Межкорейский диалог и перспективы примирения

Межкорейские отношения развиваются волнообразно - за кризисом следует разрядка, которая вновь сменяется обострением. В настоящий момент можно ожидать снижения конфронтации и перехода сторон к диалогу. Возможно, одной из целей военной «истерии» Пхеньяна в начале 2013 г. как раз и была попытка возобновить диалог «с позиции силы».

Межкорейские отношения развиваются волнообразно - за кризисом следует разрядка, которая вновь сменяется обострением. В настоящий момент можно ожидать снижения конфронтации и перехода сторон к диалогу (возможно, одной из целей военной «истерии» Пхеньяна в начале 2013 г. как раз и была попытка возобновить диалог «с позиции силы»). Россия имеет возможность тактично работать с обоими корейскими государствами, поощряя мирные неконфронтационные подходы в решении существующих проблем, одновременно закрепляя за собой роль активного игрока в переговорном процессе по корейскому урегулированию.

Вечное противостояние?

На протяжении десятилетий межкорейские отношения напоминают маятник: они раскачиваются от осторожного двустороннего прощупывания и разговора об уменьшении напряженности и даже практического сотрудничества к кризису и взаимным обвинениям, иногда переходящим в вооруженные столкновения. При этом стороной, осуществляющей выбор – сотрудничать или воевать – обычно бывает Север. Однако чаще всего именно изменения в подходах Сеула к КНДР - вследствие смены администрации или вследствие внешнеполитических соображений - становятся тем «спусковым крючком», который провоцируют эти повороты в политике Севера.

Фото: Mirror.co.uk
Ричард Вайц: Перепады настроения Пхеньяна

Однако суть межкорейских отношений остается неизменной. Корейская война не закончена, обе стороны считают, что в ней не сказано последнее слово. Это слово - полная победа над противником и его капитуляция.

При существовании мирового социализма Север надеялся, что ему все-таки удастся завершить начатое в 1950 г и захватить Юг, пусть даже две глобальные системы придут в столкновение. С 1990-х годов у Пхеньяна таких амбиций нет, поскольку любая авантюра обернулась бы полным разгромом Севера, а резкое усиление давления со стороны «мирового сообщества» сделало альфой и омегой усилий пхеньянской элиты самосохранение режима.

На Юге же, напротив, как раз после глобального крушения социалистической системы значительное число политиков консервативного толка стало считать, что коллапс северокорейского режима и объединение на условиях Юга не за горами. Хотя Сеул понимает, что обвальное объединение, помимо неизбежных жертв среди северокорейской элиты, принесло бы проблемы и самой Южной Корее, с которыми она не в состоянии будет справиться. Даже при относительно мирном объединении (с быстрым подавлением очагов сопротивления) объединенная Корея рискует потерять глобальную конкурентоспособность, так как потребуются сотни миллиардов долларов на модернизацию «восстановление из руин» северокорейского хозяйства, что легло бы тяжелым бременем на южнокорейскую экономику. При более вероятном затяжном конфликте с участием «движения сопротивления оккупантам» (таких «партизан» может быть, как минимум, несколько десятков тысяч человек – военных и сотрудников спецслужб, которым «нечего терять») ущерб корейской и региональной экономике будет таков, что надолго отбросит Корею на вторые роли в региональных и глобальных делах.

При этом обе Кореи сближает национализм, желание решить свои проблемы без вмешательства извне. Еще при первом контакте между Севером и Югом после войны в мае 1972 года представитель Юга Ли Ху Рак начал с того, что «президент Пак [Чжон Хи] больше всего не любит иностранное вмешательство» а Ким Ир Сен вторил ему о том, что «мы должны исключить вмешательство внешних сил … Мы должны сплотиться на национальной основе» ( Don Oberdofer. The Two Koreas. A Contemporary History- London, Warner Books, 1999, p.23)

RIA Novosti
Баланс сил на Корейском полуострове

Чего же ждать в обозримой перспективе? После распада мирового социализма КНДР осталась без советского «ядерного зонтика» и без помощи «братских стран», что качественно изменило ее положение в мировой системе международных отношений и поставило под угрозу само существование.

С этого момента межкорейские отношения прошли три этапа. При этом «Нулевой» этап - попытка КНДР пойти на сближение с Югом, заключив в 1991 -1992 гг. соглашения о примирении и о денуклеаризации – закончился довольно быстро. Причина проста – давление на КНДР со стороны США в связи с ее ядерной программой, направлено на скорейшую ликвидацию режима по сценарию прочих социалистических стран.

С начала 1990-х гг. подходы администрации Ким Ен Сам базировались на уверенности в скором крахе КНДР, а потому никаких поблажек Пхеньяну не было. Во главу угла было поставлено требование о денуклеариации, реформах и открытости - по сути, капитуляции Севера. Особенно возмутила северокорейцев реакция южан на смерть Ким Ир Сена (1994 г.)- вместо соболезнования последовали объявления чрызвычайного положения на Юге в ожидании краха северокорейского режима и начался период открытой враждебности к новому режиму Ким Чен Ира. Была упущена возможность улучшения межкорейских отношений на началах корейского национализма в новых исторических условиях - прекращения биполярной конфронтации, которая ранее жестко определяла положение двух корейских государств в глобальной системе сдержек и противовесов.

Wikipedia.com
Здания заводов в Кэссонском промышленном комплексе

«Либеральное десятилетие» и политика «солнечного тепла» будущего Нобелевского лауреата Ким Дэ Чжуна и его последователя Но Му Хёна характеризовались осторожными поисками путей национального примирения, снижением напряженности, отсутствием серьезных конфликтов и началом практического сотрудничества, урегулированием застарелых проблем. В результате саммитов между Ким Чен Иром м Ким Дэ Чжуном в июне 2000 г. и между Ким Чен Иром и Но Му Хёном в октябре 2007 г. были заложены основы мирного сосуществования двух корейских государств. Был начат ряд взаимовыгодных проектов сотрудничества, включая восстановление железнодорожного сообщения, турпоездки в Кымгансан. Подлинным символом межкорейского сотрудничества стал Кэсонский промышленный комплекс - он включает 120 южнокорейских малых и средних компаний, осуществляющих производство одежды, посуды, часов и другой продукции на общую сумму, составившую с 2004 по 2011 гг. 1,65 млрд долларов. Резко вырос товарооборот между двумя странами (до максимума в 1,9 млрд долл в 2010 г.).

Политика Ким Дэ Чжуна-Но Му Хёна выводила «за скобки» исторические конфликты и в принципе открывала путь к возможному, по мере смены поколений, объединению или созданию своего рода «союзного государства» на принципах «одна страна, две системы». КНДР, разумеется, выступала в этом процессе с эгоистических, иждивенческих позиций, намереваясь законсервировать свой режим за южнокорейский счет, ничем не поступаясь. Вместе с тем, такой сценарий, несмотря на стремление северокорейских радикалов использовать его для ослабления Южной Кореи и отрыва ее от США, мог бы, помимо их воли, привести к долгосрочной стабилизации ситуации на полуострове, а по прошествии лет – к снижению враждебности КНДР к окружающему миру и началу назревших перемен в этой стране.

Однако такой вариант явно не устраивал ни консерваторов в Сеуле, нацеленных на капитуляцию Севера, ни США, как с точки зрения нераспространения (сохранение ядерной монополии в глобальном масштабе) , так и в контексте растущего соперничества за геополитическое влияние с Китаем. Президент Ли Мён Бак «повернул часы вспять». Межкорейские отношения оказались в глубоком кризисе в результате его вызывающей политики по отношению к Пхеньяну, восприятию болезни и смерти Ким Чен Ира как шанса на объединение Кореи на своих условиях. Дело дошло до артиллерийской дуэли в р-не о. Ёнпхёндо (ноябрь 2010), ставшей следствием раскручивания спирали напряженности после гибели южнокорейского корвета Чхонан в марте 2010 г, в котором южане обвинили КНДР (доказательств для этого явно недостаточно).

Ждать ли перемен?

По логике, уход Ли Мён Бака, столь ненавистного для северокорейцев, предоставлял шанс для того, чтобы «маятник качнулся « в сторону снижения конфронтации. Ведь новый президент Пак Кын Хе, дочь «отца южнокорейского чуда» Пак Чжон Хи, фактически признала ошибки предшественника, заявила о начале «политики доверия» по отношению к Северу.

RIA Novosti
Новый президент Пак Кын Хе,
дочь «отца южнокорейского чуда»
Пак Чжон Хи, фактически признала ошибки
предшественника, заявила о начале
«политики доверия» по отношению
к Северу

Однако молодой лидер КНДР Ким Чен Ын, вероятно, в связи со внутренними причинами - необходимостью укрепления личной власти и консолидации вокруг себя элит и населения - избрал путь нагнетания напряженности и военной истерии в отношении Юга. После ракетного пуска (декабрь 2012 г.) и ядерного испытания (февраль 2013) и последовавших за ними санкций Совета Безопасности ООН в КНДР была развернута беспрецедентная кампания психологической войны против «американских империалистов и южнокорейских марионеток» под предлогом проведения регулярных совместных американо-южнокорейских маневров. Нацеленная на западные СМИ Пиар-кампания сопровождалась угрозами начала «термоядерной войны», «ракетных ударов», объявлением «военного положения» и призывом к иностранцами покинуть обе Кореи («Нодон синмун», Пхеньян, 10.04.2013). Надо признать, однако, что новая южнокорейская администрация выдержала эту «проверку на прочность», в целом спокойно реагируя на угрозы, хотя и разработала план “активного сдерживания” КНДР, который предусматривал возможность нанесения превентивного удара по Северу в случае признаков возможного ядерного или ракетного удара по Югу.

После окончания острой фазы кризиса (май 2013 г) в целом создаются условия для начала осторожных контактов между Севером и Югом и поиска путей возобновления диалога. Находясь в Вашингтоне в мае 2013 г. с визитом, Президент РК Пак Кын Хе заявила о продолжении «продвижения процесса создания доверия», хотя и подчеркнула неприемлемость «ядерного вооружения Северной Кореи» и провокаций Пхеньяна . В Южной Корее заговорили о необходимости большего реализма в подходе к Северу, недопустимости полагаться только на санкции, преодолении безынициативности, поэтапности (в отличие от демагогических призывов Ли Мён Бака решить все проблемы махом путем «большой сделки»), «разделении» проблемы денуклеаризации и гуманитарного сотрудничества, не исключают и возможности нового межкорейского саммита. Однако неожиданная инициатива Пхеньяна о заключении мирного договора и встрече на правительственном уровне застала южнокорейцев врасплох: из-за негибкости южнокорейской стороны в вопросе об уровне представительства переговоры, намеченные на 12 июня 2013, оказались сорваны. После этого Пхеньян перенес центр внешнеполитической активности на США, предложив Вашингтону встречу на высоком уровне (в том числе в попытке, очевидно, вбить клин между союзниками).

Главная внешнеполитическая цель Пхеньяна - налаживание диалога с США с целью выторговывания гарантий сохранения режима и получения помощи. По традиции Юг в этой системе приоритетов воспринимается как фактор, препятствующий достижению этих целей. Следовательно, по логике Пхеньяна, Юг надо от диалога отстранить. В период правления Ли Мён Бака Сеул давал немало оснований именно для такой оценки, поскольку казалось, что его главной целью были ослабление и изоляция КНДР. Южная Корея старалась играть «первую скрипку» в корейских делах, сохранять монополию на принятие решений, что зачастую затрудняло реализацию прагматических подходов другими странами и достижение компромиссов.

Выдержанная реакция Пак Кын Хе на кампанию психологического давления Пхеньяна, готовность к диалогу создают возможность поиска Сеулом компромисса с Пхеньяном - без неприемлемых для южнокорейского общественного мнения уступок Северу, но и без диктата. Такое развитие событий возможно в случае возобновления переговорного процесса между США и КНДР после того, как «осядет пыль» от ракетно-ядерных экзерсисов Северной Кореи. Возможно, между Севером и Югом может сработать тактика «малых шагов» по налаживанию сотрудничества. Успех такой линии к середине президентского срока Пак Кын Хе мог бы привести к определенному прорыву - включая даже межкорейский саммит. Лишь постепенный процесс национального примирения (на который, в том числе, влияет процесс смены поколений) может привести к накоплению «критической массы» договоренностей и практики взаимодействия, которые сделают возврат к конфронтации невыгодным для обеих сторон.

Главное препятствие для позитивного сценария - наличие у КНДР ядерного оружия, от которого она не собирается отказываться, во всяком случае в предварительном порядке, до того, как ее безопасность будет гарантирована невоенными средствами, если такое возможно. Хотя настроения в пользу обзаведения собственным ядерным потенциалом, усилившиеся в связи с этим в Южной Корее, вряд ли будут иметь практический выход, для политиков в Сеуле формальное признание ядерного статуса КНДР неприемлемо. Очевидно, разумно было бы в межкорейских отношениях вынести ядерный вопрос «за скобки», оставив его обсуждение многостороннему (шестистороннему) формату по созданию новой системы поддержания мира на Корейском полуострове.

AP/David Guttenfelder
Александр Воронцов:
Новое лицо Пхеньяна в Северо-Восточной Азии

В интересах России поощрять снижение напряженности между двумя Кореями и развитие диалога и сотрудничества. Это, во-первых, повышает наши возможности влиять на ситуацию, развивая доверительный диалог с обеими столицами, создает многовариантный фон. Во-вторых, мы имеем прямую заинтересованность в реализации экономических проектов на Корейском полуострове, что невозможно хотя бы без относительной нормализации отношений между Севером и Югом. В-третьих, только нормализация отношений снимет одно из препятствий к созданию многосторонней системы сотрудничества и безопасности в Северо-Восточной Азии - регионе, который все больше становится заложником соперничества и конфронтации Китая с США.

Необходимо принимать во внимание, что в нынешнем мире, переживающем период смены модели глобального управления, и с учетом интересов крупных мировых игроков (прежде всего США и Китая) в ключевом регионе Северо-Восточной Азии, отношения между Севером и Югом Кореи уже не могут восприниматься в качестве чисто внутринациональной проблемы (особенно с учетом фактора ОМУ). Поэтому с российской стороны вполне уместна разработка тематики многосторонней системы безопасности в Северо-Восточной Азии – тем более, что мы возглавляем соответствующую рабочую группу в структуре шестистороннего процесса.

Например, можно было бы озвучить концепцию новой системы поддержания мира на Корейском полуострове. Такая система могла бы базироваться на системе перекрестных договоров, заключенных между всеми участниками шестистороннего процесса, которые юридически закрепляли бы их права и обязанности в отношении остальных участников в части, касающейся ситуации на Корейском полуострове, и давали бы возможность контролировать выполнение обязательств другими участниками. К примеру, в этом случае выполнение двухсторонних обязательств, вытекающих из договора между КНДР и США, подлежало бы мониторингу не далекой ООН, а таких стран, как Китай и Россия. В свою очередь, отношения между РК и США могли бы быть «под наблюдением» КНДР. Такая система могла бы инкорпорировать уже имеющиеся договоры (США-РК, США-Япония, РФ-КНДР, РФ-РК, КНР-КНДР и т.п.) в части, касающейся ситуации на Корейском полуострове, а в будущем даже прийти к ним на смену. В ее рамках был бы решен и вопрос денуклеаризации КНДР. Процесс этот, разумеется, многофазный и последовательный. Тем не менее представляется, что разработка концепции того, к чему, собственно, должны привести шестисторонние переговоры, дало бы важный импульс к направлению их в рациональное русло - обсуждение проблем безопасности на Корейском полуострове, а не только одностороннего ядерного разоружения КНДР.