомали (AMISOM) может спровоцировать спонтанное увеличение захваченных исламистскими группировками территорий.

Безусловно, присутствие иностранных игроков оказывает не только негативное влияние на формирование сомалийской системы безопасности. Международные организации участвуют в нивелировании угрозы «слабых государственных институтов», беря на себя обязательства добиваться реализации соглашений, как это сделали ЛАГ, АС, ООН в отношении «дорожной карты до 2012 г.». Это особенно актуально в контексте дефицита средств для поддержания в тонусе силовых ведомств — выплаты зарплат служащим, обучения и подготовки кадров, обновления амуниции.

Максимальную «физическую» вовлеченность в разрешение проблемы присутствия террористических группировок в Сомали демонстрируют Соединенные Штаты. На территории Сомали дислоцированы 400 солдат сухопутных подразделения армии США, они участвуют в операциях по подготовке правительственных сил и логистической поддержке. Неиссякаемая террористическая угроза будет провоцировать увеличение личного состава и интенсификацию точечных ударов с воздуха по главам бандподполья. В марте 2017 г. Пентагон получил право проводить воздушные и наземные операции в Сомали без предварительного согласования с Белым домом.

Свой вклад в обеспечение безопасности и борьбу с экстремистскими группировками также делают те, чья собственная безопасность поставлена в зависимость от внутрисомалийских пертурбаций из-за географического соседства, — Кения и Эфиопия.

По данным на 2018 г., вся «силовая» система находится на этапе реформирования. Согласно представленной на лондонской конференции по проблемам Сомали от 2017 г. новой «Структуре национальной безопасности ФРС», сомалийские вооруженные силы включают сухопутные войска и пока лишь виртуально существующие силы военно-морского флота, противоракетной обороны, военно-воздушные силы. Численность СНА составляет 22 тыс. военнослужащих, включая до 4 тыс. человек в составе сил специального назначения.

Региональные автономии по мере возможностей содержат собственные армии и полицию. Так, на военном балансе у Харгейсы находятся более 15 тыс. человек. Автономии также обладают собственной организационной структурой, где глава (как правило, президент) является руководителем сил безопасности, которые могут выполнять полицейские и армейские функции. В случае Сомалиленда структура силового аппарата зеркально отображает собственно сомалийскую, включая отсутствующие силы ПРО, ВВС и ВМФ.

Проблема низкой функциональности государственных институтов порождает неожиданные последствия для национальных ВС, снова затрагивая кадровый вопрос. Из-за отсутствия официальной системы регистрации новорожденных установление точного возраста рекрутов в армию не представлялось возможным и нужным. Однако после доклада Миссии ООН в Сомали (UNSOM) о детях-солдатах в СНА и ополчении была запущена программа скрининга и реабилитации. В результате 500 бывших детей-солдат (375 мальчиков и 125 девочек) были возвращены в свои семьи и общины. И сомалийцы, и контингент AMISOM прошли специальную подготовку по защите детей во время боевых операций.

Осевой проблемой для вооруженных сил Сомали остается недофинансирование, особенно остро оно проявляется в контексте тенденции на сокращение финансовой помощи из традиционных источников. Проблема с невыплатой заработных плат обуславливает низкую мотивацию, и верховный главнокомандующий, который не только обещает, но и действительно выплачивает задолженности, автоматически обретает популярность в армейских кругах. В 274-миллионном федеральном бюджете Сомали (по состоянию на 2018 г.) доля военных расходов, по неподтвержденным данным, может составлять до 20%, что в числовом выражении помещает армию в десятку самых бедных. В совокупном рейтинге военной мощи Global Firepower Сомали занимает 132 место из 136.

Роль силовых структур в политическом процессе ограничивается высокой зависимостью от внешней помощи, которая резко сократится, установись в Сомали военная хунта. В условиях многочисленных угроз и вызовов политикам без силовиков власть не удержать, а тем не выжить без стабильной финансовой подпитки. В продолжающемся кризисе такой расклад будет обеспечивать по крайней мере видимость разделения властей.

Вторую половину своего чуть более чем полувекового существования в качестве суверенного государства Сомали провело в состоянии «идеального шторма» с точки зрения безопасности. Привлекательное по своим геостратегическим параметрам государство с некогда одной из наиболее боеспособных в регионе армий [1] не может оправиться от гражданской войны, продолжающейся уже больше 20-ти лет.

Вызовы и угрозы системе безопасности Сомали

Николай Косухин:
Сомали — головная боль мирового сообщества

К концу 2018 г. Федеративная Республика Сомали (ФРС) представляется классическим примером «несостоявшегося государства» — слабые, не контролирующие ситуацию на местах органы государственной власти обрамляют нежизнеспособную политическую и экономическую единицу. Согласно доктринальным документам (хартиям, «дорожным картам», внешне- и внутриполитическим договорённостям), «восстановление эффективного государственного управления», «национальное примирение», «проведение всеобщих выборов» хоть и упоминаются в одном перечне с пунктом об «обеспечении безопасности на всей территории Сомали», но практически ставятся в зависимость от него.

Одной из центральных проблем, обеспечивающих питательную почву для угроз самого широкого спектра от пиратства и похищения людей до появления «флибустьерских государств» и терроризма, является территориальная и политическая раздробленность. Начавшийся в 1991 г. с отделения северо-западных провинций (нынешняя непризнанная республика Сомалиленд) процесс образования автономных и полуавтономных администраций не остановился и во втором десятилетии XXI в. В условиях высокой концентрации стрелкового оружия среди гражданского населения, доминирования примордиальных (племенных, общинных) идентичностей борьба за пастбища и источники воды трансформировалась в конфликты между автономиями и политическими движениями. Учитывая, что наиболее устойчивые и влиятельные из них обладают регулярными силовыми структурами, насчитывающими сотни бойцов (например, армии Пунтленда и Гальдумуга насчитывают от 1,5 до 2 тыс. человек соответственно [2] ), и амбициями на самостоятельный политический курс, включая внешнеполитические сношения, ситуация остается сложной даже при выведении из уравнения наименее конвенциональных игроков.

Не так давно федеральные власти вынуждены были подписать соглашения о военном сотрудничестве «в сфере безопасности, борьбы с терроризмом, подготовке, финансировании и оснащении местных силовых структур» с администрациями Пунтленда и Гальдумуга. У местного руководства не хватает ресурсов для самостоятельного функционирования. Это проявилось в случае с личным составом сил национальной береговой охраны автономий Гальдумуг, Химан и Хеб в контексте борьбы с пиратством в подконтрольных приморских зонах [3] . Не отказываясь от прочих полномочий, они готовы «переложить» на международно признанное правительство обязательства искать средства для решения подобных задач.

Среди влиятельных игроков, действующих на территории Сомали, особое место занимают экстремистские организации исламистского толка, сильнейшей из которых на данный момент является группировка «Аш-Шабаб». Целью большинства подобных группировок является «освобождение» сомалийского народа от иностранных войск и их «приспешников», распространение «истинного ислама» путем создания исламского государства, каким его видят идеологи боевых группировок. В случае «Аш-Шабаб» это означает организацию невольничьих рынков, истребление «неверных», установление псевдомусульманских норм поведения с акцентом на вседозволенность членов группировки по отношению к местному населению, ведение непрекращающейся войны с внешним миром. Безусловно, между группировками идет конкуренция моделей управления, насаждаемых на подконтрольных территориях. Так, некоторые опираются на шариатские нормы, другие — на обычное право. Однако, как правило, наибольший «порядок» обеспечивают самые авторитарные и бесчеловечные подходы.

Условный сомалийский экстремистский фронт находится в состоянии «броуновского движения» — группировки борются за выживание, дробятся и смешиваются, а после военного поражения не всегда дезинтегрируются, но переходят к партизанской войне. На этих процессах пытаются играть внутренние и внешние игроки, что провоцирует дополнительную поляризацию. Так, отделившуюся от организации «Хизб уль-ислам» группировку «Рас-Камбони» на грани исчезновения в 2010 г. «подобрали» и обучили кенийские специалисты. В дальнейшем совместно с правительственными войсками она участвовала в активных боевых действиях против бывшего союзника — организации «Аш-Шабаб» [4] . В свою очередь, например, антиисламистская «Администрация долины Шабелле» обязана своим появлением заявлению Госдепа США от 2010 г. о намерении поддерживать в Сомали взаимодействие не только с федеральным правительством [5] .

Риачард Баретт:
ИГС vs «Аш-Шабаб»: конфликт джихадистов в Сомали

Традиционный для многих государств источник вызовов и угроз, а именно внешнее вмешательство, для Сомали имеет особый многокомпонентный характер. Интуитивно понятны негативные последствия нескоординированных с Могадишо иностранных интервенций, даже в форме контртеррористических операций, проводимых государствами-соседями. Между тем согласованная долгосрочная поддержка, которую может себе позволить международное сообщество, препятствует формированию автономной системы национальной безопасности, инерция лишь откладывает решение ключевых проблем. Поэтому планируемый в 2018–2019 гг. вывод контингента миссии Африканского союза в Сомали (AMISOM) может спровоцировать спонтанное увеличение захваченных исламистскими группировками территорий. Как это случилось в 2010 г., через год после вывода с территории Сомали эфиопских войск, когда Аш-Шабаб и Хизб уль-ислам взяли под свой контроль все южные и часть центральных провинций страны, захватили половину столицы.

Кроме того, внешние игроки вполне осознано эксплуатируют проблему наличия центров силы, борющихся за власть, соответственно, за контроль над каналами распределения ресурсов. Помимо ad hoc контактов с боевыми группами, иностранные власти вполне официально выстраивают взаимодействие с автономными администрациями вне зависимости от позиции Могадишо. Несмотря на неправомочность, с точки зрения парламента Сомали, сделки между Сомалилендом и эмиратской группой DP World относительно развития порта Бербера от 2016 г., ее реализация не только не прекратилась, но и получила дополнительное измерение в апреле 2018 г. при участии Эфиопии. Более того, ОАЭ также подписали соглашение с Сомалилендом о строительстве в Бербере собственной военно-морской базы.

Здесь необходимо отметить, что сама территория Сомали является весьма ценным ресурсом — помимо потенциально богатых полезными ископаемыми недр, хозяин побережья получает возможность контролировать почти четверть общемировых перевозок нефти через Аденский залив. Это обуславливает двойственный характер стремлений сразу нескольких региональных и глобальных держав зафиксировать свое присутствие на этом пространстве.

На пути к обеспечению безопасности судоходства был преодолен и принцип территориального суверенитета Сомали. 7 октября 2008 г. Совет Безопасности ООН принял резолюцию 1838, которая разрешает государствам применять ВМС и ВВС для борьбы с пиратами в зоне Сомали, позволяя при этом интервенцию в его территориальные воды «сообразно тому, как это разрешается делать в открытом море в отношении актов пиратства согласно соответствующим нормам международного права».

Национальные механизмы сдерживания и ресурсы системы безопасности

Безусловно, присутствие иностранных игроков оказывает не только негативное влияние на формирование сомалийской системы безопасности. Международные организации участвуют в нивелировании угрозы «слабых государственных институтов», беря на себя обязательства добиваться реализации соглашений, как это сделали ЛАГ, АС, ООН в отношении «дорожной карты до 2012 г.». Это особенно актуально в контексте дефицита средств для поддержания в тонусе силовых ведомств — выплаты зарплат служащим, обучения и подготовки кадров, обновления амуниции.

Вопрос технического обеспечения стоит достаточно остро — Президент ФРС Мохамед Абдуллахи Мохамед призывает Совет Безопасности ООН пересмотреть существующее международное эмбарго на поставки тяжелой военной техники и оружия Сомали в свете необходимости существенного повышения боевого потенциала национальных вооруженных сил.

На этом фоне 2 октября 2017 г. Турция заявила о себе как о серьезном компоненте сомалийской безопасности, открыв самый большой зарубежный турецкий центр подготовки военнослужащих. На турецкой базе, созданной недалеко от международного аэропорта Могадишо, будут постоянно дислоцированы 200 турецких военнослужащих — инструкторы и охрана. Согласно договоренностям, Турция будет не только готовить подразделения сомалийской армии (одновременно обучая до 1,5 тыс. солдат), но и оснащать их оружием и необходимой техникой.

Радикальный исламизм в Африке южнее Сахары

Сомалийскую национальную армию (СНА) на территории страны также обучают инструкторы из США и стран Европейского союза по программе EUTM Somalia. Подготовка офицерского состава СНА, национальных сил разведки и полиции осуществляется как в Сомали, так и за рубежом (в Эфиопии, Уганде, Джибути, Судане, Египте и Турции).

Помощь извне в стиле «educate&equip» касается не только федеральных вооруженных сил. Так, морская полиция Пунтленда получает поддержку Объединённых Арабских Эмиратов с момента основания в 2010 г. В обучении полиции также принимали участие военные организации из Южной Африки, США, Японии.

Максимальную «физическую» вовлеченность в разрешение проблемы присутствия террористических группировок в Сомали демонстрируют Соединенные Штаты. На территории Сомали дислоцированы 400 солдат сухопутных подразделения армии США, они участвуют в операциях по подготовке правительственных сил и логистической поддержке. Неиссякаемая террористическая угроза будет провоцировать увеличение личного состава и интенсификацию точечных ударов с воздуха по главам бандподполья. В марте 2017 г. Пентагон получил право проводить воздушные и наземные операции в Сомали без предварительного согласования с Белым домом.

Свой вклад в обеспечение безопасности и борьбу с экстремистскими группировками также делают те, чья собственная безопасность поставлена в зависимость от внутрисомалийских пертурбаций из-за географического соседства, — Кения и Эфиопия.

Необходимость вести войну за контроль над территориями, проводить контртеррористические операции, вести борьбу с пиратством требует наличия разветвленного силового аппарата и профессиональных вооруженных сил. Силовые структуры ФРС включают в себя четыре компонента: вооруженные силы, полицию, дисциплинарные войска, силы национальной безопасности и разведки.

По данным на 2018 г., вся «силовая» система находится на этапе реформирования. Согласно представленной на лондонской конференции по проблемам Сомали от 2017 г. новой «Структуре национальной безопасности ФРС», сомалийские вооруженные силы включают сухопутные войска и пока лишь виртуально существующие силы военно-морского флота, противоракетной обороны, военно-воздушные силы. Численность СНА составляет 22 тыс. военнослужащих, включая до 4 тыс. человек в составе сил специального назначения.

Верховным главнокомандующим ВС Сомали, по закону, является президент страны, который осуществляет общее руководство через Министерство обороны, а оперативное руководство — через Главное командование и Главный штаб. Структурным дополнением этой системы стал недавно сформированный Совет национальной безопасности, в чью компетенцию входят вопросы политики и стратегии в сфере безопасности. В состав СНБ, помимо президента, являющегося также председателем Совета, входят премьер-министр, министры обороны, внутренних дел, иностранных дел, внутренней безопасности, юстиции, финансов и главы федеральных регионов. К участию в заседаниях СНБ могут привлекаться командующий СНА и необходимые специалисты. Советы безопасности также создаются на региональном уровне под председательством глав регионов и при участии руководителей местных силовых структур. Для оперативного взаимодействия между СНБ и региональными советами безопасности сформированы специальные рабочие органы.

Вышеупомянутая «Структура» также делит силы полиции на федеральную и региональную. В составе федеральной полиции, находящейся в подчинении Министерства внутренней безопасности, создаются общие полицейские отделения, отряды полиции особого назначения, отделы криминальной полиции, подразделения охраны государственных органов и иностранных дипломатических представительств, налоговой полиции и береговой охраны. В составе региональной полиции, находящейся в подчинении соответствующих региональных министерств, также могут быть военизированные подразделения сил безопасности — так называемые «отряды дервишей». Общая численность сил полиции, по планам, должна составлять около 32 тыс. человек.

Подчиненные Министерству юстиции дисциплинарные войска, обеспечивающие охрану тюрем и СИЗО, насчитывают 1625 служащих. Еще до 4 тыс. человек привлечены в состав Службы национальной безопасности и разведки, которая находится в подчинении МВД и выполняет разведывательные и контрразведывательные функции.

Региональные автономии, как уже отмечалось, по мере возможностей содержат собственные армии и полицию. Так, на военном балансе у Харгейсы находятся более 15 тыс. человек. Автономии также обладают собственной организационной структурой, где глава (как правило, президент) является руководителем сил безопасности, которые могут выполнять полицейские и армейские функции. В случае Сомалиленда структура силового аппарата зеркально отображает собственно сомалийскую, включая отсутствующие силы ПРО, ВВС и ВМФ.

Ольга Кулькова:
Будущее Африки южнее Сахары

Среди проблем дореформенной армии особенно остро стоял вопрос комплектации — она формировалась большей частью из представителей группы племен дарод. Действующий президент Сомалийской Республики планирует учредить пропорциональное представительство, сообразное количеству населения провинций. Возможна некоторая адаптация «системы 4,5», используемой при формировании парламента и правительства. В ее основе лежит принцип выделения равных квот четырем основным этническим группам — хавие, дарод, дир (вместе с исак) и раханвейн. Пока половина такой квоты отдается малочисленным племенам. Помимо страновой специфики, архитекторам системы безопасности в Сомали приходится разбираться с проблемами объективного характера, возникающими во всех государствах с долгосрочным внутренним вооруженным конфликтом, среди них интеграция в силовые структуры ополчения, концентрация силовых функций в руках уполномоченных ведомств.

Проблема низкой функциональности государственных институтов порождает неожиданные последствия для национальных ВС, снова затрагивая кадровый вопрос. Из-за отсутствия официальной системы регистрации новорожденных установление точного возраста рекрутов в армию не представлялось возможным и нужным. Однако после доклада Миссии ООН в Сомали (UNSOM) о детях-солдатах в СНА и ополчении была запущена программа скрининга и реабилитации. В результате 500 бывших детей-солдат (375 мальчиков и 125 девочек) были возвращены в свои семьи и общины. И сомалийцы, и контингент AMISOM прошли специальную подготовку по защите детей во время боевых операций.

Осевой проблемой для вооруженных сил Сомали остается недофинансирование, особенно остро оно проявляется в контексте тенденции на сокращение финансовой помощи из традиционных источников. Проблема с невыплатой заработных плат обуславливает низкую мотивацию, и верховный главнокомандующий, который не только обещает, но и действительно выплачивает задолженности, автоматически обретает популярность в армейских кругах. В 274-миллионном федеральном бюджете Сомали (по состоянию на 2018 г.) доля военных расходов, по неподтвержденным данным, может составлять до 20%, что в числовом выражении помещает армию в десятку самых бедных. В совокупном рейтинге военной мощи Global Firepower Сомали занимает 132 место из 136.

Роль силовых структур в политическом процессе ограничивается высокой зависимостью от внешней помощи, которая резко сократится, установись в Сомали военная хунта. В условиях многочисленных угроз и вызовов политикам без силовиков власть не удержать, а тем не выжить без стабильной финансовой подпитки. В продолжающемся кризисе такой расклад будет обеспечивать по крайней мере видимость разделения властей.

1. Коновалов И.П. Войны Африканского Рога. — Пушкино: Центр стратегической конъюнктуры, 2014. – C. 109.

2. Алейников С.В. Политическая ситуация и проблемы национального примирения в Сомали // М., 2012, С. 55-65.

3. Bahadur J, The Pirates of Somalia Inside Their Hidden World / Pantheon Books, New York.

4. С.В. Алейников. Политическая ситуация и проблемы национального примирения в Сомали // М., 2012, С. 68-71.

5. Bruton B.E. Somalia a New Apparoach / Council on Foreign Relations. Centre for Preventive Action // Council Special Report № 52, March 2010.