Как Хафтар и Макрон пиар делили

За актуализацией ливийского вопроса во внешнеполитическом дискурсе Парижа стоит не столько фундаментальная трансформация подхода к нему французского руководства, сколько стремление использовать сложившуюся ситуацию для укрепления авторитета Э. Макрона как успешного дипломата и миротворца.

То, что Х. Хафтар был принят во Франции на высшем уровне, — безусловная победа: военные достижения маршала оказались конвертированы в реальное политическое признание его заслуг и возможностей за рубежом. Однако никаких других дивидендов от встречи ни ЛНА, ни ее лидер не получили. Более того, не прошло и месяца, как Х. Хафтар во главе представительной делегации прибыл в Москву для переговоров с С. Лавровым и С. Шойгу.

Вне зависимости от содержательных результатов переговоров в Москве важно обратить внимание на символическое значение этого шага со стороны Х. Хафтара. Уже не первый раз он и его советники умело используют фактор неопределенности, окружающей политику Москвы в отношении Ливии. Подавляющее большинство экспертов и аналитиков не могут достоверно объяснить мотивы и интересы Москвы на ливийском направлении, чем и пользуется окружение маршала. Посещая Москву, Х. Хафтар демонстрирует свою независимость от традиционных союзников (АРЕ, ОАЭ и Франции) и добивается дополнительных уступок с их стороны, играя на эфемерных страхах и опасениях.

Переговоры в Ла Сель-Сен-Клу, на первый взгляд, подарили слабую надежду на возобновление процесса политического урегулирования ливийского кризиса. Но в то же время они, превратившись в пиар-акцию французского президента и ливийского военачальника, в долгосрочной перспективе поставили под угрозу консолидацию страны, восстановление институтов и гражданского правления, а также подорвали доверие между основными зарубежными спонсорами процесса политического урегулирования.

25 июля 2017 г. во французском Ла Сель-Сен-Клу под эгидой президента Французской Республики Э. Макрона состоялись переговоры между председателем Правительства национального единства (ПНЕ) Ливии Фаизом Сарраджем и главнокомандующим Ливийской национальной армии (ЛНА), маршалом Халифой Хафтаром. Во время совместного выхода к прессе по итогам встречи обе знаковые фигуры современной ливийской политики хоть и предстали перед журналистами вместе и даже пожали друг другу руки, тем не менее выглядели сдержанно и держались обособленно. Наибольший оптимизм всем своим видом демонстрировал президент Франции, для которого данное мероприятие стало дебютом в новой роли — модератора политического урегулирования в зоне, пожалуй, одного из самых непредсказуемых конфликтов на Севере Африки. Видимо, заготовленный заранее и потому представленный по итогам встречи не ливийскими представителями, а французскими дипломатами проект совместной декларации был с оптимизмом встречен французской публикой, но со скепсисом оценен как в самой Ливии, так и во многих странах-участницах процесса поиска пути к восстановлению мира и порядка в этой североафриканской стране.

В чем суть французской инициативы? Что стояло за встречей в Сен-Клу и какое значение придают ей различные участники политического процесса в Ливии? К чему может привести односторонняя активизация внешней политики Франции на ливийском направлении?

(Не)посильная ноша для президента-миротворца

Тема ливийского конфликта заняла достаточно прочное место во внешнеполитической повестке нового президента Пятой Республики практически сразу после его избрания. Она неоднократно поднималась во время его немногочисленных зарубежных поездок после вступления в должность, в том числе в страны региона. Так, речь зашла о Ливии во время турне президента в Мали, где французский военный контингент в рамках крупномасштабной операции «Бархан» ведет борьбу с исламистскими экстремистами. Во время однодневного визита Э. Макрона в Марокко 14 июня она стала одной из ключевых на переговорах с королем Мухаммедом VI. Тогда же в июне громко прозвучало заявление президента, что вмешательство Парижа в «ливийские дела» в 2011 г. было ошибочным.

Тем не менее, принимая во внимание кадровые перестановки в правительстве Франции и его поиски новой внешнеполитической доктрины, следует признать, что за актуализацией ливийского вопроса во внешнеполитическом дискурсе Парижа стоит не столько фундаментальная трансформация подхода французского руководства к его пониманию, сколько стремление использовать сложившуюся ситуацию для достижения, пожалуй, главной для нового кабинета в настоящий момент цели. Речь идет об укреплении авторитета восьмого президента Пятой Республики как успешного дипломата и миротворца, способного быстро и эффективно решать проблемы, оказавшиеся непосильными для других мировых лидеров.

Ливийский конфликт как никакой другой оказался (или, точнее, показался) для французского руководства наиболее подходящим.

По сравнению с сирийским и украинским кризисами ливийский отличается тем, что происходящие здесь события напрямую не затрагивают интересы глобальных лидеров — ни США, ни России, ни единой Европы. Россия дистанцировалась от прямого участия в происходящем в Ливии сразу после вмешательства США, Франции и ряда других стран в ход гражданской войны 2011 г. под видом исполнения положений резолюций СБ ООН 1970 и 1973. Для американского политического истеблишмента ливийская тема всегда входила в список неудобных, а после разгрома американского представительства в Бенгази в 2012 г. приобрела особый табуированный характер вплоть до предвыборной кампании 2016-2017 гг. включительно. После избрания Д. Трамп также не горел желанием делить ответственность за распутывание клубка ливийских противоречий, справедливо полагая, что это головная боль европейцев, а не американцев. Внутри же ЕС единства и согласия в отношении Ливии нет и по сей день: государства-члены разделились на страны Юга, прямо страдающие от хаоса ливийской зоны нестабильности (Италия и Франция), и всех остальных, не видящих для себя угрозы и потому необходимости вмешиваться в ситуацию на Севере Африки.

Ни прогремевший конфликт президента и начальника генерального штаба ВС П. де Вилье с последовавшим назначением на эту должность Ф. Лекуантра, ни переход Ж.-И. Ле Дриана из Министерства обороны в Министерство иностранных дел кардинально не изменили существовавшей при Ф. Олланде ситуации, когда прерогативу в принятии решений по Ливии в Париже имели военные. Ведущую партию в своей новой должности продолжил исполнять Ле Дриан, являвшийся министром обороны на протяжении большей части ливийского кризиса. На фоне некоторой коррекции методов в целом его оценки ситуации в Ливии и понимание интересов Франции в этой стране не претерпели кардинальных изменений. В том числе, насколько можно судить, в Париже сохранились симпатии к маршалу Х. Хафтару, а точнее — тем группам ливийской элиты, которые за ним стоят.

В 2014–2016 гг. ЛНА получила серьезную помощь не только от Египта и ОАЭ, но и от Франции, обеспечившей лояльным Х. Хафтару войскам логистическую и организационную поддержку. На данном этапе развития ливийского конфликта лишь ЛНА вела открытую войну против исламистских групп на Востоке страны, когда ПНЕ и его предшественники предпочитали договариваться с экстремистами, а не бороться с ними. Стараясь предотвратить распространение ливийской зоны военно-политической нестабильности за пределы страны, французское командование, действуя в своих собственных интересах и интересах своих союзников в регионе Сахеля, Центральной и Западной Африки, способствовало усилению военной мощи ЛНА и политической самостоятельности Х. Хафтара. Будучи практически единственным военным и политическим лидером, громогласно заявлявшим о неприемлемости любого участия исламистов в создании нового ливийского государства, он оказался наиболее приемлемым союзником «на земле», как для Египта, так и для Франции. При этом, вопреки ожиданиям зарубежных партнеров, Х. Хафтар научился ловко лавировать между Парижем, Каиром и Абу-Даби, получая максимум выгоды от сотрудничества с каждым из них. В пользу ливийского военачальника сыграло отсутствие слаженности действий, постоянных и прямых каналов связи, а главное — должной глубины доверия между его покровителями.

С конца 2016 г., когда объединенные силы Запада Ливии под формальным главенством ПНЕ самостоятельно (т. е. без помощи и содействия со стороны ЛНА) освободили от боевиков ИГ город Сирт, французская сторона содействовала возобновлению политического диалога между Ф. Сарраджем и Х. Хафтаром. Французские посредники помогли сначала в организации встречи между ними в Каире (февраль 2017 г.), а затем и в Абу-Даби (май 2017 г.). Основными целями, которые преследовали союзные Х. Хафтару государства, стали легитимация и инкорпорация маршала в политические структуры, созданные под эгидой соглашений о содействии политическому урегулированию в Схирате (2015 г.). При всей своей слабости правительство Ф. Сарраджа до конца 2017 г. остается единственным признанным международным сообществом, а также большинством акторов и населением самой Ливии. Возобновление политического процесса видится невозможным без прекращения огня и начала сотрудничества между сторонниками ПНЕ и Палатой представителей (ПП) в Тобруке, находящейся под прямым влиянием со стороны руководства ЛНА.

При этом для его союзников, как и для самого Х. Хафтара, оказалось крайне важным монополизировать военную власть в стране в руках, как считается, предсказуемого и управляемого военачальника и последовательно уничтожить вольницу революционных бригад и других нерегулярных вооруженных формирований. Они превратились в рассадник экстремизма и создают благодатную среду для вызревания радикальных исламистских структур, а потому сами по себе представляют угрозу безопасности Франции и французским интересам. ПНЕ, по мнению Парижа, а также Каира и Абу-Даби, зависит от полевых командиров на местах и не способно принудить к разоружению тех из них, кто сотрудничает с ИГ и «Аль-Каидой». Участие Х. Хафтара в новом правительстве, в свою очередь, может стать своего рода гарантией от «повторения» событий 2012-2014 гг., когда исламисты, используя несовершенство созданных с нуля демократических институтов, практически легально взяли власть в свои руки и превратили Ливию в оплот радикализма в регионе.

Что происходит на фоне переговоров в Каире, Абу-Даби и Париже?

Переговоры в Сен-Клу венчают на настоящий момент триаду попыток, предпринятых в 2017 г. условным альянсом Франции, Египта и ОАЭ для урегулирования разногласий между Ф. Сарраджем и Х. Хафтаром. После того как переговоры в Каире в феврале 2017 г. ограничились лишь техническими консультациями представителей сторон (Х. Хафтар, прибыв в столицу АРЕ, не явился для личной встречи с председателем ПНЕ), саммит в Абу-Даби в мае 2017 г. произвел эффект разорвавшейся бомбы. Оба лидера не только встретились лично, но также засвидетельствовали факт достижения некоторых договоренностей о разрешении ключевых разногласий. Правда, стоит отметить, что никакая официальная декларация в тот раз не была подписана, а большая часть представленных общественности «договоренностей» носили абстрактный, если не сказать идеалистический, характер.

При этом лагерь сторонников Х. Хафтара сразу же после завершения переговоров начал праздновать победу, организовав в Бенгази крупномасштабный военный парад, формально в честь третьей годовщины начала военно-полицейской операции против исламистов «Достоинство». Симпатизирующие маршалу политики на Востоке и на Западе страны поспешили озвучить ряд принципиальных решений переговоров в Абу-Даби, которые, по их мнению, зафиксировали факт признания заслуг маршала перед отечеством и обеспечили его политическое будущее в качестве непременного члена нового Президентского совета. Не менее значимым стало широко распространенное заявление о согласии председателя ПНЕ Ф. Сарраджа на роспуск всех нерегулярных вооруженных формирований с последующей инкорпорацией комбатантов в состав регулярной армии и полиции или их немедленной демобилизации и разоружении. По сути, это означало триумф Х. Хафтара, с 2014 г. требовавшего монополизации военных ресурсов в руках армии и роспуска формирований, в нее не входящих. Своими заявлениями его сторонники спровоцировали ответную реакцию со стороны приговоренных к уничтожению независимых формирований, повлекшую возобновление боевых действий в мае-июле по всей стране.

Вооруженные группы в районе Бенгази продемонстрировали, что их рано сбрасывать со счетов, и инициировали целую серию террористических атак и диверсий против солдат ЛНА в городе и на окраинах. Формирования Ливийской национальной гвардии (ЛНГ) бывшего председателя Правительства национального спасения (ПНС) Халифы аль-Гвейли вступили в противостояние с силами ПНЕ и сторонниками диалога с Х. Хафтаром в Триполи. Затихшие было бои в районе Себхи на юге вспыхнули с новой силой.

Продлившись больше двух месяцев, столкновения начали стихать также неожиданно, как и начались. Как не единожды было прежде, прекращение огня стало результатом сочетания нескольких факторов.

Во-первых, бои в Триполи изменили баланс сил в конфигурации межплеменных отношений не только на Западе, но и по всей стране. Несмотря на одержанные военные победы, ЛНА лишилась поддержки со стороны ряда племен и вынуждена была поумерить свои амбиции по установлению тотального контроля над южными территориями. Более того, затяжные боестолкновения на юге выявили в рядах армии Х. Хафтара немалые противоречия. На протяжении года маршал усиленно содействовал карьерному продвижению своих сыновей, что в немалой степени обеспокоило не столько его оппонентов на Западе и Юге, сколько сторонников на Востоке, в т.ч. среди боевых командиров ЛНА и представителей местных элит. Ни те, ни другие не готовы поддерживать восхождение семьи Хафтаров на вершину ливийского политического Олимпа.

Во-вторых, даже при максимальной концентрации доступных ему ресурсов у Х. Хафтара не оказалось достаточно сил для войны на два фронта — на Юге и на Западе, а также на поддержание порядка у себя в тылу — на Востоке. Хотя ЛНА продолжает оставаться наиболее заметной военной силой в Ливии, ее ресурсы заметно ограничены. Соединений, подготовленных к ведению масштабных наступательных операций, при этом максимально лояльных Х. Хафтару и достаточно психологически устойчивых, не так уж и много. Значительную их часть составляют наемники, каждый шаг которых необходимо оплачивать. К тому же, не имея собственной производственной базы, армия Х. Хафтара сильно зависит от поставок материалов военного назначения из-за границы. Все это требует значительных финансовых вливаний, источником которых являются зарубежные союзники.

В-третьих, незаинтересованные в дальнейшей эскалации зарубежные партнеры и спонсоры Х. Хафтара отказываются поддерживать силы ЛНА в его борьбе против лояльных ПНЕ формирований, т.к. это никак не помогает решать главные, по их мнению, проблемы реконсолидации населения и восстановления государственности в Ливии. Отчаянная попытка привлечь новый поток ресурсов для продолжения войны была предпринята окружением Хафтара в начале июня, когда в регионе развернулся т.н. катарский кризис. Маршал одним из первых заявил о своей солидарности с ОАЭ, КСА и Египтом и обвинил Катар в поддержке исламистов в Ливии. Западный город Мисурату, центр «антихафтаровской» оппозиции на протяжении нескольких лет, он представил в качестве оплота катарского присутствия в Ливии и обратился за помощью в борьбе против сателлитов Дохи в Северной Африке. Тем не менее убедить Каир, Абу-Даби и Эр-Рияд еще раз проспонсировать прокси-войну с Катаром в Ливии так и не удалось, но «правильная» риторика Х. Хафтара обеспечила ему еще раз политическую поддержку со стороны этих ведущих региональных игроков.

Не в первый раз оказавшись в патовой ситуации на фронтах военного противостояния, окружение Х. Хафтара сделало вид, что готово пойти навстречу своим партнерам и вернуться к тактике переговоров и методам дипломатии.

На этом фоне соперники маршала, как и раньше, даже больше его заинтересованы в передышке на фронте, чем в продолжении боевых действий. Силы сторонников правительства Ф. Сарраджа разобщены и ослаблены внутренними разногласиями и взаимным недоверием. Как верно отмечает российский арабист А. Чупрыгин, не следует забывать, что Северо-Запад Ливии по численности и плотности населения многократно превосходит Северо-Восток и Юг вместе взятые, поэтому добиться единства этого региона страны намного сложнее. Основную тяжесть боев с силами ЛНА на Юге и в прибрежной полосе на Севере несли на себе формирования ополчения Мисураты. Помимо того, что их собственные возможности хоть и велики, но все же ограничены, силы Мисураты в 2017 г. оказались расколоты внутренним конфликтом между Гражданским и Военным советами города. На этом фоне ЛНГ, формально ведомая Х. аль-Гвейли, и местные формирования в Триполи и округе куда чаще воюют друг с другом, нежели выступают единым фронтом против ненавистного им всем Х. Хафтара. На фоне дипломатической блокады Катара многие акторы на Северо-Западе Ливии, связанные с Дохой общностью интересов и рядом взаимных обязательств, оказались отрезаны от той значительной материальной и дипломатической помощи, которой она снабжала их с 2011 г. Все это к середине лета создало благоприятные условия для того, чтобы и Северо-Запад оказался готов к переговорам.

В этот благоприятный во всех отношениях момент к организации новой встречи Ф. Сарраджа и Х. Хафтара подключились французские дипломаты. Утверждать, что Париж сыграл ключевую роль в том, чтобы подобное стечение обстоятельств стало возможным, будет ошибкой. Но в том, чтобы использовать ситуацию себе на благо, а именно — для укрепления имиджа нового президента, французская сторона, без сомнения, преуспела. Не последнюю, а скорее даже ведущую роль в продвижении того, что местом для нового раунда переговоров должна была стать Франция, сыграла ливийская диаспора в Европе. Как справедливо отмечает исследователь А. Быстров, речь идет о той части ливийского бизнеса, чьи интересы в течение многих лет были связаны с Францией, ее бизнес-сообществом и государственными структурами (включая обеспечивающие национальную безопасность).

Некоторые наблюдатели, такие как научный сотрудник Европейского совета по международным отношениям Матио Тоальдо, в качестве немаловажного фактора, оказавшего влияние на актуализацию деятельности команды нового французского президента на ливийском направлении, называют назначение на место нового представителя генсека ООН по Ливии, тесно связанного с Францией ливанского профессора Гассана Саламе. Тем не менее, учитывая сильные и слабые стороны деятельности Миссии ООН по поддержке в Ливии (МООНПЛ), переоценивать ее роль преждевременно.

Парижская декларация и ее первые итоги

Состоящая из 10 пунктов декларация переговоров в Ла Сель-Сен-Клу в целом задокументировала и подтвердила договоренности, достигнутые на встрече Ф. Сарраджа и Х. Хафтара в Абу-Даби в мае 2017 г. Данный документ не содержит никаких принципиально новых положений и, по сути, возвращает ситуацию на два с половиной месяца назад, когда атака экстремистов на базу ЛНА в Брак аш-Шати привела к возобновлению широкомасштабных боевых действий во всех частях страны.

Стороны вновь подтвердили свою приверженность ценностям, положенным в основу Схиратских соглашений 2015 г., как и готовность к продолжению поиска путей политического, а не военного разрешения конфликтов в Ливии. Декларация зафиксировала обязательства сторон соблюдать режим прекращения огня и содействовать диалогу между основными признанными органами власти (ПП, Государственным Советом и Верховной национальной комиссией по выборам) на пути подготовки к новым выборам. Декларация содержит ряд «намерений», в т.ч. содействовать кооперации в борьбе с терроризмом и интеграции вооруженных формирований в регулярную армию, и призывов — к разоружению, демобилизации и возвращения комбатантов к мирной жизни.

Дискретный характер положений, отраженных в документе, позволяет различным политическим силам трактовать их по-своему. Более мягкий (чем по итогам встречи в Абу-Даби) характер формулировок и отсутствие конкретики значительно ослабляет политическую силу резолюции, но тем не менее возрождает надежду на продолжение политического диалога.

Несмотря на отсутствие победных реляций в лагере сторонников Х. Хафтара, подобных тем, что звучали в мае 2017 г. после Абу-Даби, среди симпатизирующих ему политических кругов заметно определенное удовлетворение от того, что маршал был принят во Франции на высшем уровне и имел возможность провести личную беседу с французским президентом. Для него это безусловная победа: военные достижения Х. Хафтара оказались конвертированы в реальное политическое признание его заслуг и возможностей за рубежом. С другой стороны, никаких других дивидендов от встречи ни ЛНА, ни ее лидер не получили. Более того, не прошло и месяца, как Х. Хафтар во главе представительной делегации прибыл в Москву для переговоров с министром иностранных дел С. Лавровым и министром обороны С. Шойгу.

Вне зависимости от содержательных результатов переговоров в Москве важно обратить внимание на символическое значение этого шага со стороны Х. Хафтара. Уже не первый раз он и его советники умело используют фактор неопределенности, окружающей политику Москвы в отношении Ливии. Подавляющее большинство экспертов и аналитиков, в т.ч. французских, не могут достоверно объяснить мотивы и интересы Москвы на ливийском направлении, чем и пользуется окружение маршала. Посещая Москву, Х. Хафтар демонстрирует свою независимость от традиционных союзников (АРЕ, ОАЭ и Франции) и добивается дополнительных уступок с их стороны, играя на эфемерных страхах и опасениях.

До того как Х. Хафтара официально принял Э. Макрон, международное признание было ключевым и эксклюзивным козырем Ф. Сарраджа, но теперь его положение пошатнулось. Это особенно важно ввиду того, что в конце 2017 г. истекает срок полномочий Правительства национального единства, которое он возглавляет. Политическое будущее председателя ПНЕ все более туманно. Несмотря на то что отсутствие собственной военной силы всегда было его сильной стороной (как бы парадоксально это ни звучало), теперь он все чаще вынужден уступать главнокомандующему ЛНА по всем направлениям.

Единственный козырь, который предоставила Ф. Сарраджу встреча в Париже, — это расширение поддержки со стороны другого важного игрока на ливийском поле — Италии. Предпринятые весной 2017 г. итальянским премьер-министром Паоло Джентилони усилия по примирению Северо-Запада и Северо-Востока Ливии посредством выстраивания взаимодействия между спикером ПП Агилой Салехом и председателем правительства в Тобруке Абдуллы ат-Тани с одной стороны и правительством Ф. Сарраджа с другой, включая прямые переговоры в Риме в апреле, были сведены к нулю инициативой команды Э. Макрона. Попытки итальянской стороны наладить взаимодействие институтов и гражданских властей пошли прахом после того, как Париж, Абу-Даби и Каир, демонстративно игнорируя легитимный парламент в Тобруке, сделали ставку на главнокомандующего ЛНА. В этой связи возможность складывания единой европейской позиции по ливийской проблеме стала еще более иллюзорной.

Встреча в Париже, свидетельствующая об ослаблении дипломатических позиций разобщенного Северо-Запада Ливии и признанного международным сообществом правительства Ф. Сарраджа, подтолкнула Рим к тому, чтобы согласиться на оказание более масштабной поддержки ПНЕ. Это касается военного сотрудничества в вопросе регулирования судоходства и борьбы с нелегальной миграцией — проблемой, волнующей Италию в первую очередь, но напрочь игнорируемой Х. Хафтаром.

Слаженные действия альянса Франция — Египет — ОАЭ служат ослаблению позиций и других стран, вовлеченных в процесс урегулирования кризиса в Ливии. Речь идет об Алжире и Тунисе, выступающих не за изоляцию, а инкорпорацию умеренных исламистских партий в политический процесс.

Таким образом, переговоры в Ла Сель-Сен-Клу, на первый взгляд, подарили слабую надежду на возобновление процесса политического урегулирования ливийского кризиса. Но в то же время они, превратившись в пиар-акцию французского президента и ливийского военачальника, в долгосрочной перспективе поставили под угрозу процесс консолидации страны, восстановление институтов и гражданского правления, а также подорвали доверие между основными зарубежными спонсорами процесса политического урегулирования.