Курская битва 1943 г. как выдающийся образец стратегического и оперативного планирования и практической реализации планов

Курская битва — это совокупность стратегической оборонительной операции (5–23 июля 1943 г.) и наступательных операций (12 июля — 23 августа 1943 г.), которые были проведены Красной Армией в районе Курского выступа с целью срыва крупного наступления нацистских войск и разгрома стратегической группировки противника. Это была одна из крупнейших битв в мировой истории. В нее с обеих сторон было вовлечено более 4 млн человек, свыше 69 тыс. орудий и минометов, более 13 тыс. танков и самоходных артиллерийских установок, до 12 тыс. самолетов.

К лету 1943 г. уже минуло два года Великой Отечественной войны, со многими тяжелыми поражениями Красной Армии и с такими выдающимися победами, как битва под Москвой и Сталинградская битва. Враг все еще был исключительно силен. По качественным параметрам, в том числе в тяжелой бронетехнике, значительные преимущества имелись у немецкой стороны. Количественный перевес в силах и средствах был уже на нашей стороне. Советские войска, по оценкам Института военной истории Минобороны РФ, превосходили противостоявшую им под Курском группировку вермахта (и войск СС) по личному составу в 2,1 раза, по артиллерии — в 2,5 раза, по танкам и самоходным артиллерийским установкам — в 1,8, по самолетам — в 1,4 раза.

В ходе Курской битвы советские войска продемонстрировали высочайшие образцы мужества и стойкости, значительно возросшее воинское мастерство. Эта битва сыграла огромную роль в Победе нашей страны, наших Вооруженных сил в Великой Отечественной войне, важнейшей победе в мировой истории. Она заслуженно является предметом нашей национальной гордости.

Курская стратегическая оборонительная операция, завершившаяся 23 июля, сорвала наступление немецко-фашистских войск и создала благоприятные условия для последующего стратегического контрнаступления советских войск фактически без оперативной паузы. 5 августа Красная Армия освободила Орел и Белгород. Они стали «городами первого салюта»: вечером 5 августа в Москве был дан первый в Великой Отечественной войне артиллерийский салют в честь доблестных войск, одержавших победы. Курская битва завершилась 23 августа 1943 г. освобождением Харькова.

Победой в этой битве был обеспечен окончательный перелом во Второй мировой войне. В результате разгрома Красной Армией значительных сил вермахта на советско-германском фронте возникли более благоприятные условия для развертывания действий американо-английских войск в Италии, проходившего практически одновременно с Курской битвой. Было положено начало распаду фашистского блока — потерпел крах режим Муссолини. Италия вышла из войны на стороне Германии.

Стратегическая инициатива полностью перешла к Красной Армии. Продолжилась серия крупных наступательных операций наших войск, завершившихся полным поражением такого опаснейшего врага и нашей страны, нашего народа и всего человечества, как нацистская Германия.

Курская битва является образцом полностью оправдавшегося оперативно-стратегического предвидения нашего командования, исключительно удачного замысла операции, ее планирования и реализации. В ходе Курской битвы советские войска продемонстрировали высочайшие образцы мужества и стойкости, значительно возросшее воинское мастерство. Эта битва сыграла огромную роль в Победе нашей страны, наших Вооруженных сил в Великой Отечественной войне, важнейшей победе в мировой истории. Она заслуженно является предметом нашей национальной гордости.

Курская битва — это совокупность стратегической оборонительной операции (5–23 июля 1943 г.) и наступательных операций (12 июля — 23 августа 1943 г.), которые были проведены Красной Армией в районе Курского выступа с целью срыва крупного наступления нацистских войск и разгрома стратегической группировки противника. Это была одна из крупнейших битв в мировой истории. В нее с обеих сторон было вовлечено более 4 млн человек, свыше 69 тыс. орудий и минометов, более 13 тыс. танков и самоходных артиллерийских установок, до 12 тыс. самолетов [i].

В данной работе речь идет прежде всего о стратегической оборонительной операции. Наступательные операции после завершения Курской оборонительной операции получили наименование «Кутузов» (Орловская стратегическая наступательная операция, 12 июля — 18 августа 1943 г.) и «Полководец Румянцев» (Белгородско-Харьковская стратегическая наступательная операция, 3–23 августа 1943 г.) — в честь выдающихся русских полководцев Михаила Илларионовича Кутузова (1745–1813 гг.) и Петра Александровича Румянцева-Задунайского (1725–1796 гг.).

К Курской битве у меня особое, личное отношение. О многих деталях этого грандиозного сражения, его очень важных особенностях, о его духе мне довелось узнать от наших видных военачальников, имевших к нему непосредственное отношение.

С начала 1970-х гг. мне выпала честь довольно близко знать генерал-полковника Николая Андреевича Ломова, в период Курской битвы занимавшего должность заместителя начальника Оперативного управления Генштаба РККА. Еще в конце 1950-х гг. я познакомился с легендарным генералом Сергеем Матвеевичем Штеменко, который в период Курской битвы был начальником Оперативного управления нашего Генштаба (с его сыном Сергеем мы учились в одном классе московской средней школы № 114). Довелось мне пообщаться с Главным маршалом бронетанковых войск Павлом Алексеевичем Ротмистровым, сыгравшим в качестве командующего 5-й гвардейской танковой армии очень важную роль в битве на Курской дуге (П.А. Ротмистров дружил с Н.А. Ломовым, Николай Андреевич и познакомил меня с прославленным полководцем танковых войск). Одним из моих учителей и соавторов был генерал-майор, профессор Военной академии Генштаба ВС СССР Валентин Вениаминович Ларионов. Он воевал на Курской дуге в должности командира взвода, а потом командира роты в стрелковом полку. 1960-е гг. Валентин Вениаминович был одним из основных авторов весьма известной в свое время коллективной книги «Военная стратегия» под редакцией Маршала Советского Союза В.Д. Соколовского.

Летом 2003 г. у подножия мемориала советским воинам на Прохоровском поле мне довелось в качестве депутата Госдумы выдвинуть инициативу о принятии Федерального закона «О почетном звании Российской Федерации “Город воинской славы”». (Эта инициатива была поддержана, и такой закон был принят в 2006 г.)

Как сложился Курский выступ и каков был замысел германского командования

Эхо Второй мировой войны. Спецпроект РСМД к 80-летию Победы

Для понимания событий лета 1943 г. необходимо обратиться к событиям на советско-германском фронте предыдущего периода.

После выдающейся победы Красной Армии под Сталинградом зимой 1942–1943 гг. наш все еще очень сильный противник в феврале–марте смог перейти в контрнаступление в Донбассе и на харьковском направлении, отбросив войска Юго-Западного фронта и левого крыла Воронежского фронтов на 150–200 км [ii]. Как отмечал Маршал Советского Союза Александр Михайлович Василевский, занимавший с июня 1942 г. пост начальника Генштаба РККА, «последовавший 19 февраля удар для советских войск Юго-Западного фронта, продвинувшихся в ходе зимнего на­ступления к Днепру и стоявших недалеко от Запорожья, был крайне неожиданным [выделено авт.] ». Василевский добавляет, что «к концу февраля в ходе ожесточенных сражений, врагу удалось оттеснить наши войска за Северский Донец» [iii].

Об этих событиях следующим образом писал видный военный писатель, Герой Советского Союза Владимир Васильевич Карпов в своей книге о Георгии Константиновиче Жукове: «Гитлеровское командование понимало опасность создания еще одного, более крупного, чем сталинградский, котла, если советские войска выйдут к побережью Азовского моря и на Днепр. Срочно были собраны все возможные резервы и переданы группе «Юг» под командованием генерал-фельдмаршала Манштейна. … он, собрав воедино мощный танковый кулак, 19 февраля нанес здесь, во фланг нашим наступающим фронтам, сильный контрудар» [iv].

В результате этих событий образовался так называемый Курский выступ (который также стали называть Курской дугой). И командование РККА, и командование вермахта считали этот выступ очень выгодным для ведения Красной Армией масштабных наступательных действий летом 1943 г.

Эрих фон Манштейн в своей послевоенной книге «Утерянные победы» писал: «Командование группы армий “Юг” … намеревалось ликвидировать эту дугу сразу же после битвы за Харьков, еще до начала периода распутицы в этой местности, используя тогдашнюю слабость противника». Далее фон Манштейн объяснял причину, по которой эти его намерения не были тогда реализованы: «От этого плана мы должны были отказаться, так как группа «Центр» не в состоянии была взаимодействовать с нами. Как бы ни был слаб противник после своего поражения у Харькова, все же одних сил группы «Юг» было недостаточно, чтобы ликвидировать эту широкую дугу» [v]. Соответственно, план ликвидации Курского выступа у командования вермахта стал в значительной мере связываться с наращиванием возможностей группы армией «Центр».

15 апреля 1943 г. Гитлер в своей Ставке подписал директиву о проведении наступательной операции «Цитадель», которая, по его замыслу, привела бы к поражению крупной группировки советских войск в районе Курска.

В этой директиве Гитлер давал следующую установку:

«1. Целью наступления является сосредоточенный удар, проведенный решительно и быстро силами одной ударной армии из района Белгорода и другой — из района южнее Орла, путем концентрического наступления окружить находящиеся в районе Курска войска и уничтожить их.

1. Необходимо:

Обеспечить максимальное массирование ударных сил на узком участке, с тем чтобы, используя местное подавляющее превосходство во всех средствах наступления (танках, штурмовых орудиях, артиллерии, минометах и т.д.), одним ударом пробить оборону противника, добиться соединения обеих наступающих армий и таким образом замкнуть кольцо окружения» [vi].

В этой директиве Гитлер требовал «широко использовать момент внезапности [vii] и держать противника в неведении прежде всего относительно времени начала наступления» [viii].

Как писал фон Манштейн, согласно указаниям главнокомандования Сухопутных войск вермахта, «войска противника на дуге вокруг Курска должны были быть отрезаны наступлением группы — «Центр» (с севера) и группы «Юг» (с юга), которые должны были взять в клещи эту дугу у ее основания и уничтожить находившиеся там силы противника». Фон Манштейн отмечал, что «для обеих групп это наступление представляло значительный риск» [ix]. Надо отметить в связи с этим замечанием генерал-фельдмаршала, что готовность к высокой степени риска была одной из характерных черт германского военного командования и в Первую и во Вторую мировые войны. Это соответствовало в том числе теоретическим построениям Карла фон Клаузевица.

При подготовке к битве за Курский выступ гитлеровские генералы отошли от принципов использования танковых и механизированных войск, к которым они прибегали раньше (начиная с войны против Польши в 1939 г.). В предыдущих кампаниях, согласно этим принципам, они не наносили таранных ударов по хорошо оборудованной обороне, а стремились находить слабые места в обороне противника, бить по стыкам между объединениями и соединениями, которые исключительно активно выявлялись различными видами военной разведки вермахта, в том числе авиационной, войсковой, радиоразведкой. При планировании операции «Цитадель» была сделана ставка на таранные удары во многом за счет поступления в вермахт (и в войска СС) самой современной по тем временам тяжелой бронетехники (о которой речь подробнее пойдет далее).

Можно считать, что операция «Цитадель» была еще одной попыткой осуществления «Канн» в стратегическом масштабе (в духе идей графа Альфреда фон Шлиффена, возглавлявшего генеральный штаб кайзеровской Германии в 1891–1905 гг.). Его идеи оказали огромное, недооцененное многими отечественными и зарубежными военными историками влияние на мышление немецких генштабистов между двумя мировыми войнами, что еще требует специального рассмотрения. До лета 1943 г. реализация таких замыслов командования вермахта в ходе Второй мировой войны не раз приводили к успеху, особенно в тяжелейшем для нашей страны и Красной Армии 1941 г. [x]

Фон Манштейн писал, что генерал-полковник Гейнц Гудериан, занимавший в 1943 г. пост Главного инспектора бронетанковых войск вермахта, «предложил сосредоточить все силы танков на одном направлении — или на участке группы «Юг», или на участке группы «Центр» [xi]. В этом случае аналогом действий нацистских сил были бы не шлиффеновские «Канны», а сражение при Лейтене 1757 г., в котором прусский король Фридрих II одержал убедительную победу над австрийской армией под командованием принца Карла Александра Лотарингского, значительно превосходившей прусскую армию по численности войск. (Фридрих II, создав превосходство в силах на одном из флангов, обеспечил здесь «частную победу» над австрийцами, которая привела к общему полному поражению последних в этой битве.) В военно-теоретических построениях фон Шлиффена, которые немецкие военачальники считали весьма актуальными и для Второй мировой войны, сражение при Лейтене тоже упоминалось как один из важнейших исторических аналогов для ведения успешных сражений с использованием в первую очередь фланговых ударов [xii]. Но предложения Гудериана не были приняты.

Как отмечал генерал армии К.К. Рокоссовский, командовавший на Курской дуге Центральным фронтом, «конфигурация этого района способствовала применению излюбленного приема немецкого командования — нанесению удара под основание выступа по сходящимся направлениям (в данном случае на Курск)». По его словам, «в случае удачи противник вышел бы в тыл Центрального и Воронежского фронтов и окружил около семи наших армий, оборонявшихся на Курской дуге» [xiii].

В современных отечественных военно-исторических трудах отмечается, что в случае успешного завершения окружения советских войск в районе Курска у немцев было заготовлено два варианта дальнейших действий — либо нанести стремительный удар в тыл Юго-Западного фронта Красной Армии (план «Пантера»), либо двигаться на северо-восток, в обход Москвы, для выхода в тыл всей центральной группировки советских войск [xiv].

В войсках командующего группой армий «Юг» генерал-фельдмаршала Эриха фон Манштейна (наносивших удар по Воронежскому фронту) и командующего 9-й армией генерал-полковника Вальтера Моделя (наносивших удар по советскому Центральному фронту) имелось 50 наиболее боеспособных дивизий, в том числе 14 танковых (70% танковых дивизий ВС Германии), 900 тыс. чел., около 10 тыс. орудий и минометов, более 2,7 тыс. танков и штурмовых самоходных орудий, более 2 тыс. самолетов (65% всей авиации на советско-германском фронте). Кроме этого, на флангах ударных группировок нацистских войск на этом направлении имелось еще до 20 дивизий [xv]. (И надо иметь в виду, что численность немецкой дивизии по личному составу в тот период войны значительно превосходила численность советской дивизии.)

Э. фон Манштейн писал, что «начало операции «Цитадель» было назначено на самый ранний срок». По его словам, командование группы армий «Юг» предложило главному командованию Сухопутных войск вермахта (которое к этому времени возглавлял сам Гитлер) «в качестве этого срока начало мая, полагая, что к этому времени закончится период распутицы». По оценке Манштейна, «фактически операция «Цитадель» могла начаться около середины мая» [xvi].

Однако решение о дате начала наступления Гитлер неоднократно переносил. Это было связано с желанием фюрера в максимальной мере пополнить войска новейшими вооружениями, которых у вермахта еще не было в предшествующие годы войны с СССР.

Заслуживающим внимания можно считать замечание отечественного автора А.Г. Больных о том, что «вероятно, определенные шансы на какой-то частичный успех немцы получили бы, если бы начали наступления сразу после окончания Харьковской операции, разумеется, с паузой для отдыха и восполнения потерь» [xvii]. Далее этот автор обоснованно пишет, что «Гитлером к этому времени завладела безумная идея о некоем «чудо-оружии», которое решит исход войны» [xviii]. Другой наш автор — Б. Переслегин — размышляя в том же направлении, отмечает, что уже к 1 апреля 1943 г. у советской Ставки ВГК были подготовлены весьма значительные резервы; так что «ни в апреле, а тем более в мае операция «Цитадель» не проходила» [xix].

К лету 1943 г. уже минуло два года Великой Отечественной войны, со многими тяжелыми поражениями Красной Армии и с такими выдающимися победами, как битва под Москвой и Сталинградская битва. Враг все еще был исключительно силен. По качественным параметрам, в том числе в тяжелой бронетехнике, значительные преимущества имелись у немецкой стороны (о чем речь пойдет далее). Количественный перевес в силах и средствах был уже на нашей стороне [xx]. Советские войска, по оценкам Института военной истории Минобороны РФ, превосходили противостоявшую им под Курском группировку вермахта (и войск СС) по личному составу в 2,1 раза, по артиллерии — в 2,5 раза, по танкам и самоходным артиллерийским установкам — в 1,8, по самолетам — в 1,4 раза [xxi].

Во многом создание численного перевеса Красной Армии было результатом следования практике «перманентной мобилизации», что соответствовало формуле, введенной в оборот еще в конце 1920-х гг. выдающимся отечественным военным теоретиком Александром Андреевичем Свечиным [xxii]. Было осуществлено в ускоренном порядке формирование сотен дивизий и бригад сухопутных войск, которые оперативно восполняли тяжелые потери Красной Армии. В свою очередь, это было связано с выдающимися успехами советской военной экономики, промышленности, сверх напряженного труда наших сограждан, работавших на Победу в тылу.

С учетом сложившегося соотношения сил и огромной работы советских войск по подготовке оборонительных рубежей и мощных резервов Красной Армии на Курском выступе, решение Гитлера по операции «Цитадель» было авантюрой. К этому времени Гитлер, как отмечалось выше, уже более полутора лет был сам главнокомандующим Сухопутных войск вермахта. Г.К. Жуков как-то отмечал, что, назначив себя на этот пост после поражения вермахта под Москвой в декабре 1941 г. и последовавшего за этим смещения генерал-фельдмаршала Вальтера фон Браухича, Гитлер «оказал услугу» командованию Красной Армии.

О вооружениях и военной технике сторон перед Курской битвой

Кирилл Барский:
Дипломаты сделали все, чтобы мы победили

Накануне Курской битвы в германские войска в довольно значительном количестве поступили тяжелые танки «Тигр» Т-VI, средние танки «Пантера» Т-IV, модернизированные средние танки Т-IV (с длинной пушкой), мощная самоходная установка «Элефант» («Фердинанд»). Эта техника превосходила по своим тактико-техническим характеристикам (ТТХ) советскую бронетехнику того периода. В том числе по той причине, что пушки Т-IV, «Пантер», «Тигров», «Элефантов» (75-мм и 88-мм) с дальностью прямого выстрела в 1,5–2,5 км в 2,5 раза превышали дальность стрельбы 76,2-мм пушки Т-34. За счет высокой начальной скорости немецких длинноствольных орудий обеспечивалась большая бронепробиваемость. К тому же немецкие танки и самоходные артиллерийские орудия были оснащены отличной цейсовской оптикой и качественной радиосвязью [xxiii].

Не следует забывать и о такой немецкой бронетанковой технике, как самоходные артиллерийские установки «Мардер», «Веспе», «Гралле», «Хуммель», которые также обладали высокими тактико-техническими характеристиками.

Замечательный советский средний танк Т-34, превосходивший по многим характеристикам немецкие танки вплоть до весны–лета 1943 г., не был модернизирован. Он серьезно проигрывал не только «Тигру» и «Пантере», но и модернизированному среднему Т-IV [xxiv]. Средний танк Т-34-85, ставший, по многим отечественным и зарубежным оценкам, лучшим танком Второй мировой войны, с принципиально новой башней и мощной 85-мм пушкой, был принят на вооружение постановлением Государственного комитета обороны 23 января 1944 г.

«Тигр» был воплощением новейших технологических достижений того времени — он был оснащен длинноствольной полуавтоматической 88-мм пушкой, рулевым колесом, как в автомобиле. У «Тигра» имелась трансмиссия с сервогидроприводами и торсионная подвеска многочисленных катков шахматного расположения, что «делало его легкоуправляемой машиной с плавным ходом, не требовавшей от водителя физических усилий» [xxv]. Но, по ряду оценок специалистов, «Тигр» был очень дорогостоящим и сложным в эксплуатации. [xxvi] Нельзя не отметить, что «Пантера» в 1943 г. при всех своих высоких ТТХ была еще «сырым» танком, который нередко в реальных полевых условиях выходил из строя без воздействия противника.

Но в целом, как отмечается в фундаментальном двенадцатитомном отечественном труде «Великая Отечественная война 1941–1945 годов», «немецким конструкторам удалось добиться высоких боевых характеристик своих танков». В этом труде также говорится, что немецкие танки отличали «мощное вооружение, отличная оптика и средства связи, надежные ходовые части и двигатели, эргономические условия работы экипажа». Все это «вкупе с отличной подготовкой танкистов позволяло немцам всю войну обходиться меньшим количеством танков и штурмовых орудий, чем их противникам, и наносить весьма ощутимые потери» [xxvii].

Тяжелых танков в Красной Армии к этому времени практически не было. Мощный тяжелый танк ИС-2 («Иосиф Сталин») со 122-мм пушкой, который шел бы на замену советского тяжелого танка КВ начального периода Великой Отечественной войны, в 1943 г. еще только разрабатывался.

В 1943 г. люфтваффе наряду с последними модификациями «Мессершмитта-109» стали широко применять на советско-германском фронте новейший истребитель «Фокке-Вульф-190А», который, по ряду оценок, превосходил советские истребители по горизонтальной скорости, но уступал им при горизонтальном маневрировании и при выходе из пикирования [xxviii].

У истребителя ФВ-190А имелось немало технических нововведений, которые делали его довольно мощным средством в руках пилотов люфтваффе. Среди них — система автоматического управления с силовой установкой, что существенно облегчало работу летчику, давало ему возможность сфокусировать внимание на выполнение боевой задачи.

Как отмечал известный исследователь истории авиационной техники Д.А. Соболев, «другими особенностями, отличавшими новую машину от «Мессершмитта», являлись солидная бронезащита и более мощное вооружение: суммарный вес секундного залпа ФВ-190 равнялся 4,39 килограмма (кг/с) (у «Мессершмитта-109» (модификация «Г»-G) — 1,67 кг/с, у Лa-5 — 1,76 кг/с, у Як-9 — 2 кг/с)» [xxix].

«Мессершмитт», как более маневренная машина, был прежде всего «истребителем истребителей», самолетом для завоевания господства в воздухе. Благодаря мощному вооружению и бронированию самолет ФВ-190 активно использовался в качестве истребителя-бомбардировщика и штурмовика. ФВ-190 также успешно действовал против бомбардировщиков [xxx].

Значительно возросли характеристики лучших самолетов советской истребительной авиации. Это прежде всего относится к истребителю Ла-5Ф и Ла-5ФН, а также к истребителю ЯК-7Б и ЯК-9. Так, ЯК-9 по скорости и скороподъемности был близок к лучшим немецким истребителям; при этом он превосходил их в маневренности [xxxi].

Ла-5ФН начали производить с весны 1943 г. По горизонтальной скорости, достигнутой на испытаниях, этот самолет «превзошел немецкие аналоги того времени практически во всей зоне основных воздушных боев». [xxxii] За высокую энерговооруженность советские летчики грубовато-ласково называли Ла-5ФН «жеребцом» [xxxiii].

Однако количество этих новейших истребителей летом 1943 г. было сравнительно небольшим [xxxiv].

Исключительно важным ударным средством к лету 1943 г. оставался советский штурмовик Ил-2, в целом хорошо проявивший себя в ходе военных действий в предыдущих периодах Великой Отечественной войны. Во всевозрастающем количестве в войска поступали двухместные штурмовики Ил-2 с более надежными двигателями АМ-38Ф, которые к тому же допускали эксплуатацию на низкооктановом горючем (это было исключительно важным обстоятельством при значительных проблемах с высокооктановым бензином в ВВС РККА). Однако полностью заменить одноместные машины они не успели, и в некоторых полках, главным образом в 1-й и 17-й воздушных армиях, «горбатые», как часто летчики называли одноместные «илы», использовались до осени 1943 г. [xxxv]

Действуя с малых высот, штурмовик Ил-2 успешно поражал малоразмерные цели. Например, при сбросе с высоты 75–100 м 192 мелкокалиберных кумулятивных бомб (конструкции И.А. Ларионова), пробивавших броню толщиной 60–70 мм, штурмовик поражал практически все танки на площади 15х76 м [xxxvi]. Об успешных испытаниях этих бомб на полигонах стало известно И.В. Сталину. По его инициативе Государственный комитет обороны принял их на вооружение и организовал их массовое производство [xxxvii].

В бомбардировочные соединения ВВС Красной Армии поступали Пе-2 с улучшенной аэродинамикой [xxxviii]. Этот бомбардировщик мог развивать высокую по тому времени скорость — до 540 км/ч. Но самолет имел ряд слабых мест, связанных с тем, что он изначально разрабатывался как высотный истребитель-перехватчик. Из-за узкого фюзеляжа бомбоотсек Пе-2 вмещал только бомбы весом до 100 кг, более крупные бомбы размещались на внешней подвеске; нормальная бомбовая нагрузка данного советского самолета составляла всего 600 кг, что было значительно меньше, чем у немецкого «Юнкерс-88». Принятый на вооружение в 1942 г. фронтовой бомбардировщик Ту-2 этих недостатков не имел. Ту-2 имел близкую к Пе-2 компоновочную схему и максимальную скорость, но при этом он обладал почти вдвое большими бомбовой нагрузкой и дальностью полета. Ту-2 изначально создавался в качестве бомбардировщика, имел большие размеры и значительно более емкий фюзеляж, что позволяло ему нести крупнокалиберные бомбы. К тому же у Ту-2 было сильное оборонительное вооружение (две 20-мм пушки и 5 пулеметов), надежная бронезащита [xxxix].

Проблемой ВВС Красной Армии оставалась радиосвязь. В 1943 г. связью было оборудовано лишь 50% ЯК-9. На Ла-5 рации имелись лишь на командирских машинах. [xl] А у немецких истребителей радиосвязь высокого качества была с довоенного времени.

Значительные достижения к лету 1943 г. имелись в оснащении Красной Армии артиллерийскими системами. В 1943 г. на вооружение были приняты 152-мм корпусная гаубица образца 1943 г. (Д-1), 76-мм полковая пушка образца 1943 г., более мощная 57-мм противотанковая пушка ЗИС-2 образца 1943 г., усовершенствованный 82-мм миномет на пулеметном станке. На вооружении противотанковой артиллерии РККА поступали подкалиберные снаряды, обладавшие повышенной бронепробиваемостью, что позволяло вести успешную борьбу с новыми немецкими танками и самоходными орудиями. Бронепробиваемость при стрельбе подкалиберными снарядами увеличилась в 1,5–2 раза. Важным было и то, что совершенствовались и артиллерийские приборы: у артиллерии Красной Армии появилась новейшая перископическая буссоль ПАБ-43 и новый вариант системы ПУАЗО-3 для зенитной артиллерии с использованием радиолокатора [xli].

Появилось в наших войсках такое мощное оружие по борьбе с танками, как самоходная установка Су-152 (получившая в Красной Армии уважительное название «зверобой»). Это оружие было создано коллективами конструкторских бюро Ф.Ф. Петрова и Ж.Я. Котина в исключительно короткие сроки. Су-152 могла уверенно противостоять «Тиграм», «Пантерам» и «Элефантам» [xlii].

В 1943 г. Красная Армия получила на вооружение 160-мм миномет с заряжением в казенной части и неотделяемым лафетом. Он считался на тот период лучшим в мире минометом [xliii].

Ко времени Курской битвы были осуществлены важные преобразования в организации советской артиллерии, в том числе в артиллерии Резерва Верховного Главнокомандования (АРВГК). В апреле 1943 г. были созданы артиллерийские дивизии прорыва, в состав которых входили тяжелые и большой мощности гаубичные бригады; с 4830 до 9115 кг увеличивался при этом вес залпа дивизии [xliv].

Как отмечают В.С. Мильбах и В.А. Чернухин, преобразованиями в артиллерии РВГК создавались возможности для улучшения управления огнем и маневром крупных масс артиллерии в бою (операции) [xlv]. Это было не менее важным фактором роста эффективности советской артиллерии, чем повышение тактико-технических характеристик собственно артиллерийских систем.

Незадолго до Курской битвы был сформирован 4-й артиллерийский корпус прорыва, в состав которого вошли 5-я и 12-я артиллерийские дивизии прорыва и 5-я гвардейская минометная дивизия реактивной артиллерии; в корпусе насчитывалось 712 орудий и минометов, а их залп составлял около 70 тонн [xlvi].

С весны 1943 г. успешно шло формирование истребительно-противотанковых артиллерийских бригад в составе двух полков 76-мм пушек и одного полка 45-мм пушек.

В период интенсивной подготовки к боям на Курской дуге в наших войсках был решен вопрос о создании крупных артиллерийских противотанковых резервов, причем практически во всех звеньях — от полка до фронта [xlvii].

Значительно улучшилось оснащение наших Сухопутных войск средствами связи, особенно средствами радиосвязи. Специалисты особо отмечают радиостанции серии РБМ, которые стали популярным тактическим средством и использовались и как личные радиостанции командиров (до командарма включительно) [xlviii].

Вклад советской разведки в победу в Курской битве

Андрей Кортунов:
Могли ли СССР и Франция предотвратить Вторую мировую войну?

Весной–летом 1943 г. ценная информация поступала советскому командованию от всех видов военной разведки [xlix] , а также от политической разведки, от партизан.

В стратегической военной разведке исключительно важными были данные, поступавшие от резидентуры «Дора» в Швейцарии (во главе с выдающимся советским разведчиком, венгерским коммунистом Шандором Радо). В ней к этому времени появился такой ценнейших источник, как Рудольф Ресслер («Люци»), имевший информацию особой важности едва ли не с самого верха германского военного командования [l]. Генерал-лейтенант В.В. Кондрашов писал, что «со второй половины 1942 года информационные материалы из Швейцарии стали носить уникальный в мировой практике спецслужб характер». По его словам, из «страны, находящейся на расстоянии более 3 тысяч километров от линии соприкосновения войск на советско-германском фронте, поступали сведения с указанием дислокации, номеров дивизий и армейских корпусов вермахта» [li]. Такие уникальные данные стратегической разведки, среди прочего, делали значительно более простым их сопоставление с данными оперативной и войсковой разведки.

Войсковая (тактическая) разведка в тот период, в целом, добилась высокой результативности; она активно добывала данные о противнике преимущественно на глубину до 5 км вражеской обороны [lii]. На переднем крае для обеспечения деятельности войсковой разведки были развернуты более 2,7 наблюдательных пунктов и постов, с апреля по июль 1943 г. проведены более 2,6 тыс. ночных поисков и организовано 1,5 тыс. засад. В результате этого войсковой разведке удалось захватить в плен 187 немецких солдат и офицеров («языков») [liii].

Российский исследователь Курской битвы В.Н. Замулин приводит важные оценки начальника Разведуправления Генерального штаба РККА генерал-майора Л.В. Опятова от 29 марта 1943 г. в докладе «О вероятных планах немецкого командования на весну и лето 1943 г.». В этом документе на основе прежде всего сведений войсковой разведки предполагалось, в частности, что весной 1943 г. вермахт предпримет наступательные действия «в южном секторе Восточного фронта». Наиболее вероятным направлением РУ ГШ считало район Курского выступа. В докладе отмечалось, что для этого уже создаются две ударные группировки — Орловская (2-я танковая армия) и Харьковская (1-я и 4-я танковые армии). При этом, как считает Замулин, руководство РУ ГШ Красной Армии, не располагая данными о реальном военном потенциале нацистской Германии, серьезно сократившемся после Сталинградской битвы, переоценивало возможности ударных сил вермахта осуществить решительный рывок в глубину, к Дону, и даже восточнее Москвы [liv].

В работе разведки советских фронтов на Курском выступе были и свои недочеты. Так, наша войсковая разведка не смогла точно выявить места сосредоточения войск противника и размещения целей в ночь на 5 июля. Это сказалось на эффективности нашей артиллерийской контрподготовки, на которую возлагались большие надежды. Огонь в ряде случаев велся не по выявленным конкретным целям, а по площадям, что позволяло противнику избежать больших потерь [lv].

К этому времени значительно возросли также возможности советской радиоразведки, которая шаг за шагом вскрывала создание крупных группировок противника со значительным числом танковых дивизий. В частности, радиоразведкой было достоверно установлено наличие в районе Курской дуги 2-й и 4-й танковых армий вермахта [lvi].

Важная информация, связанная с операцией «Цитадель», поступала и от советской политической разведки НКВД (НКГБ), в том числе от членов «кембриджской пятерки» Джона Кернкросса и Кима Филби. Кернкросс, как известно, передавал в Москву данные, полученные британской разведкой в рамках проекта «Ультра» (перехват и дешифровка радиостанций вермахта). Политическая разведка получала также важные сведения о производстве немцами новейших танков «Тигр» и «Пантера», о новом истребителе «Фокке-Вульф-190» и штурмовике «Хеншель-129» [lvii].

Оценивая в совокупности полученные и использованные данные всех видов советской военной и политической разведки, можно считать, что с точки зрения влияния на принятие стратегических решений это был едва ли не самый крупный результат разведки в годы Великой Отечественной войны (и в целом Второй мировой войны).

Приходится констатировать, что в 1940–1941 гг. перед началом гитлеровской агрессии против СССР у советской военной разведки (стратегической, оперативной, войсковой, радиоразведки) таких возможностей по выявлению намерений, замыслов и планов нацистского военного командования не было. Соответственно, была значительно меньшей вероятность определить направления главного удара вермахта.

Очень важно и то, что советское высшее партийно-государственное руководство и военное командование стало доверять разведке — в отличие от весны–лета 1942 г., не говоря уже о периоде непосредственно перед нападением гитлеровской Германии на СССР 22 июня 1941 г. К лету 1943 г. данные советской разведки стали более определенными, более надежными, более многоплановыми. Эти выдающиеся результаты были достигнуты, несмотря на то что в 1941–1942 гг. немецкая контрразведка разгромила резидентуры советской военной и политической разведки в Германии и на территории оккупированных нацистами стран Европы. Была разгромлена в Японии мощная и высокоэффективная резидентура «Рамзай» во главе с Рихардом Зорге, от которой шла исключительно важная политико-военная, военно-стратегическая информация о нацистской Германии.

Надо отметить, что и в 1942 г. резидентура «Дора» направляла в Центр сообщения о сугубо наступательном оперативно-стратегическом плане немецкого военного командования на лето этого года. Шли такие сведения и из других источников советской военной разведки. Информация, правда, не содержала конкретных данных, касающихся направления главного удара вермахта [lviii]. Но и сведения о наступательных планах противника, к сожалению, тогда не были должным образом восприняты Ставкой ВГК [lix]. Весной–летом 1942 г. у Ставки ВГК имелись необоснованные надежды на полное поражение немцев, освобождение территории СССР уже в том году [lx].

По разным причинам весной–летом 1943 г. сроки начала наступления переносились германским командованием, как отмечалось выше, несколько раз. В каждом случае советская Ставка ВГК и войска получали соответствующие донесения разведки. Складывалась ситуация, похожая на ту, которая имела место перед началом Великой Отечественной войны: в 1941 г. советская военная разведка также сообщала о разных датах начала нападения Германии на СССР. Указанные разведкой сроки проходили, а нападения не происходило. Тогда это серьезно девальвировало в глазах Сталина докладываемые ему разведданные, хотя они соответствовали изменениям планов Гитлера. (Возможно, перенос времени нападения Германии на СССР мог бы стать прогнозируемым и тогда, если бы у нас имелись данные об имевшем место аналогичном поведении фюрера — переносе начала наступления против Франции и ее союзников в мае–июне 1940 г. А таких данных не было.) В 1943 г. руководство страны и военное командование не обвиняло советских разведчиков в том, что они сообщают разные сроки наступления немцев. И.В. Сталин, как отмечает В.В. Кондрашов, «уже в значительно большей степени понимал реальную обстановку на фронте и особенности деятельности военной разведки» [lxi].

«2 июля Ставка предупредила командующих фронтами о возможном переходе противника в наступление в период с 3 по 6 июля» [lxii] , — писал Г.К. Жуков. Наступление началось утром 5 июля.

Выработка стратегического решения

Маршал Советского Союза А.М. Василевский писал, что замысел действий Красной Армии в районе Курской дуги вызревал постепенно. Вопрос о выборе стратегических действий в конце марта — начале апреля многократно обсуждался в Государственном комитете обороны и Ставке ВГК [lxiii].

Таким образом, важнейшее стратегическое решение формировалось не без сомнений и колебаний. Это было в духе того, о чем писал в 1920-х гг. А.А. Свечин. Размышляя о выработке и принятии стратегического решения, он отмечал, что командующий должен вынашивать свое решение в муках, как бы выстрадать его [lxiv]. Изучение военной истории позволяет говорить о том, что именно так готовились и принимались решения Петром Великим, М.Б. Барклаем-де-Толли, М.И. Кутузовым, А.А. Брусиловым и другими крупнейшими отечественными полководцами.

После двух тяжелейших лет войны, горьких поражений и выдающихся побед под Москвой и под Сталинградом, к моменту Курской битвы у И.В. Сталина и у советских военачальников — прежде всего Г.К. Жукова, тогда заместителя Верховного Главнокомандующего и первого заместителя наркома обороны, а также А.М. Василевского, тогда начальника Генштаба РККА в ранге заместителя наркома обороны (т.е., на полступеньки ниже ранга Жукова), — складывалось адекватное представление об оперативно-стратегическом искусстве вермахта. Отличительной чертой этого искусства были раз за разом предпринимавшиеся попытки (во многих случаях небезуспешные) реализовать формулу шлиффеновских «Канн» в оперативно-стратегическом масштабе с целью окружения и уничтожения крупных группировок войск Красной Армии.

Советским высшим руководством и военным командованием был накоплен огромный, во многом очень горький опыт войны. На основе этого опыта сформировались в целом эффективные органы стратегического управления (руководства). Ставка ВГК во главе с И.В. Сталиным, занявшим сразу несколько постов, была (пользуясь выражением А.А. Свечина) «интегральным полководцем». Сталин, осуществляя руководство, к лету 1943 г. в вопросах стратегического и оперативного искусства в полной мере опирался на работу Генерального штаба, чего нередко не было в 1941 и 1942 гг. [lxv] Можно сказать, что советский Генштаб к 1943 г. стал «мозгом армии», к чему призывал в конце 1920-х — начале 1930-х гг. в своем капитальном труде Б.М. Шапошников.

С.М. Штеменко, занимавший пост начальника Генштаба ВС СССР в 1948–1952 гг., писал: «Примерно ко второй половине 1942 года организационные формы Генерального штаба пришли в соответствие с содержанием его работы». Сергей Матвеевич далее отмечал: «К этому же времени устоялся и личный состав [lxvi]. Канули в прошлое «авралы». Установилась планомерность, позволявшая глубоко обдумывать обстановку и вытекающие из нее задачи, все рассчитать во времени и пространстве, каждое оперативное мероприятие, любое предложение должным образом обосновать. Генеральный штаб являлся рабочим органом Ставки и подчинялся только Верховному Главнокомандующему» [lxvii]. Здесь надо еще раз напомнить, что Верховный Главнокомандующий сам был и Наркомом обороны. Так что Генштаб не был органом, автономным от Наркомата обороны, а являлся частью советского военного ведомства. В последнем имелся еще целый ряд важнейших органов управления, которые в рамках единого наркомата тесно взаимодействовали с Генштабом. И эти структуры Наркомата обороны в такой же мере, что и Генштаб РККА, были рабочими органами Ставки ВГК. Это относится в том числе к подразделениям военного ведомства, которые занимались вопросами связи, тылового обеспечения, формированием войск, перевозками и др.

Превращение Ставки ВГК в эффективный орган стратегического руководства (управления) заняло довольно много времени. Как считал А.М. Василевский, важной вехой в овладении И.В. Сталиным современного военного искусства стала Сталинградская битва, однако «в полном мере владеть методами и формами руководства он стал лишь в ходе сражения на Курской дуге», т.е. на третий год Великой Отечественной войны. Сталин стал хорошо, по авторитетному замечанию А.М. Василевского, разбираться не только в стратегии, но и в оперативном искусстве, в силу чего он «оказывал большое влияние на ход разработки операций» [lxviii].

Андрей Кокошин:
Стратегическая разведка и стратегические решения

Несколько по-иному оценивал уровень оперативно-стратегического руководства Сталина в 1943 г. Маршал Победы Г.К. Жуков. Он отмечал, что Сталин при принятии решений, в частности о переходе советских войск в контрнаступление после завершения Курской оборонительной операции, «часто горячился и торопился вступить в сражение», не придерживаясь «основных законов оперативно-стратегического искусства», не учитывая необходимость пополнить запасы горючего, боеприпасов и других видов материально-технического обеспечения, организовать взаимодействие всех родов войск, осуществить тщательную разведку, произвести некоторую перегруппировку войск, особенно артиллерии и танков. На все это, отмечал Георгий Константинович, «по самым жестким подсчетам … необходимо было минимум восемь суток» [lxix].

Жуков писал: «Мне и А.М. Василевскому стоило большого труда доказать ему необходимость не спешить с началом действий и начинать операцию только тогда, когда она будет всесторонне подготовлена и материально обеспечена» [lxx]. Далее Георгий Константинович отмечал: «Конечно, при этом приходилось серьезно спорить и выслушивать от И.В. Сталина неприятные и незаслуженные слова. Но тогда мы мало обращали на это внимания» [lxxi].

Высшее советское командование регулярно направляло представителей Ставки во фронтовое звено, а фактически и ниже. В Оперативном управлении (позднее трансформировавшемся в Главное оперативное управление) Генштаба РККА был также создан и корпус офицеров — представителей ГШ. Это все были весьма важные элементы стратегического управления (руководства).

В работе Ставки ВГК особая роль принадлежит Маршалам Советского Союза Г.К. Жукову и А.М. Василевскому. Последний был одним из выпускников «маршальского курса» Военной Академии Генерального штаба РККА, в числе преподавателей которых был и А.А. Свечин.

Блестяще в работе Ставки ВГК проявил себя крупнейший советский генштабист, генерал армии А.И. Антонов, официально ставший начальником Генштаба лишь в 1945 г., но фактически бывший им определенное время и до этого, поскольку А.М. Василевского Сталин очень часто направлял на различные участки советско-германского фронта в качестве представителя Ставки ВГК. Антонов тоже был выпускником этого же «маршальского курса».

Проявила себя в Курской битве целая плеяда выдающихся советских полководцев — командующих армиями и фронтами. Среди них прежде всего надо назвать генералов армии Н.Ф. Ватутина и К.К. Рокоссовского. В.Н. Замулин обоснованно писал о Николае Федоровиче Ватутине, что тот «в совершенстве владел навыками управления войсками стратегического объединения», что при этом Николай Федорович «в ходе боевой работы демонстрировал высокую культуру общения с подчиненными, был корректен и уважал их человеческое достоинство» [lxxii]. Такими же качествами, по свидетельству многих современников, сослуживцев, обладал и К.К. Рокоссовский. Заметим, что высокая культура общения с подчиненными выделяла Ватутина и Рокоссовского из многих других наших командующих того периода.

8 апреля 1943 г. Ставка направила Г.К. Жукова в район Курского выступа для изучения обстановки. По итогам этой поездки он доложил Сталину свое мнение по этому вопросу [lxxiii]. В докладной записке Верховному главнокомандующему Георгий Константинович писал:

«Докладываю свое мнение о возможных действиях противника весной и летом 1943 г. и соображения о наших оборонительных боях на ближайший период.

1. Противник, понеся большие потери в зимней кампании 42/43 года, видимо, не сумеет создать к весне большие резервы для того, чтобы вновь предпринять наступление для захвата Кавказа и выхода на Волгу с целью глубокого обхода Москвы.

Ввиду ограниченности крупных резервов противник вынужден будет весной и в первой половине лета 1943 года развернуть свои наступательные действия на более узком фронте и решать задачу строго по этапам, имея основной целью кампании захват Москвы.

Исходя из наличия в данный момент группировок против наших Центрального, Воронежского и Юго-Западного фронтов, я считаю, что главные наступательные операции противник развернет против этих трех фронтов, с тем чтобы, разгромив наши войска на этом направлении, получить свободу маневра для обхода Москвы по кратчайшему направлению.

2. Видимо, на первом этапе противник, собрав максимум своих сил, в том числе до 13–15 танковых дивизий, при поддержке большого количества авиации нанесет удар своей орловско-кромской группировкой в обход Курска с северо-востока и белгородско-харьковской группировкой в обход Курска с юго-востока» [lxxiv].

В своем докладе Сталину Жуков делал исключительно важный вывод: «Переход наших войск в наступление в ближайшие дни с целью упреждения противника считаю нецелесообразным. Лучше будет, если мы измотаем противника на нашей обороне, выбьем его танки, а затем, введя свежие резервы, переходом в общее наступление окончательно добьем основную группировку противника» [lxxv]. Оценки и выводы Г.К. Жукова совпадали с разработками Генштаба РККА.

Замысел противника на летнюю кампанию 1943 г. четко и однозначно был разгадан. Для этого было необходимо иметь в достаточно большом объеме достоверные данные разведки и понимать оперативно-стратегическое мышление противника.

12 апреля 1943 г., вечером, в Ставке было принято предварительное решение о преднамеренной обороне. В принятии этого решения участвовали И.В. Сталин, Г.К. Жуков, А.И. Василевский, А.И. Антонов. Как отмечают российские авторы Д.Г. Гужва и С.В. Покровский, «отсутствие окончательного решения Ставки позволяло обсуждать замыслы и обороны, и упреждающего наступления» [lxxvi].

Сам Сталин, как писал Г.К. Жуков, некоторое время колебался, встретить ли наступление противника обороной наших войск или не ждать этого наступления и нанести упреждающий удар (это предлагало командование Воронежского фронта). Жуков отмечал: «И.В. Сталин говорил, что наша оборона может не выдержать удара немецких войск, как не раз это бывало в 1941 и 1942 годах. В то же время он не был уверен в том, что наши войска в состоянии разгромить противника своими наступательными действиями. Это колебание продолжалось, как я помню, почти до середины мая» [lxxvii].

Георгий Константинович вспоминал, что одновременно «с планом обороны и контрнаступления решено было разработать также и план наступательных действий, не ожидая наступления противника, если оно будет затягиваться на длительный срок» [lxxiii].

Генерал армии Н.Ф. Ватутин (командующий Воронежским фронтом) и генерал-полковник (с 28 апреля 1943 г. — генерал армии) Р.Я. Малиновский (командующий Юго-Западным фронтом) в этих условиях продолжали предлагать нанести по вермахту упреждающий удар в Донбассе. По некоторым сведениям, сторонниками такого решения были Маршалы Советского Союза К.Е. Ворошилов, С.К. Тимошенко и др. Ватутин предлагал нанести упреждающий удар по белгородско-харьковской группировке врага. Его в этом поддерживал член Военного совета Воронежского фронта генерал-лейтенант Н.С. Хрущев. Эти мнения не разделяли в Генштабе РККА А.М. Василевский и А.И. Антонов, а также Г.К. Жуков, о чем они докладывали Сталину [lxxix].

В результате всех обсуждений Сталин окончательно утвердил план проведения летом 1943 г. стратегических оборонительный действий на первой стадии в районе Курской дуги. Командованию фронтов было дано указание построить здесь прочную, глубокоэшелонированную оборону. Как отмечал А.М. Василевский: «этот план являлся центральной частью общего стратегического плана, принятого Ставкой на летне-осеннюю кампанию 1943 года» [lxxx].

В результате определения того, что главные события летом 1943 г. на советско-германском фронте развернутся в районе Курска, на Курской дуге, составлявшей немногим больше десяти процентов от его протяженности, там было сосредоточено 26,5% личного состава, 23% артиллерии и 34% танков от общего их числа в действующей армии [lxxxi].

Крайне важно было определить главные направления ударов гитлеровских войск: на них указывала и конфигурация Курского выступа, и данные всех видов советской военной разведки. И эта задача в целом была успешно решена, о чем свидетельствует цитированная выше докладная записка Г.К. Жукова И.В. Сталину. Определение направлений главных ударов давало возможность строить именно на этих направлениях самые мощные оборонительные рубежи, концентрировать силы и средства, в том числе дислоцировать необходимые резервы.

Красная Армия не располагала ресурсами, которые позволяли бы создать многоэшелонную оборону по всему весьма протяженному советско-германскому фронту. Не было ресурсов даже для создания плотной обороны по всему периметру Курского выступа [lxxxii]. В силу этого правильное определение направлений главного удара вермахта играло огромную, принципиальную роль.

Весьма важным было решение Ставки создать еще один фронт — Степной. Он был развернут за Воронежским и Центральным фронтами. С.М. Штеменко в этой связи отмечал: «И.В. Сталин считал, что на всякий случай Степной военный округ надо заранее поставить на центральном направлении в затылок действующим фронтам, имея в виду возможность использования его и для решения оборонительных задач, если к тому вынудит обстановка» [lxxxiii]. Такое решение Сталина, Ставки, как показали события Курской битвы, полностью оправдало себя. Г.К. Жуков писал, что «Ставка правильно использовала Степной фронт. Если бы его силы в ходе оборонительного сражения не были введены для усиления Воронежского фронта, то последний мог оказаться в крайне опасном положении» [lxxxiv].

Ожидая то, что именно в районе Курской дуги развернутся главные события лета 1943 г., командование Воронежского и Центрального фронтов направляло в Ставку ВГК заявки на усиление своих сил и средств, прежде всего на ожидаемых направлениях главных ударов противника.

С.М. Штеменко писал: «Все такие запросы Ставка тщательно рассматривала и, не в пример прошлому, имела теперь возможность удовлетворять их почти полностью». Сергей Матвеевич отмечал, что «к этому времени наша страна обладала уже слаженной военной экономикой», что «металлургия, энергетика и машиностроительная промышленность Урала, Западной Сибири и Казахстана предоставляли широкую базу для производства необходимого фронту вооружения и боевой техники» [lxxxv].

Построение обороны на Курской дуге

На Курской дуге советскими войсками было оборудованы оборонительные рубежи. В армиях подготавливались главная, вторая и тыловая полосы обороны, во фронтах — три оборонительных рубежа. Кроме того, был создан оборонительный рубеж Степного фронта, и по р. Дон готовился государственный оборонительный рубеж. На направлениях вероятных ударов противника четыре рубежа были заняты войсками. Общая глубина обороны с учетом Степного фронта достигала более 300 км. Полоса обороны состояла из двух-трех позиций, каждая из них имела по две-три траншеи [lxxxvi].

Объем работ, проведенных инженерными службами фронтов, был огромен. Так, только в расположении Центрального фронта в апреле–июне было подготовлено до 5 тыс. км траншей и ходов сообщения, установлено более 300 км проволочных заграждений (из них около 30 км были электрифицированы). Колоссальными были масштабы минирования — было установлено более 400 тыс. мин и фугасов. Было сооружено свыше 60 км надолб, отрыто до 80 км противотанковых рвов [lxxxvii].

К.К. Рокоссовский, командующий Центральным фронтом, основываясь, в частности, на данных разведки, исходил из того, что противник нанесет главный удар по войскам правого крыла фронта. Здесь на 95-километровом участке, который составлял 31% общей протяженности его полосы обороны, Константин Константинович сосредоточивал все свои основные силы. Особенно сильно укреплялась 30-километровая полоса вдоль железной дороги Орел — Курск [lxxxviii].

В полосе обороны Воронежского фронта было отрыто 55 854 окопа для противотанковых ружей, ручных и станковых пулеметов, 4240 км траншей и ходов сообщения, 28 058 стрелковых окопов, 17 505 землянок и убежищ, 5322 командных и наблюдательных пункта; было установлено до 600 км проволочных препятствий [lxxxix].

В составе Центрального и Воронежского фронтов создавались мощные резервы: общевойсковые, танковые, артиллерийские, противотанковые, инженерные и др., а также подвижные отряды заграждений (ПОЗ).

В армиях имелись артиллерийские и зенитно-артиллерийские группы. Оборона на глубину 30–35 км готовилась как противотанковая. Основу ее составляла система противотанковых опорных пунктов и районов, тесно взаимодействующих с артиллерийскими противотанковыми резервами (о которых уже говорилось выше) и подвижными отрядами заграждения, а также с авиацией. На танкоопасных направлениях плотность противотанковой артиллерии достигала 23 единиц, а минновзрывных заграждений — 1400–1600 мин на 1 км фронта [xc].

В отражении атак танков противника были призваны участвовать прямой наводкой не только артиллерийские противотанковые подразделения, легкие артиллерийские полки, но даже и гаубичная артиллерия [xci].

Титаническую работу, как отмечал Г.К. Жуков, проделали службы Красной Армии по тыловому обеспечению войск [xcii].

В предыдущие периоды Великой Отечественной войны Красная Армия неоднократно пыталась создать сильные оборонительные рубежи на основе инженерных сооружений, но их часто не успевали занимать наши войска в силу высокой динамики действий подвижных соединений и объединений вермахта, проблем с подвижностью наших войск, ошибок в определении направлений германского главного удара, недостатков в управлении РККА. Так, весной 1942 г. были развернуты весьма масштабные оборонительные работы на курском, воронежском, сталинградском направлениях, а также на Северном Кавказе. Создавались тыловые оборонительные рубежи, что должно было обеспечивать постоянное наращивание глубины подготовленной в инженерном отношении стратегической обороны. Но эти меры в 1942 г. не дали ожидаемых результатов.

В формировании группировки советских войск на Курской дуге имели место ошибки. Более мощный удар немцы нанесли по Воронежскому фронту. По 6-й и 7-й гвардейским армиям Воронежского фронта противник в первый день наступления нанес удар почти пятью корпусами, тогда как по обороне Центрального фронта — тремя корпусами. Это отмечал в воспоминаниях Г.К. Жуков [xciii]. Но при этом Центральному фронту было придано упомянутое выше такое мощное в огневом отношении соединение артиллерии, каковым являлся артиллерийский корпус прорыва РВГК. Маршал Советского Союза К.С. Москаленко, командовавший (в звании генерал-лейтенанта) во время Курской битвы 40-й армией, отмечал, что в войсках Центрального фронта Рокоссовского было на 2401 орудие и миномет больше, чем в войсках Воронежского фронта Ватутина [xciv].

Рядом исследователей делается предположение, что в целом такое повышенное внимание Ставки к Центральному фронту по сравнению с Воронежским фронтом было связано с тем, что «северный фас Курского выступа находился ближе к Москве. В силу этого здесь должна была быть более сильная группировка для прикрытия Москвы на случай каких-то неожиданностей» [xcv]. Думается, что это вполне верное предположение.

О ходе боевых действий

Андрей Кортунов:
22 июня

В рамках Курской оборонительной операции были осуществлены две фронтовые оборонительные операции: одна на орловско-курском направлении (5–12 июля 1943 г.), другая на белгородско-курском направлении (5–23 июля 1943 г.). Продолжительность Курской стратегической оборонительной операции составила 19 суток, ширина фронта боевых действий — 550 км, глубина отхода войск советских фронтов — 12–35 км [xcvi].

Оборона советских войск под Курском носила в высшей степени активный характер. Это выражалось в нанесении многочисленных контрударов и проведении большого количества контратак, в осуществлении широкого маневра силами и средствами. Танковые корпуса входили в состав фронтовых резервов, а танковые армии составляли вторые эшелоны фронтов. Они применялись как для нанесения мощных контрударов, так и для занятия и удержания подготовленных рубежей обороны совместно с общевойсковыми соединениями. Танковые полки и бригады частью сил придавались стрелковым соединениям, а частью использовались в резерве общевойсковых армий [xcvii].

Глубокое оперативное построение войск Воронежского и Центрального фронтов давало возможность в ходе оборонительного сражения прочно удерживать вторые и армейские полосы обороны и фронтовые рубежи, не позволяя противнику прорваться в оперативную глубину. Большую устойчивость и высокую активность нашей обороне на Курской дуге придавал широкий маневр вторыми эшелонами и резервами, проведение артиллерийской контрподготовки и другие меры [xcviii].

При этом, как отмечается в профессиональных военно-научных публикациях Министерства обороны РФ, контрудары в ряде случаев готовились поспешно, слабо организовывалось обеспечение войск, неустойчивым было взаимодействие, удары наносились по противнику, не утратившему наступательных возможностей [xcix].

В ходе боев на Курской дуге советское командование обращало большое внимание на устранение недостатков в тактике действий наших войск. На это, к примеру, было обращено внимание в документе, который был направлен командирам соединений (вплоть до дивизий) за подписью командующего Воронежским фронтом Н.Ф. Ватутиным: «… Силы артогня полностью не используются, артиллерия в динамике боя отстает от пехоты и танков. В дальнейшем не допускать отставание артиллерии. Всякое сопротивление подавлять массированным артминогнем и огнем во взаимодействии пехотного оружия. Отмечается много лобовых ударов… Недостатки в тактике действия войск немедленно устранить» [c].

В ходе Курской оборонительной операции имели место оперативные окружения соединений Красной Армии силами вермахта и войск СС. На основе изучения рассекреченных архивных данных В.Н. Замулин пишет о четырех таких ситуациях [ci]. Такие окружения, благодаря последующим успешным действиям советских войск, носили временный характер и не имели оперативных, а тем более стратегических последствий.

Огромную роль в Курской оборонительной операции сыграла советская артиллерия. Она проявила себя в том числе как основное средство борьбы с бронетанковыми группировками противника, тесно взаимодействуя с другими родами войск и авиацией [cii].

В ходе Курской битвы развернулась ожесточенная борьба в воздухе. Это имело место как в ее оборонительный период, так и в последовавшем за ним контрнаступлении. Особый накал такой борьбы, как пишет исследователь истории отечественной авиации Д.Б. Хазанов, наступал обычно «в решающие моменты боевых действий наземных войск». Главным способом достижения господства в воздухе были воздушные бои. Наряду с воздушными боями наша авиация наносила удары и по вражеским аэродромам. На завоевание господства в воздухе «советское командование затратило огромные усилия». Эта задача была выполнена к концу оборонительных боев [ciii].

Д.Б. Хазанов также отмечает, что затянувшийся период завоевания господства в воздухе был связан с тем, что «к началу напряженных боев командирами авиационных корпусов и дивизий не было должным образом организовано радиоуправление истребителями над полем боя с земли» [civ]. При этом, по приводимым им оценкам, потери ВВС РККА в ходе Курской оборонительной операции значительно превышали потери люфтваффе, но и гитлеровская авиация понесла невосполнимый урон [cv].

Если говорить о наземных боях, то здесь следует отметить, что мощь ударов танковых соединений вермахта и войск СС была такова, что они были близки к выходу на оперативный простор в районе Прохоровки в полосе Воронежского фронта. Потребовались огромные усилия, масштабные контрудары со стороны Красной Армии, чтобы парировать эту угрозу. Одних только оборонительных сооружений, мощи артиллерии оказалось недостаточно для того, чтобы обескровить наступающего врага и остановить его продвижение вперед. Пришлось задействовать для контрударов силы и средства второго стратегического эшелона (Степного фронта под командованием генерал-полковника Ивана Степановича Конева), которые предназначались для общего стратегического контрнаступления. Эти силы были выделены Ставкой с «большим скрипом», поскольку их планировалось «использовать в момент, когда противник выдохнется и начнет переходить к обороне» [cvi]. Из состава Степного фронта были дополнительно задействованы армии: 5-я гвардейская (под командованием генерал-лейтенанта А.С. Жадова), 5-я гвардейская танковая (под командованием генерал-лейтенанта бронетанковых войск П.А. Ротмистрова), [cvii] а также несколько отдельных танковых и механизированных корпусов [cviii]. Все они были переданы в оперативное подчинение командованию Воронежского фронта. Их действия поддерживались силами 2-й воздушной армии (командующий генерал-лейтенант авиации С.А. Красовский) и 17-й воздушной армии (командующий генерал-лейтенант авиации В.А. Судец), а также авиации дальнего действия [cix].

Крупнейшее встречное сражение танковых сил противоборствующих сторон юго-западнее станции Прохоровка стало одним из важнейших событий в рамках боев на южном фасе Курской дуги. Как подтверждают новейшие исследования, сражение завязалось 11 июля и продолжалось до 16 июля. Кульминацией его стало 12 июля [cx]. При этом наносившие контрудар соединения Красной Армии понесли значительные потери, в том числе в бронетанковой технике [cxi]. Тяжелые потери понесли и немецкие войска. Вопрос о соотношении этих потерь до настоящего времени является предметом споров отечественных историков.

Продолжаются споры историков и по поводу эффективности контрудара под Прохоровкой и его результатов. В том числе отмечается, что в танковом сражении под Прохоровкой определяющую роль играли все-таки объединения и соединения, собственно, Воронежского фронта помимо тех, что были переданы ему из состава Степного фронта.

Высказывается также точка зрения, в соответствии с которой «кризис немецкого наступления возник не в результате контрудара под Прохоровкой, а связи с переходом в контрнаступление войск Брянского и Западного фронтов», что «угроза разгрома немецко-фашистских войск в районе Орла вынудила Гитлера [cxii] остановить операцию “Цитадель”» [cxiii]. Действия Брянского и Западного фронтов в тот период Курской битвы, безусловно, сыграли свою роль, однако главные события, как свидетельствуют многие документы, воспоминания участников тех сражений, исследования отечественных ученых, позволяют говорить о том, что решающая роль в этом важнейшем поражении немцев принадлежала советским войскам, сражавшимся непосредственно на Курском выступе.

Весь комплекс подготовительных мер, активные и в целом умелые действия советских войск, массовый героизм воинов в Курской стратегической оборонительной операции привели к тому, что впервые за годы Великой Отечественной войны немецкое наступление было остановлено на тактической (Центральный фронт) или на небольшой оперативной (Воронежский фронт) глубине [cxiv]. Противник оказался не в состоянии осуществить прорыв глубже первого армейского оборонительного рубежа. В полосе Центрального фронта прорыв захлебнулся на глубине 12 км, Воронежского фронта — 35 км. В полосе Центрального фронта наступление было задержано и окончательно сорвано 10 июля. На южном фасе Курской дуги немцы начали отход на исходные позиции 16 июля [cxv].

* * *

Курская стратегическая оборонительная операция, завершившаяся 23 июля, сорвала наступление немецко-фашистских войск и создала благоприятные условия для последующего стратегического контрнаступления советских войск фактически без оперативной паузы.

В ходе контрнаступления разгром орловской группировки противника (по плану «Кутузов») был осуществлен войсками левого крыла Западного фронта (командующий генерал-полковник Василий Данилович Соколовский), Брянского фронта (командующий генерал-полковник Mаркиан Михайлович Попов) и правого крыла Центрального фронта.

Наступательная операция на белгородско-харьковском направлении (по плану «Полководец Румянцев») проводилась силами Воронежского и Степного фронтов во взаимодействии с войсками Юго-Западного фронта (командующий генерал армии Родион Яковлевич Малиновский) [cxvi].

В Орловской операции войска Красной Армии применяли концентрические удары по противостоящей группировке вермахта по сходящимся направлениям с последующим дроблением и уничтожением этой группировки по частям. В Белгородско-Харьковской операции главный удар наносился смежными флангами фронтов. Это создавало условия для быстрого взлома глубокой и сильной обороны немцев, для рассечения его группировки на две части и выход наших войск в тыл харьковского оборонительного района противника [cxvii].

5 августа Красная Армия освободила Орел и Белгород. Они стали «городами первого салюта»: вечером 5 августа в Москве был дан первый в Великой Отечественной войне артиллерийский салют в честь доблестных войск, одержавших победы.

Курская битва завершилась 23 августа 1943 г. освобождением Харькова.

Победой в этой битве был обеспечен окончательный перелом во Второй мировой войне. В результате разгрома Красной Армией значительных сил вермахта на советско-германском фронте возникли более благоприятные условия для развертывания действий американо-английских войск в Италии, проходившего практически одновременно с Курской битвой. Было положено начало распаду фашистского блока — потерпел крах режим Муссолини. Италия вышла из войны на стороне Германии.

Стратегическая инициатива полностью перешла к Красной Армии. Продолжилась серия крупных наступательных операций наших войск, завершившихся полным поражением такого опаснейшего врага и нашей страны, нашего народа и всего человечества, как нацистская Германия.

i. См.: Курская битва 1943. Военная энциклопедия. В восьми томах. Том 4. М.: Воениздат, 1999. С. 359.

ii. Лопуховский Л. Прохоровка. Без грифа секретности. М.: Яуза: Эксмо, 2006. С. 561.

iii. Василевский А.М. Дело всей жизни. М.: Политиздат, 1973. С. 299.

iv. Карпов В.В. Жуков на фронтах великой войны. М.: Вече, 1996. С. 215.

v. Манштейн Э. Утерянные победы. Пер. с нем. М.: АСТ; СПб: Terra Fantastica, 1999.С. 517.

vi. Дашичев В.И. Банкротство стратегии германского фашизма. М.: Наука, 1973. Т. 2. С. 410–413.

vii. Фон Манштейн отмечал, что для достижения внезапности путем дезинформации и дезориентации советского командования, в большом масштабе проводились «ложные маневры, чтобы замаскировать цели нашей операции». Далее он приводит сведения о других мероприятиях его группы армий в этих целях: «С началом подготовки к опе­рации «Цитадель» подобные мероприятия должны были вылиться в большие передвижения всех не занятых в начале наступления автотранспортных частей в направлении на Донбасс, где уже про­водились ложные приготовления к наступлению. Мы изготовили даже макеты танков, которые транспортировали в Донбасс для введения в заблуждение вражеской воздушной разведки». — Манштейн Э. Указ. соч. С. 525.

viii. Дашичев В.И. Указ. соч. С. 413.

ix. Манштейн Э. Указ. соч. С. 517–518.

x. См.: Великая Отечественная война 1941–1945. Военно-исторические очерки. В четырех книгах. Книга 1. Суровые испытания. В.А. Золотарев, Г.Н. Севостьянов (сопредседатели ред. комиссии). М.: Наука, 1998. Исаев А. «Котлы» 1941-го. История ВОВ, которую мы не знали. М.: Яуза: Эксмо, 2005. 1941 год: Страна в огне. В 2 кн. Кн. 1. Очерки. М.: ОЛМА Медиа Групп, 2011.

xi. Манштейн Э. Указ. соч. С. 524.

xii. См.: Шлиффен. Канны. Пер. с нем. М.: Воениздат, 1936. С. 16–17.

xiii. Рокоссовский К.К. Солдатский долг. М.: Яуза: Эксмо, 2023. С. 295.

xiv. См., например, Великая Отечественная война. 1941–1945 годов. В 12-ти томах. Том третий. Битвы и сражения, изменившие ход войны. Жуковский; М.: Кучково поле, 2012. С. 526.

xv. Там же. С. 528.

xvi. Манштейн Э. Указ. соч. С. 520.

xvii. Больных А.Г. Молниеносная война. Блицкриги Второй мировой. М.: Яуза: Эксмо, 2008. С. 232.

xviii. Там же. С. 232–233.

xix. Переслегин Б. Комментарии к кн. Манштейна Э. «Утерянные победы». С. 540.

xx. Стратегические решения и Вооруженные силы. Том первый, часть 1–3. Под ред. Золотарева В.А. М.: «АРБИЗО», 1995. С. 303.

xxi. Курская битва 1943. Военная энциклопедия. В восьми томах. Том 4. М.: Воениздат, 1999. С. 358.

xxii. См.: Свечин А.А. Стратегия. Жуковский; М.: Кучково поле, 2003. С. 320–326.

xxiii. Великая Отечественная война 1941–1945 годов. В 12-ти томах. Том третий. Битвы и сражения, изменившие ход войны. С. 528.

xxiv. Барятинский М.Б. Танки Гитлера в бою. М.: Яуза: Эксмо, 2010. С. 242.

xxv. Шмелев И. История танка. 1916–1996. М.: Изд. дом «Техника-молодежи», 1996. С. 112.

xxvi. А.Г. Больных делает важное замечание о том, что слишком большой вес такой новейшей немецкой бронетехники как «Тигр» и «Элефант» серьезно затруднял проблемы с ее эвакуацией с поля боя после повреждения. — См. Больных А.Г. Молниеносная война. Блицкриги Второй мировой. М.: Яуза: Эксмо, 2008. С. 240. Очевидно, что это был немаловажный фактор, затруднявший восстановление боеспособности немецких танковых соединений.

xxvii. Великая Отечественная война 1941–1945 годов. В 12-ти томах. Том седьмой. Экономика и оружие войны. Жуковский; М.: Кучково поле, 2013. С. 602.

xxviii. Там же. С. 628.

xxix. Соболев Д.А. История самолетов. 1919–1945 гг. — М.: «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 1997. С. 246–247.

xxx. Соболев Д.А. Указ. соч. С. 248.

xxxi. Великая Отечественная война 1941–1945 годов. В 12-ти томах. Том седьмой. Экономика и оружие войны. Жуковский; М.: Кучково поле, 2013. С. 626.

xxxii. В отечественной литературе существуют разные оценки характеристик советской боевой авиации по сравнению с немецкой авиацией. Традиционно утверждалось, что новейшие советские самолеты, появившиеся непосредственно в предвоенный период, стали не уступать характеристикам немецкой боевой авиации. Наиболее рельефно эту точку зрения отстаивал А.С. Яковлев, генеральный конструктор истребителей и заместитель Наркома авиационной промышленности в годы Великой Отечественной войны. (См.: Яковлев А.С. Цель жизни. Записки авиаконструктора. Изд. 6-е, дополненное. М.: «Республика», 2000. С. 190.) В последние 20–30 лет по мере рассекречивания соответствующих архивных материалов, учета опубликованных оценок большого числа летчиков-фронтовиков и ряда специальных углубленных исследований картина стала меняться.

xxxiii. Смирнов А. Боевая работа советской и немецкой авиации в Великой Отечественной войне. – М.: АСТ: Транзиткнига, 2006. С. 160.

xxxiv. Там же.

xxxv. Хазанов Д.Б. Авиация в Курской битве. Провал операции «Цитадель». М.: Яуза: Эксмо, 2013. С. 26.

xxxvi. Там же. С. 307.

xxxvii. Там же. С. 27.

xxxviii. Там же.

xxxix. Соболев Д.А. Указ. соч. С. 276–277.

xl. Смирнов А. Указ. соч. С. 125.

xli. Мильбах В.С., Чернухин В.А. «Артиллерии стоять насмерть – ни шагу назад!» Проблемные вопросы подготовки и применения артиллерии в Курской стратегической оборонительной операции (5–23 июля 1943г.) // Военно-исторический журнал, № 6, 2023. С. 38.

xlii. Великая Отечественная война 1941–1945 годов. В 12-ти томах. Том седьмой. Экономика и оружие войны. М.: Кучково поле, 2013. С. 605.

xliii. Там же. С. 612.

xliv. Мильбах В.С., Чернухин В.А. Указ. соч. С. 38.

xlv. Там же.

xlvi. Там же. С. 39.

xlvii. Мильбах В.С., Чернухин В.А. Указ. соч. С. 38.

xlviii. Великая Отечественная война 1941–1945 годов. В 12-ти томах. Том седьмой. Экономика и оружие войны. С. 621.

xlix. До лета 1943 г. управление военной разведкой в Наркомате обороны претерпело многократные изменения, далеко не всегда оправданные. В послевоенные годы на многие десятилетия в принципе была восстановлена та система управления военной разведкой, которая имелась накануне Великой Отечественной войны. Вновь все виды военной разведки, включая стратегическую агентурную разведку были сосредоточены в Генеральном штабе, с подчинением их начальнику Генерального штаба Вооруженных сил.

l. См.: Кондрашов В.В. Военные разведчики. М.: изд. «Стратегические приоритеты», 2019. С. 123–124.

li. Там же. С. 121.

lii. Великая Отечественная война 1941–1945 годов. Том третий. С. 534.

liii. Кондрашов В.В. Военные разведки во Второй мировой войне. М.: Кучково поле, 2014. С. 344.

liv. Замулин В.Н. Курская битва. Коренной перелом в Великой Отечественной войне. М.: Вече, 2024. С. 162–171.

lv. Курская битва. // Военная энциклопедия. С. 360.

lvi. Кондрашов В.В. Военные разведки во Второй мировой войне. С. 342.

lvii. Служба внешней разведки Российской Федерации. 100 лет. Документы и свидетельства. М.: изд. Комсомольская правда, 2021. С. 152.

lviii. Кондрашов В.В. Военные разведки во Второй мировой войне. М.: Кучков поле, 2014. С. 331.

lix. См.: Лота В. Секретный фронт Генерального штаба. М.: «Молодая гвардия», 2005. С. 407.

lx. Скороспелов П.П., Сорокин А.К. Теория победы. Советское политическое и военное руководство и планирование применения Красной Армии в 1920–1945 гг. М.: Росспэн, 2024. С. 63–67.

lxi. Кондрашов В.В. Там же. С. 345.

lxii. Жуков Г.К. Указ. соч. С.568.

lxiii. Василевский А.И. Указ. соч. С. 309.

lix. См.: Кокошин А.А. Выдающийся отечественный военный теоретик и военачальник Александр Андреевич Свечин. О его жизни, идеях, трудах и наследии для настоящего и будущего. М.: изд. МГУ, 2013. С. 364.

lxv. Вскоре после начала Великой Отечественной войны были внесены радикальные изменения в структуру Генштаба РККА. 28 июля 1941 г., согласно Постановлению ГКО № 300, из Генштаба передавались в другие структуры Наркомата обороны СССР следующие подразделения: организационное и мобилизационное управления, управления укомплектования и устройства войск, военных сообщений, автодорожное, устройства тыла и снабжения войск, а также узел связи. В Генштабе оставались шесть управлений: оперативное, разведывательное, военно-топографическое, устройства оперативного тыла, строительства укрепленных районов, шифровальное и три отдела — военно-исторический, кадров и общий. В Оперативном управлении были созданы направления в составе до десяти сотрудников на каждый фронт. В начале августа 1941 г. была утверждено «Положение о Генеральном штабе». В соответствии с ним, Генштаб определялся как центральный орган управления Наркомата обороны (выделено авт.) по подготовке и использованию Вооруженных Сил для обороны страны. Генштабу вменялось: разработка директив и приказов Ставки ВГК по оперативному использованию вооруженных сил и планов войны на театрах военных действий; организация и руководство деятельностью всех видов разведки; руководство военно-топографической службой Красной Армии и снабжением войск топографическими картами; руководство оперативной подготовкой всех родов войск, штабов, служб и органов тыла. — Генеральный штаб в годы Великой Отечественной войны. Документы и материалы 1941 год. Русский архив. Великая Отечественная. 23. 12 (1). М.: ТЕРРА, 1997. С. 7. См. также: Кокошин А.А. Стратегическое управление. Теория, исторический опыт, сравнительный анализ, задачи для России. М.: РОССПЭН, 2003. С. 214–227. После Великой Отечественной войны многие функции и полномочия, изъятые у Генштаба РККА в 1941 г., вернулись в Генеральный штаб Вооруженных сил СССР (и перешли в ГШ ВС РФ). Так что ГШ послевоенных десятилетий в нашей стране был подобен Генштабу РККА, который имелся в Наркомате обороны СССР в 1940–1941 гг. с начальниками ГШ в лице К.А. Мерецкова, а затем Г.К. Жукова.

lxvi. Исследователи Института военной истории Минобороны РФ на основе архивных документов писали о том, что с начала Великой Отечественной войны до мая 1943 г. сменилось восемь (!) начальников Оперативного отдела Генштаба РККА. — Генеральный штаб в годы Великой Отечественной войны. Документы и материалы 1941 года. Русский Архив. Великая Отечественная. 23.12 (1). М.: Терра, 1997. С. 11.

lxvii. Штеменко С.М. Генеральный штаб в годы войны. Книга первая. М.: Воениздат, 1985. С. 161.

lxviii. Василевский А.М. Указ. соч. С. 127.

lxix. Жуков Г.К. Воспоминания и размышления. М.: Яуза, 2023. С. 579.

lxx. Там же.

lxxi. Там же.

lxxii. Замулин В.Н. Курская битва. Коренной перелом в Великой Отечественной войне. С. 277.

lxxiii. Генеральный штаб в годы Великой Отечественной войны. Документы и материалы 1941 год. // Великая Отечественная. Том 12 (1). М.: «Терра», 1997. С. 14.

lxxiv. Жуков Г.К. Воспоминания и размышления. М.: Яуза, 2023. С. 544.

lxxv. Там же. С. 545.

lxxvi. Гужва Д.Г., Покровский С.В. «Переход наших войск в наступление…с целью упреждения противника считаю нецелесообразным». Замысел обороны и состав Воронежского фронта к началу Курской битвы // Военно-исторический журнал, № 4, 2024. https://history.milportal.ru/zamysel-oborony-i-sostav-voronezhskogo-fronta-k-nachalu-kurskoj-bitvy

lxxvii. Жуков Г.К. Указ. соч. С. 558.

lxxviii. Там же. С. 552.

lxxix. Гужва Д.Г., Покровский С.В. Указ. соч.

lxxx. Василевский А.М. Указ. соч. С. 311.

lxxxi. Стратегические решения и вооруженные силы. Том первый, часть 1–3. Под ред. Золотарева В.А. М.: «АРБИЗО», 1995. С. 303.

lxxxii. Сорокин А., Скороспелов П. От Сталинграда до Днепра. Как Красная Армия планировала стратегические кампании в 1943 году // Независимое военное обозрение 16.11.2023. https://nvo.ng.ru/history/2023-11-16/14_1262_history.html

lxxxiii. Штеменко С.М. Указ. соч. С. 201.

lxxxiv. Жуков Г.К. Указ. соч. С. 583.

lxxxv. же. С. 204.

lxxxvi. История военного искусства. Под ред. П.А. Жилина. М.: Воениздат, 1986. С. 210.

lxxxvii. Барятинский М. Указ. соч. С. 394.

lxxxviii. Великая Отечественная война. 1941–1945. Военно-исторические очерки. В четырех книгах. Кн.2. Перелом. Гл. ред. В.А. Золотарев, Г.Н. Севостьянов. М.: Наука, 1998. С. 255.

lxxxix. Гужва Д.Г., Покровский С.В. Указ. соч.

xc. Курская оборонительная операция // Военная энциклопедия. В восьми томах. Том 4. М.: Воениздат, 1999. С. 360–361.

xci. Мильбах В.С., Чернухин В.А. Указ. соч. С.38.

xcii. Жуков Г.К. Указ. соч. С. 566.

xciii. Жуков Г.К. Указ. соч. С.578.

xciv. Москаленко К.С. На Юго-Западном направлении. 1943–1945.: воспоминания командарма. В 2 кн. Кн. II. М.: Наука, 1973. С. 69–73.

xcv. Мильбах В.С., Чернухин В.А. Указ. соч. С. 39.

xcvi. Мильбах В.С., Чернухин В.А. Указ. соч. С. 37.

xcvii. История военного искусства. Под ред. П.А. Жилина. М.: Воениздат, 1986. С. 223–224.

xcviii. Курская оборонительная операция. // Военная энциклопедия. В восьми томах. Том 4. М.: Воениздат, 1999, С. 360.

xcix. Там же. С. 362.

c. Замулин В.Н. Курская битва. Коренной перелом в Великой Отечественной войне. М.: Вече, 2024. С. 284.

ci. Замулин В.Н. Засекреченная Курская битва. Секретные документы свидетельствуют. М.: Яуза, Эксмо, 2007. С. 10.

cii. Мильбах В.С., Чернухин В.А. Указ. соч. С.46.

ciii. Хазанов Д. Авиация в летних сражениях 1943 г. М.: Фонд «Русские Витязи», 2022. С. 72.

civ. Там же. С. 72–73.

cv. Там же. С. 118–119.

cvi. Замулин В.Н. Засекреченная Курская битва. Секретные документы свидетельствуют. М.: Яуза, ЭКСМО, 2007. С. 243.

cvii. П.А. Ротмистров в послевоенное время утверждал, что именно контрудар его армии и приданных ей корпусов сыграл решающую роль в те дни кульминации битвы на Курской дуге. При этом он подчеркивал, что у него было много легких танков, а Т-34 к этому времени значительно уступал «Тиграм», «Пантерам» и модернизированному Т-IV.

cviii. В.Н. Замулин на основе использования архивных материалов значительно выше оценивает действия в этих боях и сражениях действия 1-й танковой армии под командованием генерал-лейтенанта бронетанковых войск М.Е. Катукова. — См.: Замулин В.Н. Засекреченная Курская битва. Неизвестные документы свидетельствуют. М.: «Яуза», «ЭКСМО», 2007. С. 69.

cix. Курская оборонительная операция. // Военная энциклопедия. В восьми томах. Том 4. М.: Воениздат, 1999. С. 361.

cx. Курская битва. Сайт 80 Победа! https://may9.ru

cxi. См. Замулин В.Н. Потери советских войск в сражении на прохоровском направлении 10–16 июля 1943 года // Военно-исторический журнал. 2017. № 3. С. 15–22. https://history.milportal.ru/poteri-sovetskix-vojsk-v-srazhenii-na-proxorovskom-napravlenii-10-16-iyulya-1943-goda/

cxii. Э. фон Манштейн пытался объяснить отказ Гитлера от продолжения немецкого наступления на Курской дуге десантной операцией англо-американских войск в Сицилии, где западные союзники СССР высадились 10 июля (при этом итальянские войска практически не оказывали им сопротивления). — См.: Манштейн Э. Указ. соч. С. 533–535. Думается, что это замечание Манштейн делал не без желания подыграть настроениям в США и Великобритании, где в момент написания его мемуаров уже предпринимались попытки принизить значение выдающихся побед Красной Армии.

cxiii. Курская битва. Хроника. Факты. Люди. Книга первая. М.: «ОЛМА-ПРЕСС», 2003. С. 10. См. также: Андроников И.Г. Предисловие — в кн. Лопуховский Л. Прохоровка. Без грифа секретности. М.: Эксмо, Яуза. 2006. С. 14.

cxiv. В.Н. Замулин отмечает, что план действий Воронежского фронта под командованием Н.Ф. Ватутина «был нацелен на то, чтобы с первых дней наступления противника, опираясь в первую очередь на сложный рельеф местности и скоординированные действия всех армий левого крыла фронта, во-первых, распылить силы его ударных группировок, во-вторых, нивелировать их качественное превосходство над нашими войсками в бронетехнике». Далее Замулин пишет, что «хотя его план, в силу допущенной Ставкой ВГК ошибки в определении главного удара германских войск на Курск, в полном объеме не будет реализован», дальновидность и расчет Ватутина «сыграют колоссальную роль в успешном отражении наступления ГА «Юг». — Замулин В.Н. Курская битва. Коренной перелом в Великой Отечественной войне. М.: Вече, 2024. С. 191.

cxv. Россия и СССР в войнах ХХ века. Книга потерь / Кривошеев Г.Ф., Андронников В.М. Буриков П.Д. и др. М.: Вече, 2010. С. 300–301.

cxvi. Курская битва 1943 // Военная энциклопедия. В восьми томах. Том 4. М.: Воениздат, 1999. С. 359.

cxvii. Там же.