Коронакризис: стресс-тест для популистов?

Масштабы воздействия COVID-19 на мирополитическую систему позволяют назвать эту болезнь третьим кризисом постбиполярного периода наряду с терактами 11 сентября и финансовым кризисом 2008 года. Внимание экспертов обращено на ее возможное влияние на либеральный международный порядок и перспективы глобализации, формы и содержания европейского интеграционного проекта. При этом корона-кризис имеет многовекторный и многоуровневый эффект, поэтому многообразие его проявлений в различных областях нашей жизни будет все отчетливее проявляться со временем.

Корона-кризис выступает «дарвинистским тестом» как для социальных, так и для политических систем. Это исследовательское поле сейчас активно прорабатывается на предмет поиска взаимосвязи между эффективностью мер по преодолению кризиса, с одной стороны, и институциональными и режимными характеристиками, с другой стороны. При этом несколько отдельно стоит вопрос относительно перспектив популистов как самой электорально успешной новой партийной семьи в послевоенной Европе в условиях политических и социально-экономических эффектов корона-кризиса.

Может показаться, что это уравнение легко решается. «Свертывание» глобализационного процесса, кризис солидарности в ЕС и радикальное изменение привычного образа жизни европейских граждан — это те обстоятельства, которые способны обеспечить рост популистских акторов, играющих на страхах «молчаливого большинства», по крайней мере, в краткосрочной перспективе. Однако, с нашей точки зрения, есть смысл иначе взглянуть на этот аспект европейской политической жизни. Корона-кризис несет в себе прямые вызовы для экономической и физической безопасности граждан. Несмотря на это, представляется обоснованной и уместной его интерпретация как фактора создания принципиально иной структуры возможностей для популистских акторов — отличной от той, которая была буквально два месяца назад.

С точки зрения перспектив популистов многое будет зависеть от борьбы с коронавирусом на уровне ЕС. Опубликованная программа Европейской комиссии и конкретные действия пока не оправдывают надежд европейцев на эффективное преодоление корона-кризиса в ЕС. Однако не менее важно и то, что стремления правых популистов реализовать «волю большинства», что было их главным аргументом в докризисные времена, становится недостаточно для того, чтобы сохранить свои позиции.

Степень эффективности решений политического мейнстрима в ходе преодоления кризиса определяет пространство для маневра популистских партий и политиков. Если сейчас популизм, находясь в оппозиции, де-факто поворачивает в сторону действующих элит, предлагая схожий план действий и схожие меры, то он теряет свой антиэлитистский заряд и альтернативность. Что касается популистских лидеров у власти в момент кризиса, то они, как указывает К. Мюдде, находятся в еще более сложной ситуации. Они попадают «под огонь» оппозиции и СМИ. Как следствие, некоторые из них меняют стратегии. Например, Борис Джонсон, еще недавно использовавший популистскую дихотомию «народ-элиты», сейчас выбрал «непопулистский стиль» и следует в русле рекомендаций экспертов при разработке дальнейшей стратегии противодействия коронавирусу. Вышесказанное не относится к Венгрии, где популизм у власти имеет несравненно больше рычагов давления и контроля за оппозицией, СМИ и институтами гражданского общества.

Таким образом, коронакризис создает принципиально иную среду для функционирования политических акторов. Баланс между технократизмом и демократизацией при принятии решений смещается в сторону первого. В новом контексте популистам нужно подчеркивать свою альтернативность и кредитоспособность, предлагая новую «формулу» преодоления кризиса, отличную от «формулы» традиционных элит. Однако на данный момент популистам предлагать нечего — оригинальных «рецептов» нет. Вирус популизма в европейской политике столкнулся с первым серьезным вызовом.

Масштабы воздействия COVID-19 на мирополитическую систему позволяют назвать эту болезнь третьим кризисом постбиполярного периода наряду с терактами 11 сентября и финансовым кризисом 2008 года. Внимание экспертов обращено на ее возможное влияние на либеральный международный порядок и перспективы глобализации, формы и содержания европейского интеграционного проекта. При этом корона-кризис имеет многовекторный и многоуровневый эффект, поэтому многообразие его проявлений в различных областях нашей жизни будет все отчетливее проявляться со временем.

Лев Сокольщик:
Коронавирус и политическое развитие Запада: курс на нелиберализм?

Корона-кризис выступает «дарвинистским тестом» как для социальных, так и для политических систем. Это исследовательское поле сейчас активно прорабатывается на предмет поиска взаимосвязи между эффективностью мер по преодолению кризиса, с одной стороны, и институциональными и режимными характеристиками, с другой стороны. При этом несколько отдельно стоит вопрос относительно перспектив популистов как самой электорально успешной новой партийной семьи в послевоенной Европе в условиях политических и социально-экономических эффектов корона-кризиса.

Может показаться, что это уравнение легко решается. «Свертывание» глобализационного процесса, кризис солидарности в ЕС и радикальное изменение привычного образа жизни европейских граждан — это те обстоятельства, которые способны обеспечить рост популистских акторов, играющих на страхах «молчаливого большинства», по крайней мере, в краткосрочной перспективе. Однако, с нашей точки зрения, есть смысл иначе взглянуть на этот аспект европейской политической жизни. Корона-кризис несет в себе прямые вызовы для экономической и физической безопасности граждан. Несмотря на это, представляется обоснованной и уместной его интерпретация как фактора создания принципиально иной структуры возможностей для популистских акторов — отличной от той, которая была буквально два месяца назад.

Популизм как социальный вирус

Между популизмом как политическим феноменом и пандемией COVID-19, поразившей современный западный мир, возможно провести ряд аналогий, принимая во внимание всю их условность. Аналогии популизма и вируса нужны не для красоты образа, а представляют собой попытку выделить его концептуальные черты. Любопытно, что политолог Д. Ридгрен в середине 2000-х гг. использовал термин «популистское заражение» традиционных политических сил и партийно-политических систем в западных демократиях, подразумевая, что они «заражаются» популизмом с флангов и, таким образом, популизм распространяется по всему партийно-политическому спектру.

Хотя термин популизм имеет множество коннотаций, можно выделить его «минимальное определение». Популизм — это особая форма отношений между «народом» и «элитой», предполагающая отчетливо выраженную антиэлитистскую ориентацию и логику политических действий. В европейской политике это определение просматривается, например, в категориях «невидимого большинства» в риторике Марин Ле Пен во Франции и «народной армии» в риторике Найджела Фараджа в Британии.

Популизм, особенно в его правой вариации, для которой характерен антиэлитизм, нативизм и авторитаризм, в большей степени «поражает» старшее поколение. Ностальгирующие по былым временам «лузеры глобализации», о которых писал политолог Бетц еще в 1994 году — это те, кто экономически проиграл в эпоху неолиберального просперити, став теперь основной социальной базой правых популистов.

Владимир Коровкин:
Мировая экономика после коронавируса: перезагрузка?

Поколенческий разрыв в голосовании за правых популистов демонстрирует электоральная статистика. Доля молодых людей до 24 лет, проголосовавших за «Альтернативу для Германии» на выборах в Бундестаг 2017 года, когда партия стала третьей, составила лишь 8% всех голосов за партию. Всего около 9% молодых людей до 25 лет отдали свои голоса за Партию Брекзита — победительницу Европейских выборов 2019 года. Согласно результатам опросов, молодые европейцы называют политическими приоритетами защиту окружающей среды и борьбу за изменение климата (67%), образование (56%), борьбу с бедностью (56%), защиту прав человека и демократических ценностей (44%). Весь этот спектр вопросов весьма отличен от тех, которые манифестируют правые популисты. Такая повестка скорее близка другой «политической альтернативе» — «зеленым».

Как и любая пандемия популизм трансграничен. Дело не только в том, что на политической карте Европы популисты не проявляют себя разве что на Мальте. Налицо попытки их координации, например, в рамках фракции «Идентичность и демократия» в Европарламенте; попытки наладить интеллектуальное и идейное обеспечение, как например, консультирование советником Дональда Трампа Стивом Бенноном правопопулистской партии «Вокс» в Испании.

Наконец, «подхватить» популизм могут не только простые европейцы, но и политические элиты, особенно, если эта стратегия предвещает успех на выборах. Популистский крен может проявиться как в риторике, так и в конкретных мерах. В первом случае примером может быть конструирование Борисом Джонсоном сценария политической борьбы в духе «народ против парламента». Во втором — изменение программных установок консерваторов и социал-демократов в сторону более евроскептической и антимигрантской составляющей.

Коронакризис: окно возможностей для популизма?

Мейнстримным в экспертной среде можно назвать тезис о том, что новый кризис создает более благоприятную среду для популизма за счет закрытия национальных границ и нагнетания атмосферы страха в европейских странах. Отдельно стоит отметить точку зрения известного политолога К. Мюдде. Он считает, что коронавирус окажет неоднозначное воздействие на перспективы популизма, поскольку популистские политики по-разному реагируют на кризис. Они не руководствуются единым предписанием. Более того, на реакцию популистов влияет их положение в национальных политических системах — они могут быть у власти в одних европейских государствах (Венгрия, Польша) и в оппозиции в других (Франция, Германия). Как следствие, популистские силы могут иметь возможности для контроля политической оппозиции, СМИ и институтов гражданского общества в одних случаях, а могут быть лишены их в других. В этом плане «разношерстность» популизма и многообразие его национальных вариаций предполагает и различный эффект от коронакризиса.

Важно, что пандемию COVID-19 по масштабам сравнивают с мировым финансовым кризисом 2008 года. Коллапс экономической системы в 2008 году стал причиной появления и роста протестных движений, которые смогли вырасти в весьма успешные левопопулистские партии — Сиризу в Греции и Подемос в Испании. Тем не менее в долгосрочной перспективе именно правые популисты стали демонстрировать рост электоральной поддержки, поскольку, как указывал болгарский политолог И. Крастев, тема идентичности стала превалировать над социально-экономической. Миграционный кризис 2015 года усилил антимигрантскую риторику и окончательно сформировал «образ двуликого врага» правых популистов: сверху в виде элиты, а снизу — в виде мигрантов.

Сунь Чжуанчжи:
Распространение эпидемии COVID-2019 в Европе и мультилатерализм

И сейчас правые популисты активно ищут «чужого», виновного в кризисе. Венгерский премьер Виктор Орбан изначально сосредоточил общественный гнев на группе иранских студентов, чьи тесты на коронавирус оказались положительными. Лидер «Лиги» Маттео Сальвини связал распространение болезни с мигрантами из Северной Африки, а затем обвинил граждан Китая в убийстве итальянских граждан. Пытаясь использовать корона-кризис в своих электоральных целях, правые популисты во Франции, Германии, Италии и Испании потребовали, чтобы правительства их государств ввели строгий пограничный контроль. Марин Ле Пен из Национального объединения подвергла критике «религию безграничности лидеров Европейского союза», утверждая, что «граница защищает население независимо от ситуации». Представители «Альтернативы для Германии» осуждают правительство ФРГ с его «догмой открытых границ», говоря об открытых границах как одной из главных причин распространение вируса.

Попытки популистов использовать корона-кризис как электоральный трамплин требуют учета динамичного характера всей ситуации. Более уместно сказать, что коронавирус создает различную структуру возможностей для популистских акторов. Соотношение в ней рисков и выгоды вариативно и зависит от последствий пандемии в конкретном национальном кейсе, от особенности взаимодействия мейнстрима и правого популизма, а также прочности институтов и самостоятельности гражданского общества.

Корона-кризис: технократизм vs популизм

Поиск эффективных способов преодоления кризиса обостряет конфликт по линии технократизм-популизм. Когда мы говорим о европейской технократии или технократизме, то речь идет не только о евробюрократах, но и о технократических правительствах на национальном уровне. Формирование технократических правительств — это, как правило, ответ на экономическую или политическую нестабильность. Так это было в ряде европейских стран после кризиса Еврозоны в 2008 г. В частности, в Италии в 2011 г. правительство М. Монти (пользовавшееся поддержкой 80% населения и всех партий, кроме «Лиги севера») сменило правительство С. Берлускони, которому отчетливо не хватало компетенций.

Мировой опыт показывает, что технократы могут входить в состав правительств и парламентов. Они играют важную роль в рационализации и оптимизации процессов принятия решений. Технократизм как метод принятия решений достаточно ярко выражен цитатой президента Франции Э. Макрона. Отдавая приоритет «эффективности», он полагает, что реформы не бывают «левыми» или «правыми», они бывают либо хорошими, либо плохими».

Технократизм предполагает деполитизацию решений, в то время как популисты играют противоположную роль агентов политизации. Ранее технократизм был причиной обвинений в отношении национальных европейских элит и евробюрократии в закрытости и непрозрачности процесса принятия решений со стороны популистских сил. Популисты подчеркивали необходимость существенной демократизации этого процесса как на наднациональном, так и национальном уровнях. Теперь ситуация изменилась. Для преодоления корона-кризиса гражданам не нужно ощущать свою вовлеченность в процесс принятия решений, им нужен эффективный политический курс для решения проблемы, основанный на экспертном знании.

Наталия Супян:
Экономика заражена: как в Германии борются с корона-кризисом

Таким образом, в условиях кризиса технократия как «власть мастерства» вполне способна оппонировать популизму как «власти молчаливого большинства». Правые популисты, будучи в оппозиции (Германия, Франция, Испания, Италия), проиграют, если выбранные решения политических элит будут эффективны. Так, 60% итальянцев одобряют действия коалиционного правительства Демократической партии и «Движения 5 звезд», несмотря на критику «Лиги», постоянно меняющей акценты: от недостаточной решительности правительства Конте до упреков в отсутствии его консультаций с парламентом.

«Альтернатива для Германии» для преодоления кризиса предлагает не отличающуюся оригинальностью и убедительностью мини-программу действий по реагированию на распространение COVID-19. Среди предложений — обеспечение продовольственного снабжения и быстрого интернета для всех немцев, предоставление средств к существованию самозанятым, помощь и поддержка туристической индустрии и др. В то же время отмечается, что показатели поддержки ХДС/ХСС выросли на 5% в ходе борьбы с кризисом. Согласно данным опроса Forsa Institute, с конца января 2020 г. показатели поддержки союза ХДС/ХСС увеличились с 28% до 36% — на целых 8%. Другие исследовательские институты, такие как INSA, Kantar Emnid и др., также фиксируют рост поддержки коалиции.

С точки зрения перспектив популистов многое будет зависеть от борьбы с коронавирусом на уровне ЕС. Опубликованная программа Европейской комиссии и конкретные действия пока не оправдывают надежд европейцев на эффективное преодоление корона-кризиса в ЕС. Однако не менее важно и то, что стремления правых популистов реализовать «волю большинства», что было их главным аргументом в докризисные времена, становится недостаточно для того, чтобы сохранить свои позиции.

Степень эффективности решений политического мейнстрима в ходе преодоления кризиса определяет пространство для маневра популистских партий и политиков. Если сейчас популизм, находясь в оппозиции, де-факто поворачивает в сторону действующих элит, предлагая схожий план действий и схожие меры, то он теряет свой антиэлитистский заряд и альтернативность. Что касается популистских лидеров у власти в момент кризиса, то они, как указывает К. Мюдде, находятся в еще более сложной ситуации. Они попадают «под огонь» оппозиции и СМИ. Как следствие, некоторые из них меняют стратегии. Например, Борис Джонсон, еще недавно использовавший популистскую дихотомию «народ-элиты», сейчас выбрал «непопулистский стиль» и следует в русле рекомендаций экспертов при разработке дальнейшей стратегии противодействия коронавирусу. Вышесказанное не относится к Венгрии, где популизм у власти имеет несравненно больше рычагов давления и контроля за оппозицией, СМИ и институтами гражданского общества.

Таким образом, корона-кризис создает принципиально иную среду для функционирования политических акторов. Баланс между технократизмом и демократизацией при принятии решений смещается в сторону первого. В новом контексте популистам нужно подчеркивать свою альтернативность и кредитоспособность, предлагая новую «формулу» преодоления кризиса, отличную от «формулы» традиционных элит. Однако на данный момент популистам предлагать нечего — оригинальных «рецептов» нет. Вирус популизма в европейской политике столкнулся с первым серьезным вызовом.