Россия и НАТО в регионе Балтийского моря
(Голосов: 6, Рейтинг: 4.67) |
(6 голосов) |
К.полит.н., генеральный директор РСМД, член РСМД
Отношения России и НАТО в Балтийском регионе характеризуются парадоксом: с одной стороны, регион стал одним из наиболее уязвимых и сложных пространств взаимодействия, с другой стороны, причины системных ухудшений отношений России и НАТО лежат за его пределами. После Варшавского саммита НАТО ситуацию можно охарактеризовать в терминах «стабильного сдерживания». Тем не менее, сохраняется риск дальнейшей эскалации, в которой стороны могут потерять контроль над управлением конфликтом. Это заставляет искать пути качественного улучшения отношений.
Отношения России и НАТО в Балтийском регионе характеризуются парадоксом: с одной стороны, регион стал одним из наиболее уязвимых и сложных пространств взаимодействия, с другой стороны, причины системных ухудшений отношений России и НАТО лежат за его пределами. После Варшавского саммита НАТО ситуацию можно охарактеризовать в терминах «стабильного сдерживания». Тем не менее, сохраняется риск дальнейшей эскалации, в которой стороны могут потерять контроль над управлением конфликтом. Это заставляет искать пути качественного улучшения отношений.
Регион Балтийского моря сегодня находится в числе наиболее сложных пространств взаимодействия России и НАТО. Эстония, Латвия, Литва и Польша, будучи членами Альянса, выступают его фронтиром — областью непосредственного соприкосновения с восточным соседом. Еще до украинского кризиса эти страны скептически относились к перспективам сотрудничества с Россией в области безопасности. У России, со своей стороны, тоже был ряд вопросов. В Москве критически воспринимали намерения Польши разместить на своей территории элементы ПРО США, бойкот Эстонией, Латвией и Литвой адаптивного ДОВСЕ, политику интерпретации советского прошлого и т.п. Однако все эти вопросы не приводили к сколько-нибудь серьезным кризисам в отношениях России и НАТО и не имели системного негативного эффекта. Москва достаточно спокойно восприняла вступление своих соседей в Альянс в 1999 г. и в 2004 г., хотя впоследствии отношение к перспективам дальнейшего расширения блока становилось все более настороженным, и российская дипломатия предпринимала активные усилия чтобы воспрепятствовать этому.
События на Украине привели к глубокому и системному кризису в отношениях России и НАТО. Она стала рассматриваться в качестве ключевого вызова безопасности, а ее сдерживание определяется сегодня как необходимый компонент новых отношений. С российской стороны наблюдается симметричная картина с той разницей, что НАТО и перспективы его расширения воспринимались в качестве вызова задолго до украинского кризиса. Политика же России на украинском направлении после марта 2014 г. позиционировалась Москвой как результат долгой и постепенной эрозии отношений.
Текущие отношения России и НАТО стабилизировались на низших со времен холодной войны точках. Взаимное отторжение превратилось в новую нормальность. Однако эта внешняя стабильность обманчива. Под ней скрывается высокая неустойчивость и риск дальнейшей эскалации. Причем подобная эскалация вполне может носить быстрый и лавинообразный, если не катастрофичный характер. Инциденты на море и в воздухе, возможность размораживания конфликта на Донбассе, рост антагонизма по сирийскому вопросу могут спровоцировать дальнейшее обрушение отношений с риском открытого локального конфликта. Пока вероятность конфликта низка, но ее всерьез рассматривают как в Альянсе, так и в российских силовых структурах.
Балтийский регион в этой ситуации оказывается одним из наиболее уязвимых звеньев. Именно здесь может быть спровоцирована очередная, хотя возможно и непреднамеренная эскалация. С другой стороны, снижение рисков и постепенная нормализация отношений также может быть начата именно здесь. Прорыв на одном из сложных направлений неизбежно даст положительный эффект для отношений в целом. Подобная двойственность определяет ряд серьезных вопросов: как именно система взаимодействия России и НАТО на текущем этапе влияет на безопасность в регионе Балтийского моря? Какие факторы определяют динамику отношений в области региональной безопасности? Каковы возможные сценарии развития ситуации? Что можно было бы предпринять для снижения рисков эскалации противоречий в открытый конфликт?
За этими вопросами, конечно же, должна быть видна и стратегическая перспектива отношений России и НАТО — чего именно мы хотим, каким образом примирить наши интересы и цели с учетом меняющихся условий в Европе и на ее периферии? Важен также вопрос об отношениях России и НАТО с нейтральными странами региона — Швецией и Финляндией. Их сближение с Альянсом на текущем этапе неизбежно и необратимо, что может вызвать дополнительные сложности в отношениях с Москвой.
Система отношений России и НАТО: дилемма безопасности
Владислав Воротников, Сергей Кулик,
Иван Тимофеев, Игорь Юргенс:
Россия и Европейский союз в регионе
Балтийского моря
Понятие дилеммы безопасности наилучшим образом характеризует систему отношений России и НАТО после 2014 г. Ей свойственно несколько важных черт, хотя эти черты зачастую проявляются асимметрично, то есть в политике и официальном дискурсе России и НАТО они присутствуют в разном объеме и реализуются с разной интенсивностью.
Прежде всего, дилемма безопасности предполагает высокий уровень неопределенности. Причем речь идет как о неопределенности целей, так и о неопределенности потенциалов и решимости сторон использовать имеющиеся средства. В НАТО восприятие проблемы выглядит значительно более акцентированно, в сравнении с Россией. Во многом это связано с внезапностью событий, произошедших на Украине. Для Альянса политика Москвы, по всей видимости, оказалась полной неожиданностью. Так, например, в Ежегодном отчете Генерального секретаря НАТО за 2013 г. (опубликован в январе 2014 г.) Россия воспринимается исключительно в качестве партнера по целому ряду направлений, включая Афганистан, борьбу с терроризмом и др.). Спустя какие-то полгода документы саммита НАТО в Уэльсе отражают уже принципиально иную реальность, в которой европейская безопасность впервые за долгое время становится темой номер один, а Россия уже воспринимается в качестве угрозы европейскому порядку. Сюрпризом для НАТО стала сирийская операция, быстрый обвал и не менее быстрое восстановление отношений с Турцией, целый ряд более мелких эпизодов и инцидентов. Врасплох застала Альянс решимость и глубина использования силовых и политических средств. Ряд шагов России вообще не имел прецедентов за всю историю после окончания холодной войны (военные операции в дальнем зарубежье, воссоединение с бывшими территориями СССР и др.).
В сухом остатке за Россией прочно закрепился ярлык непредсказуемого и опасного игрока. Если раньше российская политика отличалась реактивностью и следованием в фарватере действий западных партнеров (Югославия, Афганистан, Ирак), то после 2014 г. инициатива перешла в руки Москвы, что для НАТО, конечно, стало качественно новым условием.
Российское видение было несколько иным. Расширение НАТО в России воспринималось как долгосрочный и необратимый курс Альянса. В глазах Москвы это усугубляло и так весьма серьезное нарушение баланса сил в пользу НАТО. Развал адаптированного ДОВСЕ оставлял проблему баланса сил нерешенной, причем вину за кризис ДОВСЕ в Москве возлагали именно на своих партнеров в НАТО — ни один член блока новый договор так и не ратифицировал. Ситуацию усугубляло нарушение стратегической стабильности (выход США из ПРО и идеи размещения инфраструктуры ПРО в Польше и Чехии). Здесь же стоит отметить и то, что российское руководство возлагало на своих западных партнеров значительную долю ответственности за поддержку «цветных революций» на постсоветском пространстве, рассматривая их едва ли не как форму гибридной войны. Начиная с середины 2000-х гг. в Москве зрело убеждение в том, что западные лидеры исходят из допущения о постепенном угасании России и необходимости постепенного и мягкого вытеснения Москвы из большой европейской политики, сохраняя фасад дружественных и партнерских отношений на выгодных для Альянса направлениях. Украинский майдан 2013–2014 гг. в Москве восприняли как провокацию, которая была если и не инсценирована Западом, то молчаливо им поддержана. Очевидно, что роль западных столиц в украинской революции была явно переоценена с российской стороны — революцией во многом двигала совокупность внутриукраинских процессов. Но европейские лидеры явно недооценили необходимость равноправного диалога с Россией по украинскому вопросу, решимость Москвы идти на крайние меры в условиях, когда ее позиция в очередной раз игнорировалась.
Украинский кризис нанес серьезный удар практически по всем механизмам сотрудничества России с НАТО, а также с ЕС и с США. Это также серьезно усугубило дилемму безопасности в Европе. В конечном итоге, даже несовершенные механизмы коммуникации смягчают дилемму безопасности, амортизируя противоречия и снижая риски их обострения. Отношения были заморожены или приостановлены практически по всем направлениям. Среди них даже те, которые напрямую не имели отношения к украинскому кризису. Под ударом оказалось не только и не столько налаженное партнерство по Афганистану, борьбе с наркотрафиком и терроризмом. Гораздо важнее то, что давление стали испытывать ключевые составляющие режимов в ракетно-ядерной сфере. Дискуссия по ПРО зашла в тупик (размещение компонентов системы в Румынии однозначно воспринимается Москвой как вызов). Выход России и соглашении об утилизации оружейного плутония стал символическим жестом сворачивания сотрудничества с США в области контроля ядерных вооружений. Накапливаются взаимные претензии по РСМД. И хотя это вопрос российско-американских отношений, он имеет прямое воздействие на европейскую безопасность. Кризисом закончилось даже взаимодействие по Сирии, где, казалось бы, у России, США и их союзников по НАТО есть общие угрозы в виде исламского радикализма.
Важнейшая составляющая дилеммы безопасности — раскручивание гонки вооружений и наращивание потенциалов сдерживания. И Россия, и НАТО исходят из того, что увеличивают свои потенциалы в оборонительном, а не наступательном ключе. В условиях почти полного отсутствия доверия эти аргументы, конечно, вряд ли устраивают и Москву, и Брюссель. На Западе отмечают, что, например, что с 2000 по 2015 г. оборонные расходы России увеличились втрое (согласно данным СИПРИ с 28 838 млн долларов по курсу 2014 г. до 91081 млн. долларов). В Москве резонно отвечают, что этот рост связан с военной реформой и выправления ситуации в армии после резкого провала в 1990-х гг., а также то, что российские расходы несопоставимы с объемами военного строительства США. А если сравнить российские расходы с общим бюджетом НАТО, то разница будет еще более впечатляющей.
Военная активность НАТО и России также усугубляет дилемму безопасности. По меньшей мере, она отражает то, что обе стороны рассматривают друг друга в качестве приоритетной угрозы и предпринимают для этого соответствующие меры. Постоянные учения, размещение дополнительных контингентов (хотя пока и незначительных), инциденты в воздухе и на море, конечно, вряд ли добавляют спокойствия на границах.
Наконец еще один важный момент связан с так называемой «спиралью страха» — неотъемлемого атрибута дилеммы безопасности. Здесь большую роль играют СМИ с обеих сторон, раскручивающие с подачи политического истеблишмента взаимный образ врага и многократно преувеличивающие даже рутинные действия военных. Механизмы «информационной войны» имеют разную природу и структуру, но они запущены на полную мощь с обеих сторон. Политики и военные оказываются заложниками тех симулякров и фантомных угроз, которые порождаются медийным пространством.
Дилемма безопасности в Балтийском регионе
Россия и ЕС на перепутье. Общие и
расходящиеся интересы
Системные изменения отношений России и НАТО по-новому поставили и проблему безопасности в Балтийском регионе. Если раньше скепсис балтийских членов НАТО в отношении взаимодействия России мог объясняться в основном их внутриполитическими задачами (Россия как «значимый другой» и реперная точка в выстраивании собственной идентичности), то украинский кризис заставил руководство НАТО принять их озабоченности во внимание самым серьезным образом. Вполне закономерно это вызывало негативную реакцию в Москве, раскручивая региональную дилемму безопасности. После украинского кризиса регион Балтийского моря превратился в одно из наиболее уязвимых направлений для дальнейшей эскалации. Этому способствовал целый ряд факторов, которые сильно коррелируют с описанной выше общей рамкой отношений России и НАТО после украинского кризиса.
Первый фактор — общая неопределенность в отношении дальнейших намерений России. В Брюсселе и в самих странах региона всерьез рассматривают сценарий гибридных или открытых военных действий против стран Балтии. Содержательные обоснования таких прогнозов часто выглядят весьма натянуто и непоследовательно. В Москве с недоумением воспринимаются сценарии возможной агрессии в регионе. В числе наиболее одиозных — сценарий восстановления исторической справедливости в виде захвата Нарвы (своего рода — второй Крым) или же возможный российский десант на остров Готланд, отражать который готовятся шведы. Но в условиях непонимания общей стратегии России или ее восприятия как целенаправленно антизападной даже самые нелепые обоснования вызывают резонанс. Тем более, что в самой России действия НАТО в регионе уже давно воспринимаются как потенциально враждебные. А за прибалтийскими членами НАТО в России уже давно закрепилась репутация главных сторонников и лоббистов сдерживания Москвы. Неудивительно, что посткоммунистические страны региона требовали показать, что Альянс готов к их защите в случае ухудшения ситуации. И неудивительно, что реальные шаги по сдерживанию России были сделаны именно в Балтийском регионе. Ситуацию с неопределенностью усугубляет разная институциональная структура России и НАТО. Россия — суверенное государство, НАТО — многонациональный альянс и международный институт. А это порождает разную скорость и характер принятия решений, разную степень институциональной инерции.
Второй фактор — стратегические решения сторон о наращивании потенциалов в регионе. С количественной точки зрения их вряд ли стоит преувеличивать. Три батальона в Прибалтике вряд ли могут серьезно изменить баланс сил в регионе. То же можно сказать и о размещении в Калининградской области ракетных комплексов «Искандер», которыми принято пугать общественное мнение в ЕС. Сами по себе, эти действия можно считать минималистичными и символическими. Тем не менее, их качественная роль высока. НАТО показала конкретные действия по сдерживанию возможной угрозы и проявила блоковую солидарность. Важным моментом является многонациональный характер размещенных в Прибалтике батальонов. Любые возможные действия против них автоматически будут означать действия против всего Альянса. Россия же со своей стороны также показывает решимость балансировать как укрепление потенциалов НАТО, так и возможные угрозы со стороны ПРО. В условиях высокого уровня неопределенности даже эти минимальные действия имеют непропорционально высокий резонанс. И конечно крайне высокий резонанс имеют различные инциденты в воздухе. В Москве, например, вызывают раздражение разведывательные полеты американской авиации вблизи российских границ, в том числе и с выключенными транспондерами. Перехват таких полетов российской авиацией традиционно вызывает необъективную критику на Западе. Но в ряде случаев западные упреки вполне закономерны, как, например, в случае пролетов российских боевых самолетов в непосредственной близость от военных судов НАТО или вблизи гражданских самолетов.
Третий фактор — географические условия региона. В их числе следует отметить, прежде всего, непосредственное соприкосновение границ России и стран-членов Альянса. Важным условием является пространственная компактность региона. В частности, это увеличивает вероятность ненамеренных инцидентов в воздухе. И, конечно, следует принимать во внимание разорванность российской территории. Калининградская область изолирована от остальной территории России и окружена членами НАТО. В Москве это порождает закономерную озабоченность. Вплоть до настоящего времени Россия демонстрировала сдержанность в милитаризации области. Однако в текущих условиях наращивание потенциалов здесь вполне возможно. Симптоматично, что обе стороны склонны подозревать друг друга в возможных внезапных военных действиях вокруг Калининградской области.
Четвертый фактор — наличие в регионе двух нейтральных государств, которые могут выступить в качестве game changers. В теории нейтралитет Швеции и Финляндии мог бы способствовать стабилизации ситуации в регионе. В частности, Финляндия могла бы играть активную посредническую роль в отношениях России и НАТО, используя свой опыт и авторитет. На практике обе стороны склоняются к более тесному партнерству с НАТО. А в качестве задачи максимум в них дебатируется вступление в Альянс, причем позиции сторонников этого решения на фоне украинского кризиса лишь укрепились. В текущих условиях сближение Швеции и Финляндии с НАТО — необратимый процесс. Вопрос в том, насколько далеко он зайдет и как именно он будет воспринят в Москве. Очевидно, что сам вектор сближения с НАТО углубит дилемму безопасности в регионе. Наименьшим из зол могло бы быть тесное партнерство двух стран с Альянсом без формального членства в нем.
Пятый фактор — отсутствие признаков улучшения ситуации вокруг решения украинской проблемы, а также углубление противоречий по другим вопросам. Противоречия по Украине — долгосрочное негативное условие отношений России и НАТО. Причем здесь вполне возможно дальнейшее ухудшение ситуации. Сложности и противоречия с США по Сирии и другим вопросам, также консервируют сложившуюся рамку отношений, которая будет определять негативный фон отношений и в регионе Балтийского моря. В сухом остатке отношениям России и НАТО в регионе свойственен «системный парадокс»: причина резкого ухудшения отношений лежит за пределами региона, но именно в нем сосредотачивается потенциал для силовой конкуренции.
Балтийский регион: возможные сценарии
Учитывая обозначенные выше факторы, представляется возможным выделить несколько сценариев дальнейшего развития ситуации в регионе Балтийского моря.
Сценарий 1. Стабильное сдерживание. Дилемма безопасности в регионе сохраняется. Обе стороны делают ставку на взаимное сдерживание, сохраняя минимальный диалог. Инциденты в воздухе и на море вызывают резонанс в СМИ, но не приводят к военной эскалации даже тогда, когда они оборачиваются несчастными случаями. Наращивание потенциалов имеет скорее символический характер, обе стороны не стремятся тратить на это лишние ресурсы. Негативный фон отношений России и НАТО сохраняется, в том числе в силу отсутствие проекта по Донбассу. Обе стороны используют сдерживание для внутренней консолидации и политической мобилизации. Посткоммунистические члены НАТО выигрывают в этой ситуации, так как их политический вес в организации растет, но реальная военная угроза остается низкой. Финляндия и Швеция дрейфуют в сторону НАТО, но не вступают в Альянс. Для военного строительства России регион не является основным приоритетом, как это и было ранее.
Сценарий 2. Неустойчивое сдерживание. Дилемма безопасности в регионе усиливается. Ухудшается внешний фон: минский процесс заходит в тупик, возобновляются военные действия на Донбассе. Растет антагонизм по сирийскому вопросу. Серия инцидентов на море или в воздухе дает повод для резких шагов по наращиванию вооружений, которые зеркально повторяются противоположной стороной. Для России регион превращается в приоритетное направление концентрации вооруженных сил. Финляндия и Швеция делают быстрые шаги по сближению с НАТО. Регион становится ареной локального политического кризиса. Тем не менее, сохраняются постоянные каналы коммуникации.
Сценарий 3. Региональный конфликт. Одна из сторон решает пойти на повышение ставок и добиться крупного выигрыша и серьезных уступок противоположной стороны. По замыслу одной из сторон, это поможет решить проблемы и на других направлениях. Такую линию поведения можно ожидать как с той, так и с другой стороны. В регионе провоцируется конфликтная ситуация. Однако противоположная сторона не уступает и решается на открытое противодействие. Происходит скоротечный локальный конфликт с ничейным результатом. Отношения переходят на качественно новый уровень враждебности. Диалог полностью прекращается. Ситуация балансирует на грани всеобъемлющего конфликта России и НАТО. Финляндия и Швеция становятся членами Альянса или заявляют о его безоговорочной военной поддержке. Подобная ситуация вероятна и в случае проигрыша одной из сторон в локальном конфликте.
Сценарий 4. Снижение дилеммы безопасности. Набор общих или специфических для каждой из сторон вызовов делает для них невыгодным взаимное сдерживание. Они постепенно идут по пути наращивание мер доверия. Конфликт на Донбассе сохраняется, но видна положительная динамика. Россия и США избирательно сотрудничают на Ближнем Востоке. Недоверие сохраняется, но уровень неопределенности постепенно падает.
Сценарий 5. Полная перестройка отношений. Одна из сторон инициируется качественное изменение отношений к лучшему. Скорее всего, такие шаги будут связаны с ролью конкретного политического лидера или лидеров, которые будут преодолевать сопротивление институтов, уже заточенных на сдерживание. Происходит всеобъемлющий пересмотр отношений России и НАТО, а также России и ЕС. Достигается компромисс в решении конфликта на Донбассе. Стороны запускают пересмотр Основополагающего акта, идут к усилению роли ОБСЕ как общеевропейского института безопасности, ведут диалог о контроле над обычными вооружениями. Происходит переформатирование НАТО под новые вызовы.
Очевидно, что эти сценарии крайне схематичны, тогда как политическая реальность значительно сложнее. Но они показывают возможные векторы развития ситуации и заставляют задуматься об основополагающих целях России и НАТО в отношении друг друга.
Россия и НАТО: выбор будущего
Человеческому мышлению свойственная инерционность — проецирование в будущее текущей ситуации. Мы склонны верить в то, что она будет развиваться постепенно и линейно. Уверен, что сегодня большинство укажет на то, что сценарии 5 и 4 крайне маловероятны. Сценарии 2 и 3, хотя и представляются более подходящими к текущему моменту, также маловероятны в силу их высокой цены для обеих сторон. А вероятен сценарий один, в котором можно играть мышцами и при этом не платить за это высокую цену.
Проблема состоит в том, что линейные сценарии принимают нелинейный оборот гораздо чаще, чем нам хотелось бы. Это значит, что стабильное сдерживание вполне может обернуться сюрпризами и скатиться в более глубокий кризис, которым стороны уже не смогут управлять. Потеря контроля над динамикой отношений России и НАТО как в Балтийском регионе, так и на других направлениях — реальная угроза.
С другой стороны, любые инициативы по частичному или полному изменению логики отношений (сценарии 4 и 5) сегодня будут маргинальными как в России, так и на Западе. Причем опыт «перестройки» и нового внешнеполитического мышления конца 1980-х будет тормозить, а не стимулировать возможный разворот отношений в лучшую сторону. В конечном итоге, и Россия, и Запад оказались глубоко разочарованными результатами окончания холодной войны. Тем не менее, история показывает, что любые качественные изменения начинаются с инициатив тех, кто находится в меньшинстве. Они, как правило, более сплочены, последовательны и упорны, в сравнении с большинством. Именно они становятся центром дискуссии, подчас добиваясь качественных изменений. В отличие от 1980-х гг. с их идеализмом и верой в будущее, им придется быть предельно прагматичными, понимая, что их усилия могут потерпеть неудачу в любой момент. Задача для современных дипломатов и государственных деятелей усложнилась многократно. Им одновременно придется искать развязки кризиса 2014 г. и его более глубинных причин, зафиксированных итогами холодной войны. При этом их действия будут легитимны только в том случае, если представляемым ими сторонам удастся избежать потерь, сохранить лицо и добиться результатов как для одной, так и для другой стороны. Это сложнейшая и нетривиальная задача.
Впервые опубликовано на английском языке в книге «The Baltic Sea Region: Hard and Soft Security Reconsidered»
(Голосов: 6, Рейтинг: 4.67) |
(6 голосов) |
