Почему Россия была права, наложив вето на трибунал по малайзийскому «боингу»?

Создание специального трибунала по малайзийскому «боингу» стало бы шагом назад на пути эволюции международного права. На сегодняшний день трибуналы ad hoc являются практикой устаревшей и неэффективной — в контексте наличия постоянно действующего Международного уголовного суда (МУС) в Гааге. Заблокировав соответствующую резолюцию, Россия, возможно, спасла международное уголовное право от размывания и фрагментации. Эта инициатива больше не должна выноситься на рассмотрение Совета Безопасности ООН: дело следует передать в МУС.

Создание специального трибунала по малайзийскому «боингу» стало бы шагом назад на пути эволюции международного права. На сегодняшний день трибуналы ad hoc являются практикой устаревшей и неэффективной — в контексте наличия постоянно действующего Международного уголовного суда (МУС) в Гааге. Заблокировав соответствующую резолюцию, Россия, возможно, спасла международное уголовное право от размывания и фрагментации. Эта инициатива больше не должна выноситься на рассмотрение Совета Безопасности ООН: дело следует передать в МУС.

Спустя год после падения борта МН-17 Малайзия представила в Совет Безопасности ООН проект резолюции, предусматривающей создание специального трибунала для расследования этого преступления и наказания виновных. Несмотря на поддержку этой резолюции большинством членов Совета Безопасности, 29 июля 2015 года Россия наложила на нее вето. Этот шаг был встречен международным сообществом с негодованием; одной из первых с гневной речью выступила представитель США в ООН Саманта Пауэр: «Россия попыталась отказать в правосудии 298 жертвам этого рейса». Однако, хотя бóльшая часть международного сообщества, возглавляемая США, видит в России врага правосудия, вето было правильным решением, которое окажет позитивное влияние на дальнейшее развитие международного уголовного права.

Для понимания позитивной составляющей российского вето потребуется отказаться от традиционных стереотипов и рассмотреть ситуацию с аналитических позиций. Вне всякого сомнения, падение малайзийского «боинга» стало результатом ужасного преступления. Однако истерика в СМИ и навязчивое желание как можно скорее наказать преступников вытесняют из поля зрения членов Совета Безопасности ключевую концептуальную проблему, возникающую в связи с предложением Малайзии. Правда заключается в том, что создание еще одного трибунала ad hoc станет шагом назад на пути эволюции международного уголовного права, вектор движения которого в течение последних 25 лет был направлен от фрагментации к универсализации [1]. В правовой сфере методы уголовного преследования представляются даже более важными, чем само наказание виновных. Любой механизм и любая процедура, введенные в сегодняшнюю практику, окажут огромное влияние на эффективность международного уголовного судопроизводства завтрашнего дня. Именно по этой причине Совету Безопасности следует отказаться от идеи создания специального суда по борту MH-17 и поддержать универсальные механизмы межгосударственного права, то есть передать дело в Международный уголовный суд в Гааге.

Правовой анахронизм

Почему создание нового трибунала ad hoc — плохая идея? Во-первых, эта практика уже устарела. В 1945 году формирование первых специальных трибуналов в Нюрнберге и Токио стало подлинной революцией в международном уголовном праве. Созданные тогда механизмы работали вплоть до 1990-х годов, когда было возбуждено уголовное производство против преступников бывшей Югославии и Руанды. Однако после учреждения в 2002 году Международного уголовного суда в Гааге специальные международные трибуналы стали достоянием истории.

МУС задумывался как постоянно действующий и универсальный суд, избавленный от всех недочетов и изъянов, присущих его предшественникам — международным уголовным трибуналам по бывшей Югославии (МТБЮ) и по Руанде (МТР). Эти трибуналы создавались «на пустом месте», что потребовало колоссальных затрат и обусловило дороговизну инфраструктуры. Кроме того, для МТБЮ и МТР была характерна высокая степень зависимости от своих создателей. Утверждая на заседании Совета Безопасности 29 июля, что трибуналам МТБЮ и МТР были свойственны «громоздкость, подверженность политическому давлению, дороговизна и чрезвычайная затянутость судопроизводства», представитель России в ООН Виталий Чуркин был абсолютно прав. Продолжение этой практики в случае с бортом MH-17 чревато повторением все тех же разочарований. Он, однако, не упомянул о необходимости перехода от трибуналов ad hoc к универсальному уголовному судопроизводству, то есть утверждения статуса МУС как актуального инструмента судебного преследования.

Расщепление права

Трибуналы ad hoc придают международному правосудию фрагментарный характер, нарушая его целостность. В прошлом судебные разбирательства по преступлениям международного масштаба, совершенным руководителями государств и высокими военными чинами, проводились либо внутри соответствующей страны, либо отдельными международными трибуналами. Правовые нормы и принципы, идентифицируемые на основе этих разбирательств, постепенно сформировали общепризнанное международное уголовное право. К концу ХХ века международное сообщество осознало необходимость в кодификации этих норм, сведении их в единый правовой комплекс, а также в учреждении единого суда как инструмента реализации положений международного уголовного права. В 1998 году соответствующим правовым прецедентом стал Римский статут, а в 2002 году приступил к работе единый судебный орган — Международный уголовный суд.

www.gwi-boell.de
Алексей Ильин:
Россия и Международный уголовный суд:
преграды и возможности

После 2002 года не было ни одного случая создания какого-либо дополнительного трибунала, имевшего бы международный — в полном смысле этого слова — характер. Судебные органы, учрежденные после создания МУС, — Специальный трибунал по Ливану (2009 г.) [2] и чрезвычайные африканские палаты в Сенегале (2013 г.) [3]— в действительности представляли собой гибридные трибуналы, отнюдь не аналогичные МТБЮ и МТР. Чрезвычайные африканские палаты работали строго в рамках судебной системы Сенегала, а трибунал по Ливану — в рамках уголовного права Ливана.

Далее. С момента создания МУС количество государств, признающих его юрисдикцию, практически удвоилось: в июле 2002 года их было 66, сегодня — 123. Это со всей определенностью свидетельствует о наличии в нынешнем международном уголовном праве тенденции к централизации, универсализации и объединению. А значит, решение о ведении судопроизводства по МН-17 в рамках специального, а не постоянно действующего суда будет ошибочным.

Стоит отметить, что в проекте резолюции, вынесенном на голосование 29 июля, речь не шла об образовании гибридного трибунала по малайзийскому «боингу». Предполагалось, что это будет трибунал ad hoc по модели МТБЮ/МТР, обладающий приоритетом над судебной системой Украины (см. ст. 10 по ссылке). Суды, функционирующие по такой модели, не создавались с 1990-х годов. Если бы эта резолюция была принята, новый правовой прецедент породил бы множество вопросов, касающихся форматов осуществления международного уголовного судопроизводства в будущем.

К примеру, что делать при совершении серьезного преступления: вести разбирательство в стране, где оно совершено, обращаться в МУС или создавать специальный суд, утвердив соответствующее решение в Совете Безопасности ООН? Каковы критерии учреждения нового трибунала, кто будет финансировать этот процесс? Вопрос Виталия Чуркина был совершенно справедлив: почему специальный суд над виновными в катастрофе с самолетом нам нужен, а над пиратами — нет? И наконец, каков механизм роспуска трибунала по окончании его работы? Известно же, что МТБЮ и МТР работают вот уже больше двух десятков лет и до сих пор не решили все вопросы. В производстве постоянно действующего суда находится множество сменяющих друг друга дел, и все расходы на проведение расследований четко обоснованы, в случае же с трибуналом ad hoc одно-единственное преступление может рассматриваться десятилетиями, а затраты — измеряться миллионами долларов.

(Не)зависимый суд?

И наконец, создание трибунала ad hoc а обход МУС противоречит таким базовым правовым принципам, как независимость суда и верховенство права. В 2004 году президент Соединенных Штатов Джордж Буш так прокомментировал свое решение о непризнании юрисдикции МУС: «Я принял решение о том, что США не будут участвовать в договоре о Международном уголовном суде в Гааге — суде, к которому могли бы привлекаться наши военнослужащие, представая перед неизвестными нам судьями» [4]. Ирония заключается в том, что неподотчетность МУС как раз и является залогом корректности судопроизводства. Точно так же, как национальная судебная система должна сохранять независимость от исполнительной власти, судьи международных судов не должны назначаться отдельными государствами или подпадать под их влияние. Равным образом юрисдикция международного уголовного суда не должна ограничиваться ни заранее отобранными делами, ни определенными географическими регионами.

К сожалению, именно широкая компетенция МУС и есть тот фактор, который не устраивает США. На фоне активной внешней политики Соединенных Штатов американские лидеры не хотят связывать себе руки угрозой ареста по распоряжению МУС. Именно поэтому Вашингтон стремится вернуть международное уголовное право к состоянию, в котором оно пребывало до учреждения МУС. Оптимальный для Вашингтона механизм достижения поставленных целей — создание нескольких не связанных между собой трибуналов ad hoc с ограниченной юрисдикцией в обход МУС, что неизбежно нанесет ущерб легитимности последнего. Учреждение международного уголовного трибунала по самолету компании Malaysia Airlines стало бы первым шагом в этом длительном процессе.

***

Учреждение трибунала ad hoc по трагедии МН-17 — замысел, по духу своему соответствующий принципам справедливости, однако по сути его реализация стала бы «выстрелом в спину» международного уголовного судопроизводства. Решив один-единственный вопрос, трибунал одновременно подложил бы мину замедленного действия под систему международного права. Поэтому и только поэтому Россия сделала правильный выбор, использовав право вето на заседании Совета Безопасности 29 июля. Любые дальнейшие шаги Совета Безопасности по повторному вынесению этой резолюции на голосование будут иметь негативные последствия и со временем могут оказать деформирующее воздействие на международную правовую систему.

Тем не менее вето не делает этот мир лучше. Если Россия действительно готова содействовать глобальным позитивным изменениям, она должна ратифицировать Римский статут, настоять на том, чтобы ее партнеры по Совету Безопасности ООН передали дело о малайзийском «боинге» в МУС, и активно поддерживать универсальное межгосударственное право как альтернативу политике двойных стандартов, проводимой Соединенными Штатами.

1.     В резолюции 260 от 9 декабря 1948 г. Генеральная Ассамблея ООН предложила Комиссии международного права «рассмотреть вопрос о желательности и возможности создания международного юридического органа, на который возлагается рассмотрение дел лиц, обвиняемых в совершении преступления геноцида». Получив одобрение Комиссии, Генеральная Ассамблея сформировала специальный комитет для подготовки предложений по учреждению такого суда. В 1951 году комитет подготовил проект статута, а в 1953 году представил на рассмотрение пересмотренный проект статута. Однако Генеральная Ассамблея приняла решение отложить рассмотрение проекта статута до тех пор, пока не будет согласовано определение агрессии. В декабре 1989 года Республика Тринидад и Тобаго призвала Генеральную Ассамблею и Комиссию международного права к возобновлению работы по созданию международного уголовного суда. См.: Rome Statute of the International Criminal Court, Overview, http://legal.un.org/icc/general/overview.htm.

2.     Устав специального трибунала по Ливану, S/RES/1757, http://daccess-dds-ny.un.org/doc/UNDOC/GEN/N07/363/59/PDF/N0736359.pdf?OpenElement#page=13.

3.     Statute of the Extraordinary African Chambers, https://www.hrw.org/news/2013/09/02/statute-extraordinary-african-chambers.

4.     Public Papers of the Presidents of the United States, George W. Bush, Book 3, p. 2400.