Объявление в октябре 2015 г. (вскоре после пышно отмеченного 70-летнего юбилея основания правящей в КНДР Трудовой партии Кореи) о созыве первого за 36 лет съезда партии вызвало сенсацию. На протяжении нескольких месяцев эксперты состязались в прогнозах и в догадках о том, почему руководство КНДР посчитало нужным возродить традицию партийных съездов: ведь в годы правления отца нынешнего лидера Ким Чен Ира даже пленумы ЦК практически не проводились. А в 2010 г. из устава ТПК было удалено правило о том, что съезд партии должен проходить каждые пять лет. Однако в 2010 и 2012 г состоялись партийные конференции, которые насущные вопросы вроде бы решили. Тем большим был ажиотаж по поводу того, чего же ждать от столь «эпохального события».
Ясно было с самого начала, что съезд призван символизировать наступление «эры Ким Чен Ына». Но некоторые специалисты (и автор в том числе) надеялись, что съезд послужит поводом для выработки нового социально-экономического курса КНДР с большим акцентом на рыночные механизмы. Ведь в реальности они сложились, но не легализованы; в «сером секторе» создается не менее половины ВНП КНДР. Кто-то даже предрекал, что съезд станет поворотным пунктом в современной истории КНДР — что на нем будет утверждена наподобие Дэн Сяопиновской линии в «строительстве социализма нашего образца». Оптимистов, которые считали, что КНДР вовсе забудет про слово «социализм», как это произошло с термином «марксизм-ленинизм», впрочем, было немного. Надеялись и на «мирные инициативы» вслед за традиционным «весенним обострением» на Корейском полуострове по поводу регулярных американо-южнокорейских маневров. Многие ожидали крупных кадровых перемен, ухода на покой целого ряда руководителей, которые начинали еще с Ким Ир Сеном (многим за 90) и выхода на политическую арену лидеров поколения Ким Чен Ына».
То, что происходило на протяжении четырех майских дней в Дворце культуры 25 апреля в Пхеньяне, оптимистов разочаровало. Действительность оказалась куда более прозаичной. Кратко говоря, съезд подтвердил незыблемость системы и отсутствие намерений что-то реформировать. Во всяком случае, публично такие намерения признать. Побочный результат — возможность провести трудовую мобилизацию в рамках «70-дневного боя» навстречу съезду. По сути, высший орган ТПК стал «съездом одного человека» — «победителя» Ким Чен Ына. Главная, если не единственная, цель помпезного мероприятия (на него съехались почти 5 тыс человек — делегатов и наблюдателей) — подвести черту под процессом консолидации власти Ким Чен Ына и воздать ему почести как лидеру нации «в своем праве», а не просто по праву престолонаследия.
Однако преемственность была подчеркнута, причем не столько по отношению к отцу нынешнего лидера, а к деду — Ким Ир Сену. Ким Чен Ын подражает деду даже внешне. Не секрет, что основатель КНДР пользуется куда большей популярностью в народе: при нем был «порядок», пайки отоваривались вовремя, была уверенность в завтрашнем дне и ясность цели «построения социализма», который тогда строили полмира. Правление же Ким Чен Ира запомнилось как «неудачное» — период бедствий и голода, расцвета взяточничества, засилья военных и блокады КНДР со стороны многочисленных врагов. Не случайно Ким Чен Ын не жалел темных красок для описания периода «трудного похода». «За прошедший период революционная ситуация была очень тяжелой и сложной», — отметил Ким, напомнив о «крушении международного социалистического лагеря», что стало результатом действий «предателей в социалистических странах». «Самые различные проблемы, трудности и тяготы обрушились на нас, принеся лишения, которые тяжелее тех, что бывают в военное время», - сказал Ким, обвинив «империалистические силы» в во всестороннем давлении на КНДР.
Поэтому рецепт был предложен простой — вперед в прошлое! VII съезд воспроизвел даже речевые штампы 40-летной давности. Раздавались клятвы верности «борьбе за завершение дела социализма», знакомые старшему поколению лозунги о «достижении независимости народных масс и преобразовании всего общества на основе кимирсенизма-кимченеризма». Сохранился и стиль подачи информации, когда новые реалии описаны с применением традиционных для северокорейской риторики оборотов.
«Сильная Корея»
Главным достижением Ким Чен Ына признано обретение страной ракетно-ядерного статуса. Череда ядерных и ракетных испытаний с начала 2016 г. позволила Ким Чен Ыну объявить эти успехи «беспрецедентной вехой в пятитысячелетной истории нации». Ким Чен Ын подтвердил формулу ядерной доктрины: «Будучи ответственным ядерным государством, наша республика не будет применять ядерное оружие до тех пор, пока вражеские силы не нарушат с применением ядерного оружия ее суверенитет, как они уже не раз заявляли, и будет последовательно выполнять свои обязательства по нераспространению и стремиться к денуклеаризиции во всем мире». Официально закреплена линия на одновременное наращивание ядерного потенциала и экономическое строительство («пёнчжин») как стратегический курс партии. Так что если у кого-то и были какие-то иллюзии насчет денуклеаризации КНДР, теперь они развеяны.
В дежурном порядке декларирована готовность в пользу налаживания отношений со странами, с уважением относящимися к КНДР (таких, правда, немного, США и страны Запада пока в их число включаться не собираются). Руководитель КНДР призвал Южную Корею «строить отношения, основанные на уважении друг к другу, и совместно открыть новую фазу улучшения отношений и объединения». В очередной раз подтверждена закрепленная на VI съезде концепция конфедеративного объединения. По сути, эта идея подразумевает схему «одна страна — две системы». Однако Югу идея сохранения северокорейской системы совсем не нравится.
Впрочем, КНДР готова и к силовому варианту. «Но если южнокорейцы выбирают войну, ...то мы дадим им справедливый бой, чтобы безжалостно уничтожить выступающие против объединения силы и закончить историческое дело национального воссоединения, которого так долго жаждали все корейцы» — заявил Ким Чен Ын, чем вызвал содрогание в соседних столицах.
Поэтому Сеул прозвучавшие на съезде предложения о переговорах между военными Севера и Юга тут же отверг. Надо сказать, что слова о том, что «надо открыть дорогу к объединению», на деле предназначены, главным образом, для внутреннего употребления — руководство страны вряд ли намерено предпринимать для этого силовые акции, прекрасно понимая, чем это для него кончится.
Стратегия застоя?
В рамках съезда, конечно же, никакого нового курса объявлено не было, не оправдались даже слабые надежды на официальное начало экономических преобразований и хотя бы частичное признание развивающихся в стране рыночных элементов.
Тем не менее анализ сделанных в ходе съезда заявлений позволяет предположить, что северокорейские власти намерены продолжать поиски «своего пути» и оптимальной модели экономического развития за счет осторожных экспериментов с реформами, избегая самого этого слова.
Ким Чен Ын признал в своем выступлении наличие экономических проблем и призвал решать их путем «управления экономикой в нашем стиле» — часто употребляемый в последнее время оборот для обозначения осторожных нововведений, предпринимаемых руководством страны с 2012 г. В результате предприятия получили большую самостоятельность в осуществлении хозяйственной деятельности («система ответственного управления», то есть хозрасчет — похоже, что финансы предписано привлекать и у частного сектора, т.н. «тончжу» — богатеев), а в сельском хозяйстве произошел частичный переход на семейный подряд.
Одновременно предпринята и попытка «реванша» государственного регулирования и планово-распределительной системы. Впервые за треть века принят пятилетний экономический план на 2016-2020 гг., для реализации которого у государства, похоже, нет ни ресурсов, ни рычагов воздействия на деятельность хозяйствующих субъектов негосударственного сектора. Кончится ли это попытками закрутить гайки и ограничить расширение частнопредпринимательского сектора и рыночных механизмов? Вряд ли: нынешнее поколение руководителей не настолько ортодоксально, чтобы зарезать курицу, несущую золотые яйца. Хотя попыток подтянуть контроль за «командными высотами» в экономике исключить нельзя.
В социально-экономической сфере КНДР и дальше будет искать собственный путь. Он точно не будет китайским, поскольку прозвучала прямая критика «буржуазной либерализации и линии на реформы и открытость» — именно те рецепты, которые Китай предлагает КНДР в порядке «обмена опытом». Вместе с тем налицо настрой на расширение сферы применения «нашего метода управления экономикой», то есть метода, при котором рыночные механизмы используются в качестве дополнительных в рамках плановой экономики. ответственность за экономическую политику в целом лежит на кабинете министров. Если раньше бизнес в КНДР был основан на деятельности соперничающих бюрократических кланов, опирающихся на административный ресурс, сегодня заявлено о «концентрации полномочий у правительства». Ким добавил, что реализация экономической политики должна «строго осуществляться» на основе «единой линии и под общим руководством кабинета министров». Возможно, впрочем, чтобы в случае экономических провалов возложить вину именно на него.
Несмотря на санкции и осложнение условий внешнеэкономической деятельности, прозвучал призыв продолжать попытки по увеличению объемов внешней торговли и созданию условий для привлечения инвестиций в специальные зоны экономического развития. Однако никаких конкретных действий в этом направлении предложено не было.
Старая гвардия — властители или декорация?
В ходе съезда не произошло и значительных кадровых перестановок, подтверждена преемственность элиты. Не случайно Ким Чен Ын начал с того, что поименно воздал дань памяти скончавшимся за прошедшее с последнего съезда время партийно-государственным деятелям. И нынешней номенклатуре как бы дана гарантия — если будете слушаться, и ваше имя будет пользоваться почетом и уважением. Главное — чтить вождя превыше всего и сознавать его величие.
Сам северокорейский лидер получил возвращенный из небытия титул председателя ТПК, упраздненный в 1966 г. (пост генсека навечно закреплен за Ким Чен Иром). Ким Чен Ын также возглавил впервые созданное в структуре партии Исполнительное политическое бюро ЦК ТПК и Центральную военную комиссию ТПК. Среди первых лиц нового-старого руководства были названы глава Верховного совета КНДР Ким Ен Нам, начальник Главного политуправления ВС КНДР Хван Бен Со, премьер-министр Пак Пон Чжу, секретарь ТПК Чхве Рён Хэ, Ким Ги Нам и другие. Примечательно, что считающиеся «главными соратниками» Кима Хван Бен Со и Чхве Рен Хэ оказались на втором и четвертом местах соответственно, уступив место в иерархии Ким Ен Наму и Пак Пон Чжу (свидетельство особого внимания к экономике?). Несмотря на то, что не произошло выдвижения на руководящие посты представителей поколения Ким Чен Ына, состав ЦК ТПК был обновлен более чем наполовину (129 из 235 человек были заменены — 54,9%). Это можно расценивать как еще один шаг на пути формирования круга функционеров, лояльных и подконтрольных северокорейскому лидеру.
При этом ряд должностей и институтов были переименованы, чтобы закрепить роль партийного аппарата в качестве основной опоры власти, как это было при деде нынешнего руководителя. Теперь в ТПК есть обновленные руководящие органы — Политбюро, ЦК и прочие (в предыдущий период члены Политбюро почти все естественным образом ушли в мир иной, а главную роль играл созданный Ким Чен Иром Государственный комитет обороны).
Съезд подвел черту под правлением военных. Ким Чен Ын с самого начала занялся тем, чтобы вернуть «вертикаль власти» под партийный контроль. На съезде подчеркнута незыблемая роль партии, как основы политической системы КНДР. Партийцы, разумеется, это весьма ценят и формируют собственную базу власти Ким Чен Ына. Но военные тоже не забыты. Новый лидер выбрал тактику «пусть тянут телегу два вола» и, в отличие от своего отца, стремится к балансу между партийными и военными силами. Как ни странно это может прозвучать, северокорейцы щепетильно относятся к соблюдению формальных законов и возведению юридических декораций. В решениях съезда просматривается заявка на возврат к нормальному функционированию институтов управления страной (в реальности, конечно, по-прежнему играющих формальную роль) и, соответственно, к стилю управления Ким Ир Сена, проводниками власти которого были соответствующие структуры и процессы.
Конечно же, «возврат к кимирсеновским нормам» — симулякр, так как в реальности никакой «эры процветания» в истории КНДР не было. Такой мираж призван создать положительный образ нынешнего руководства в глазах населения за счет ассоциаций со «светлым прошлым». На самом деле население КНДР живет сейчас лучше, чем когда-либо, хотя плата за это — огромная социальная дифференциация, отсутствие стабильности, коррупция и незащищенность индивида. В реальности же новая эпоха, скорее всего, будет похожа на реформированный социализм в Китае, несмотря на прозвучавшую на съезде критику китайского курса «реформ и открытости». Будем ждать подведения первых итогов на очередном съезде, хотя нынешний может оказаться и последним.