Распечатать Read in English
Оценить статью
(Голосов: 12, Рейтинг: 4.58)
 (12 голосов)
Поделиться статьей
Сергей Артеев

К.полит.н., научный сотрудник ИМЭМО РАН; старший преподаватель МГИМО МИД России

Дискуссии о новом мировом порядке продолжаются уже несколько десятилетий. Пандемия COVID-19 лишь подстегнула эти разговоры. Постковидный мир представляется некоторым исследователям как нечто принципиально иное. По мнению автора, «обнуление» международной повестки невозможно. Однако коронакризис является четким маркером траектории развития мировой политической системы. COVID-19 не только в своей биологической основе, но, главное, и в политических, экономических и социальных аспектах демонстрирует безальтернативность глобальности как свойства современного мира.

Теоретико-методологическая основа статьи связана с теорией ответственного развития, а также компаративным и историко-генетическим методами. Как полагает автор, «неделимость» мира сопряжена со сформированной международной повесткой. Ядро этой повестки составляют вопросы контроля над оружием массового уничтожения, перехода к новому технологическому укладу и взаимодействие в рамках общих пространств. При этом к общим пространствам относится и природная среда — такой подход не является традиционным в науке о международных отношениях, но логически обоснован богатой историей экологических аварий и катастроф последнего времени, неизменно имеющих международное измерение.

К концу второго десятилетия XXI в. мир столкнулся с опасной комбинацией старых и новых угроз. Предпринятые в 2010-е гг. попытки «возрождения» статуса национального государства как субъекта, в принципе способного самостоятельно решать любые задачи во внутри- и внешнеполитическом поле, оказались несостоятельными. Однако и глобализация в нынешнем формате продемонстрировала недостаточность своего адаптивного потенциала в мире, который оказался более опасным, чем ожидалось. Как считает автор, глобализация как процесс усиления взаимосвязи и взаимозависимости будет только усиливаться. Однако на смену текущей версии глобализации в 2020-е гг. придет новая модель. Пандемия COVID-19 хорошо показала, что теперь значимых игроков, способных действовать как государство в плане применения чрезвычайных мер, стало гораздо больше — внутригосударственные регионы, локальные сообщества и ТНК в 2020–2021 гг. получили «мандат» на управление в экстраординарных ситуациях. Вряд ли после окончания пандемии они вернут его назад. Масштабная и не всегда оправданная критика ВОЗ и ООН, возможно, станет решающим шагом к превращению семьи ООН в полноценный наднациональный институт не только с консультативно-аналитическими, но и с директивными полномочиями.

«Возвращение» Вестфаля как курс на ресуверенизацию или глобализация — ложная дилемма. За национальным государством остается малозаметная, но очень важная задача — сформировать среду для осуществления сотрудничества. И в экономику XXI в. попадут те, кто научился сотрудничать. Не будет ни нового Вестфаля, ни продолжения глобализации в текущем варианте. Дело лишь в сроках. Однако самый главный вопрос — успеет ли глобализация 3.0 заработать в полную силу и стать «антидотом» от экзистенциальных угроз до того, как наступит экологический и мирополитический коллапс?

Уже сейчас можно уверенно сказать, что пандемия COVID-19 — главное событие 2020 г., а возможно и всего десятилетия. По мере распространения болезни в январе–августе 2020 г. взгляд на значение и перспективы пандемии у политиков, экспертного сообщества и людей по всему миру менялся. Поначалу многие политологи полагали, что реакция ведущих мировых государств на новую биогенную угрозу означает крах глобализации и пандемия стала кульминацией 2010-х гг. как курса на «национализацию» мировой политики или ресуверинизацию национального государства. Под ресуверенизацией понимается стремление сосредоточить на национальном уровне максимум полномочий и отказ от делегирования функций государства на транснациональный и наднациональный уровни. Действительно, тотальное закрытие границ, национальный эгоизм в медицинской сфере, критика межправительственных глобальных структур (ВОЗ) и интеграционных объединений (ЕС) — всё это было характерно для многих стран. ЕС в случае Италии и Испании продемонстрировал дефицит солидарности в первые недели коронакризиса.

Впрочем, позже ситуация стала выравниваться. Евросоюз вообще всё больше становится похож на капитализм из афоризма — часто болеет, но никогда не умирает. Однако и другие интеграционные объединения, в том числе ЕАЭС, АСЕАН и прочие, не выглядели лучше — национальные границы все резко закрыли весной, а противоковидная координация появилась только летом 2020 г. Однако означает ли это, что пандемия COVID-19 ускорила процессы ресуверенизации? Возвращается ли национальное государство как базовая модель жизнеустройства общества и мирового сообщества к своему «золотому веку» и к эталонному вестфальскому образцу? Означает ли крах желаемого, но так и не осуществленного проекта либерального миропорядка конец глобализации? Нет, скорее ситуация имеет внешне видимую государственноцентричную динамику, за фасадом которой скрывается множество менее заметных, но более важных мирополитических контуров, которые и будут определять архитектуру международного взаимодействия в будущем. Несмотря на всё происходящее, откат мировой системы назад невозможен, так как глобальная повестка и ключевые вызовы современности по своей сути предполагают развитие транснациональных институтов и создание глобальных механизмов совместных действий. Объяснительные модели мироустройства на «чистом» Вестфале, конечно, существуют в избытке, но с их помощью трудно понять фундаментальные процессы. Безальтернативность глобальности мировой политики хорошо видна на примере нескольких базовых вопросов: контроль над вооружениями, технологический уклад экономики и функционирование общих пространств.

Контроль над вооружениями: когда целое важнее частного

2010-е гг. отмечены последовательным демонтажем международной нормативно-договорной базы в сфере контроля над вооружениями, где важнейшим аспектом является оружие массового уничтожения (ОМУ). Конечно, первую скрипку в этом процессе играют США. На этот счет существует множество объяснений от признанных экспертов. Однако нежелание президента Д. Трампа продлевать российско-американский договор СНВ-3 без участия Китая (в феврале 2021 г. новый президент США Дж. Байден все же пролонгировал договор на пять лет, но это полумера), выход США из Договора РСМД (1987 г.) в 2019 г. и Договора по открытому небу (1992 г.) в 2020 г. также означают фиксацию изменения глобального баланса в сознании американских элит, на что не всегда обращается должное внимание.

Несмотря на то, что Китай по-прежнему многократно уступает России и Америке по количеству и мощности имеющихся у него ядерных боезарядов (по данным из открытых источников), за последние годы он сумел стать второй экономикой мира и стремительно модернизируется, повышая долю экспорта высокотехнологичной продукции. Китайская экономическая и технологическая экспансия стала глобальной, при этом КНР укрепляет позиции не только на периферии — в Африке и Латинской Америке, но усиливает свое присутствие в ядре международной системы — Европе и США. Скандал с сетями 5G от китайской Huawei говорит как раз об этом. В итоге значительно выросшая совокупная мощь Китая стала восприниматься на Западе как реальная угроза, а ядерный арсенал КНР превратился в один из наиболее заметных компонентов этой угрозе. В связи с этим вопрос о привлечении КНР к участию в договорах типа СНВ-3 вполне логичен. Исходя из звучащих заявлений, политические элиты стран Запада при подходе к таким вопросам придерживаются принципов холизма, то есть считают целое (совокупную мощь) важнее частного (относительно небольшой арсенал ОМУ).

Однако недостаточно вовлечь в контрольные и ограничительные механизмы только Китай. Обострение на китайско-индийской границе летом 2020 г. и постоянное напряжение в индо-пакистанских отношениях говорят о том, что весьма желательно привлекать к сотрудничеству все государства «ядерного клуба». Конечно, ядерные потенциалы большинства его участников невелики относительно сил ядерного сдерживания России и США. Тем не менее следует учитывать это оружие не само по себе, а рассматривать ядерное оружие государств как часть их совокупной мощи. Доктринальные документы США, где Китай стал угрозой номер один, потеснив Россию, также составлены в такой логике. В случае государств — обладателей сил ядерного сдерживания, за исключением России и США, договор призван обеспечить не столько сокращение, сколько ограничить рост, ведь «загнать» Индию, Пакистан, Израиль в Договор о нераспространении ядерного оружия 1968 г. уже не выйдет, а новый договор «ядерного клуба» с их участием выглядит как явное повышение статуса на мировой арене.

Пример Китая показывает, как быстрый рост экономики способен изменить взгляд других ведущих международных игроков на относительно небольшой ядерный потенциал. Другими словами, то, что происходит вокруг Китая сегодня или завтра может повториться с Индией. В связи с этим многосторонний формат новых договоров СНВ — скорее тренд, а не тупиковая ветвь или очередная мертворожденная инициатива эксцентричного Д. Трампа. Полный демонтаж двусторонних российско-американской договорной базы в этой сфере хоть и снижает уровень доверия (впрочем, судя по официальным заявлениям российской и американской сторон, от него и так уже мало что осталось), но повышает шансы на заключение новых подобных соглашений на многосторонней основе.

Стремление к многосторонним действиям — это в большей степени поствестфальская логика, проявление глобальности с учетом невоенного контекста при решении военно-политических вопросов. Происходящий демонтаж двусторонних российско-американских соглашений и подготовка международного режима контроля над вооружениями подобны превращению старого двухзального кинотеатра в современный мультиплекс. Отрадно, что и ведущие российские эксперты в сфере ядерной безопасности признают это, о чем свидетельствуют их публикации, например, А.Г. Арбатова [1].

Технологический уклад экономики XXI в.: прорыв в будущее и государство — «дневной сторож»

Развитие прорывной экономики в мире происходит на основе тесной международной кооперации. Наделавшая немало шума в бизнес-кругах и среди экспертов-международников книга К. Шваба «Четвертая промышленная революция» потому и приобрела культовый статус, что максимально близка к реальности. Мысли Шваба обретают зримые черты буквально по месяцам, ждать годами не надо. Впрочем, Шваб скорее популяризатор, чем автор концепции. Тем не менее трудно не признать, что искусственный интеллект, роботизация, блокчейн и многие другие технологии новой эпохи уже стали реальностью, которая расширяется быстро и экстенсивно.

Следует учитывать особенность индустрии 4.0, которая заключается в том, что все ключевые технологические решения новой экономики и нового мира невозможны без глубокого международного сотрудничества. При этом в качестве акторов выступают не столько государства, сколько ТНК, научные и университетские центры, а за «мозги» разворачиваются настоящие битвы. Хотя это не означает, что роль государства не важна. За национальным государством остается малозаметная, но очень важная задача — сформировать среду для осуществления сотрудничества. И в экономику XXI века попадут те, кто научился сотрудничать.

Ядро новой поствестфальской экономики составит индустрия 4.0, которая глобальна по своему генезису и транснациональна по механизму своего функционирования. Вестфаль с его потенциалом изоляционизма проигрывает и здесь.

Общие пространства: опасность всегда где-то рядом

Обычно под «общими пространствами» понимают космос, полярные зоны и киберпространство. Между тем разумно выделить еще минимум одно общее теперь уже тоже политическое пространство — природную среду, которая хотя и формально разделена по национальным сегментам, но функционировать может только как единое целое. Даже если скептики окажутся правы и климат меняется, в первую очередь, не под влиянием деятельности человека, то проблема захламления планеты мусором, вырубки лесов, резкого снижения биоразнообразия однозначно лежит в антропологической плоскости. Важно учитывать, что биогенные угрозы наподобие COVID-19 имеют связь со снижением биоразнообразия и ухудшением качества жизни и здоровья людей вследствие экологической деградации среды обитания. Прогнозы эпидемиологов неутешительны: коронакризис 2020–2021 гг. — первый, но далеко не последний эпизод глобальной биогенной опасности, которая теперь всегда будет где-то рядом.

Однако пока государства скорее дистанцируются друг от друга, чем стремятся взять на себя взаимные обязательства. Особенно показательна попытка выхода США из ВОЗ. В этой акции Д. Трампа, конечно, просматривается и желание американского президента снять с себя ответственность за стремительное распространение COVID-19 в США в преддверии выборов, и его противоборство с Китаем. Однако и другие государства также демонстрируют тенденцию к политизации пандемии. История с первой, но вызывающей множество вопросов у медико-экспертного сообщества, вакциной от COVID-19, зарегистрированной в России, — из этой же серии.

Несмотря на очевидную иррациональность, национально-государственный эгоизм и прочие деструктивные проявления, необходимость договариваться по всем этим вопросам вынудит правительства к усилению сотрудничества и созданию новых механизмов по регулированию и управлению общими пространствами. Более того, государства, хотя и сохранят на ближайшую перспективу в большинстве своем принцип «одна страна — один голос на международной арене», но процессы внутреннего согласования позиции усложнятся и в них куда активнее будут участвовать бизнес-структуры, организации третьего сектора и внутригосударственные регионы. Кстати, именно пандемия COVID-19 неожиданным образом вывела субнациональные регионы и даже локальные сообщества (муниципалитеты) на новый уровень политического влияния. Ранее в истории человечества перед лицом внешней угрозы всегда происходила концентрация властных полномочий в центре. Теперь не так. Деволюция и субсидиарность вообще стали одними из главных политических процессов 2020 г. При этом форма государственного устройства и тип политического режима здесь вторичны: от Китая до Португалии и от Канады до Аргентины и ЮАР региональные и местные власти получили чрезвычайные полномочия вплоть до права введения комендантского часа. Вестфаль проиграл глобализации и в этом вопросе. Однако и глобализация теперь не та, что раньше.

Глобализация 3.0: контуры и возможности

    Критики глобализации устраивают ей «похороны» и представляют ее в виде главной «мирополитической жертвы», но они забывают, что это явление обладает своей динамикой. Эволюция глобализации за последние полвека позволяет выделить минимум две модели:

  • Глобализация 1.0 (1970-е – 1990-е гг.): Запад — «законодатель моды» и доминирующий игрок;
  • Глобализация 2.0 (2000-е – настоящее время): появление незападных центров силы, предлагающих альтернативные модели мироустройства в рамках глобального мира. По большому счету глобализация 2.0 — это рестайлинг глобализации 1.0 (изменения больше внешние, а над «движком» работа не проводилась).

Кризис глобализации, о котором так много говорится в последние годы, скорее, является кризисом модели 2.0. Однако глобализация выступает в роли монарха современного мира: «Король умер! Да здравствует король!». На смену глобализации 2.0. может прийти глобализация 3.0, основные черты которой:

  • сильные глобальные наднациональные и транснациональные международные институты;
  • консенсус по вопросам ОМУ и экологии;
  • отсутствие «контрольного пакета акций» мировой политики у какого-либо национального государства (аксиома о недостижимости однополярности);
  • полиакторность — серьезное политическое влияние на мировые дела приобретут не только ранее менее заметные государства из числа группы N-11 (Индонезия, Филиппины), но и другие игроки (например, в апреле 2020 г. власти канадской провинции Альберта через голову Оттавы вели переговоры с правительством США по вопросу введения пошлин на нефть из Саудовской Аравии и России).

Новая версия глобализации подобна переходу с бензинового двигателя на электричество в качестве источника энергии. И в том, и другом случае для нормального функционирования новой системы теперь придется менять всю инфраструктуру.

Homo Sapiens значит Homo International

Общепризнанный крах фукуямовского «конца истории» как возможности привести человечество к единому идеологическому и политико-экономическому знаменателю, казалось бы, как раз является аргументом в пользу укрепления национального государства. Однако разнообразие моделей общественно-политического устройства в «маленьком», сжимающемся под воздействием цифровой революции мире XXI в. означает необходимость сотрудничества по широкому спектру вопросов. И это способствует усилению роли транснациональных и наднациональных институтов. Перезревшая реформа системы ООН как раз может стать полезной в этом плане. Иначе говоря, вариативность моделей общественно-политического и социально-экономического устройства обуславливает усиление и развитие взаимозависимости, что и является сутью глобализации.

Проект обновления архитектуры мировой политики может быть успешно осуществлен в рамках глобализации 3.0. Однако необходимо признать, что в ближайшие десятилетия человечеству предстоит пройти через «бутылочное горлышко». В первобытные времена племена людей объединялись ради решения общих задач. Сегодня объединиться ради выполнения общей повестки XXI в. предстоит государствам и международным институтам. Мультилатерализм больше не абстрактная теоретическая концепция, а практическая модель, которая крайне сложна в монтаже, но остро необходима в международном «быту». Учитывая серьезность проблем, с которыми сегодня имеет дело человечество, иной жизнеспособной альтернативы нет. Совместные действия, как уже неоднократно бывало в истории, отнюдь не гарантируют успеха; мир совсем не обязательно выйдет на траекторию устойчивого и ответственного развития. Однако попытка разбежаться по «национальным квартирам» в условиях наступающего «экоэкзистенциального» кризиса — это совершенно точно траектория в кювет. В этом нет алармизма, но есть призыв к энергичным действиям, так как благо для любого государства становится всё менее возможным без блага для всех по обозначенным выше вопросам. Пандемия COVID-19 — это триумф глобализации, вердикт истории об отсутствии альтернативы и предостережение человечеству — общие вопросы решаются общими усилиями, ведь у Земли нет «дублера». Социальное дистанцирование может спасти жизнь индивиду, но мирополитическая деинтернационализация приведет к гибели всего человечества безо всякой войны и пандемии.

1. См. журнал «Полис», 2020, №4.


Оценить статью
(Голосов: 12, Рейтинг: 4.58)
 (12 голосов)
Поделиться статьей

Прошедший опрос

  1. Какие угрозы для окружающей среды, на ваш взгляд, являются наиболее важными для России сегодня? Отметьте не более трех пунктов
    Увеличение количества мусора  
     228 (66.67%)
    Вырубка лесов  
     214 (62.57%)
    Загрязнение воды  
     186 (54.39%)
    Загрязнение воздуха  
     153 (44.74%)
    Проблема захоронения ядерных отходов  
     106 (30.99%)
    Истощение полезных ископаемых  
     90 (26.32%)
    Глобальное потепление  
     83 (24.27%)
    Сокращение биоразнообразия  
     77 (22.51%)
    Звуковое загрязнение  
     25 (7.31%)
Бизнесу
Исследователям
Учащимся