Распечатать
Оценить статью
(Голосов: 3, Рейтинг: 5)
 (3 голоса)
Поделиться статьей
Дмитрий Данилов

К.э.н., зав. отделом европейской безопасности Института Европы РАН, эксперт РСМД

Проведение очередного саммита НАТО 8–9 июля 2016 г. в Варшаве стало знаковым событием. 1 июля 1991 г., за четверть века до встречи лидеров этого военно-политического союза, прекратил свое существование его противник в холодной войне – Организация Варшавского договора (ОВД). Историческая аллюзия очевидна: бывшие союзники СССР теперь не только входят в другой лагерь, но и активно формируют в Варшаве восточный фронт для противодействия постсоветскому «империализму» и «экспансии» России. Неизбежно возникает и обсуждается вопрос возрождения в Европе биполярной конфронтации Восток – Запад, разумеется, не как основы миропорядка, но как опасного или даже разрушительного элемента нового многополярного мира.

Проведение очередного саммита НАТО 8–9 июля 2016 г. в Варшаве стало знаковым событием. 1 июля 1991 г., за четверть века до встречи лидеров этого военно-политического союза, прекратил свое существование его противник в холодной войне – Организация Варшавского договора (ОВД). Историческая аллюзия очевидна: бывшие союзники СССР теперь не только входят в другой лагерь, но и активно формируют в Варшаве восточный фронт для противодействия постсоветскому «империализму» и «экспансии» России. Неизбежно возникает и обсуждается вопрос возрождения в Европе биполярной конфронтации Восток – Запад, разумеется, не как основы миропорядка, но как опасного или даже разрушительного элемента нового многополярного мира. НАТО продолжает настаивать на защитном характере своих действий и необходимости укрепления обороны в ответ на «агрессивное и непредсказуемое» поведение Москвы.

Несмотря на уязвимость такой позиции, она отражает доминирующее в альянсе понимание необходимости самоограничений, удерживающих от перехода к масштабной конфронтации. В НАТО обозначают обозримую евроатлантическую перспективу как долгосрочное стратегическое соперничество с Россией. Это требует от альянса реализации сбалансированного двуединого подхода: с одной стороны – оборона и сдерживание, с другой – диалог.

Сдерживание: от слов к делу

Решения Варшавского саммита не стали неожиданными. Они в полной мере соответствуют новому пониманию евроатлантической безопасности, которое было согласовано странами альянса на Уэльском саммите в сентябре 2014 г. Уже тогда члены НАТО заявили о поворотном моменте, связанном с «фундаментальным вызовом» «единой, свободной и мирной Европе» со стороны России в результате ее «агрессивных действий против Украины». Почти дословно эта формула воспроизведена в совместном коммюнике Варшавского саммита (п. 5). Для НАТО Россия превратилась из потенциального стратегического партнера в актуальную угрозу и перманентного стратегического соперника. Несмотря на то, что наряду с восточной угрозой альянс признает серьезные вызовы с Юга (Ближний Восток, Северная Африка, «Исламское государство», терроризм, миграция), его военная активность последовательно перестраивается под задачи сдерживания России [1]. Хотя, согласно коммюнике саммита, НАТО должна держать круговую оборону на все 360 градусов, компас коллективной обороны альянса ясно указывает на Восток. Подтвержденные в Варшаве две другие ключевые цели лиссабонской Стратегической концепции НАТО 2010 г. – управление кризисами и кооперативная безопасность – также преломляются через призму стратегического соперничества с Россией.

Хотя, согласно коммюнике саммита, НАТО должна держать круговую оборону на все 360 градусов, компас коллективной обороны альянса ясно указывает на Восток.

Поэтому Варшавский саммит рассматривается ведущими российскими экспертами как рубежный: крутой разворот НАТО, обозначенный в Уэльсе, уже совершен. Альянс согласился с Польшей и странами Балтии в том, что их надо защищать от возможной российской агрессии. Тем самым впервые после холодной войны нападение России на страны-члены НАТО снова интерпретируется как реальная угроза. Перестройка военной машины НАТО под угрозу с Востока стала системной, обрела плановую динамику, и теперь ведется работа по ее дальнейшему совершенствованию и консолидации.

Принятый в Уэльсе План действий по обеспечению готовности успешно выполнен. Из Варшавского коммюнике следует, что это самое значительное усиление коллективной обороны за десятилетия – прежде всего ответ на российский вызов и его стратегические последствия (п. 35). За полтора года после выхода из Афганистана НАТО увеличила Силы быстрого реагирования (СБР) в три раза – более чем до 40 тыс. человек [2]. В рамках СБР создано «острие копья» [3] – пятитысячные сухопутные Силы повышенной боеготовности (Very High Readiness Joint Task Force, VJTF), поддерживаемые ВМФ, ВВС и силами специального назначения и готовые к развертыванию в течение 2–3 суток. Группировка VJTF прошла сертификацию в рамках крупнейших учений НАТО «Trident Juncture 2015» (в них участвовали 36 тыс. человек, 140 самолетов и 60 кораблей), определен график ротации до 2022 г. В полном объеме функционируют 6 новых «восточных» штабных ячеек – в Софии (Болгария), Таллинне (Эстония), Риге (Латвия), Вильнюсе (Литва), Быдгоще (Польша) и Бухаресте (Румыния). Подразделения по интеграции сил НАТО (NATO Force Integration Unit, NFIU) с общей штаб-квартирой в Румынии предназначены для коллективного оборонного планирования и оперативного развертывания в восточном поясе альянса.

Варшавский саммит утвердил новую конфигурацию передового присутствия альянса по периметру российских границ.

Варшавский саммит утвердил новую конфигурацию передового присутствия альянса по периметру российских границ. Четыре многонациональные боевые батальонные группы (около тысячи человек каждая) с 2017 г. будут на ротационной основе постоянно дислоцированы на территории Польши, Латвии, Литвы и Эстонии. Польский дивизионный штаб будет преобразован в многонациональный штаб НАТО. С учетом инициативы Румынии по развертыванию на базе ее бригады многонациональной дивизии планируется создать «юго-восточную» штабную структуру альянса.

В Варшаве объявили о начальной боевой готовности ЕвроПРО после введения в строй противоракетного комплекса в румынском Девеселу, переданного под командование НАТО. Накануне саммита состоялась церемония начала строительства в Польше (Редзиково) второй базы ЕвроПРО, которое должно завершиться в 2018 г. В очередной раз в НАТО подчеркнули, что эти мероприятия не направлены против России и ее стратегических сил. Но после «исторического соглашения» по Ирану подобные уверения служат для Москвы еще большим раздражителем. К тому же теперь ЕвроПРО рассматривается уже не только как элемент российско-американского стратегического баланса, но и как интегральная часть ответа альянса на главную для него угрозу – со стороны России. Однако Европа, «защищаясь» от России с помощью американского оружия, попадает в стратегическую ловушку: оборонные гарантии США для нее явно недостаточны, но при этом она теряет гарантированный голос в собственных и международных делах.

Проецирование стабильности и атлантическая солидарность

mfa.gov.pl
Андрей Кортунов, Дмитрий Тренин:
Саммит НАТО: провал триумфа

Проецирование стабильности на окружающее пространство заявлено в качестве второй центральной темы Варшавского саммита – после обороны и сдерживания. В первую очередь, НАТО приветствует присоединение Черногории, что демонстрирует, в том числе другим странам-претендентам на членство, приверженность альянса политике открытых дверей. При этом НАТО рассматривает развитие многостороннего сотрудничества адресно, с учетом специфики каждого из партнеров – и европейских, и внерегиональных. Но главным объединяющим стержнем европейских партнерств служит сотрудничество с ними в русле обозначенных альянсом ключевых установок политики безопасности и в первую очередь в контексте восприятия России в качестве главного вызова евроатлантической безопасности и источника нестабильности. Отправной пункт Совместного заявления Комиссии НАТО – Украина заключается в следующем: «Россия продолжает свои агрессивные действия, подрывающие суверенитет, территориальную целостность и безопасность Украины в нарушение международного права. Эти действия имеют серьезные последствия для стабильности и безопасности всего евроатлантического региона».

Сдерживание России становится центральным ориентиром партнерских программ НАТО в Европе, в которых особый акцент сделан на достижение большей оперативной совместимости. Альянс продолжает развивать «продвинутое партнерство» с нейтральными Швецией и Финляндией, а также с Грузией, для которой подтверждена перспектива членства в НАТО (неевропейские «продвинутые партнеры» – Австралия и Иордания).

Особое место в контексте проецирования стабильности отводится укреплению сотрудничества с Европейским союзом – оно обозначено в качестве третьего ключевого направления адаптации альянса к новой стратегической реальности. Очередной саммит НАТО, как всегда, стал площадкой для планового техосмотра и обновления трансатлантической машины. Вашингтон не проявлял в этом отношении большую активность. ЕвроПРО, американские гарантии и присутствие в Европе, сдерживание России в сочетании с диалогом, развитие системы партнерств и внимание к конфликтам на постсоветском пространстве – за все это США уже не нужно было бороться. Внутренняя европейская борьба на фоне заинтересованности в американском внимании позволяла Вашингтону делать свою игру чужими руками: он по максимуму использовал европейскую неуверенность и разобщенность, конкуренцию за тесное сотрудничество с Америкой, чтобы собрать Европу под своими крыльями.

«Защищаясь» от России с помощью американского оружия, попадает в стратегическую ловушку: голос в собственных и международных делах.

Восточноевропейские союзники не только получили американские гарантии, но и укрепили свои политические позиции в отношениях со «старой Европой». Германия, в свою очередь, ясно обозначила амбиции занять лидирующие позиции в сфере евроатлантической политики безопасности и в рамках стратегических отношений с США. У Великобритании и Соединенных Штатов на фоне Brexit возник обоюдный интерес использовать в новой ситуации «особые отношения» для гибкого регулирования европейских и трансатлантических балансов. Турция, несмотря на несоответствие ценностным критериям ЕС, получила в НАТО подтверждение, что остается для нее важным союзником. Вашингтону удалось добиться от европейских стран НАТО прекращения снижения военных расходов и наращивания их вклада в коллективную оборону и безопасность.

И Европа, и Америка признали необходимым поиск дополнительных инструментов и институциональных механизмов для консолидации Североатлантического Альянса. Важнейшим итогом Варшавского саммита стало подписание Совместной декларации НАТО – ЕС, призванное придать новый импульс и новое содержание стратегическому партнерству.

Сдерживание России становится центральным ориентиром партнерских программ НАТО в Европе.

В Декларации намечены ключевые области развития практического взаимодействия НАТО – ЕС в ответ на «беспрецедентные вызовы»: противодействие гибридным угрозам, кибербезопасность и оборона, оперативное взаимодействие на море, в том числе противодействие незаконной миграции, укрепление оперативной совместимости и координация учений, включая гибридные сценарии.

Такая модель «взаимоукрепляющего» партнерства между двумя союзами на деле носит ассиметричный характер. Сотрудничество с Евросоюзом – важное средство укрепления НАТО. Декларация привязывает ЕС к стратегии, сформулированной в рамках альянса и оформленной в документах Варшавского саммита. Это порождает серьезные дилеммы для Общей политики безопасности и обороны ЕС с учетом принципиально новых решений, принятых в НАТО. Так, киберпространство объявлено сферой её оперативной деятельности и планирования, а гибридные угрозы, наряду с кибератаками, подразумевают возможность применения ст. 5 Вашингтонского договора о коллективной обороне. Кто носитель этих угроз для НАТО, а теперь и для ЕС – вопрос риторический. А. Вершбоу, авторитетный американский дипломат и заместитель генерального секретаря НАТО, утверждает, что «Россия, кроме всего, использовала тактику подрывной деятельности и кибератак, чтобы зондировать боеспособность НАТО». Евросоюз теперь вынужден не только присоединиться к этой мотивации, но и включиться в практическое сотрудничество с альянсом в парировании обозначенных угроз, в том числе по смыслу статьи о коллективной обороне. Диалог с Россией в Декларации вообще не упоминается. В результате ЕС оказывается связанным не только политическими, но и оперативными установками НАТО и поэтому теряет стратегическую самостоятельность, на которую претендует его новая Глобальная стратегия внешней политики и безопасности. Проект «совместной обороны» ЕС, особенно в связи с потерей Великобритании как ключевого участника, становится не только более проблематичным, но и теряет свой изначальный смысл (добиться европейской автономии), а зависимость от США только усиливается. Решение НАТО заменить средиземноморскую операцию «Активные усилия» (учреждена в 2001 г. по ст. 5 в поддержку США для борьбы с терроризмом) «Морским стражем» с более широким мандатом и скоординировать ее с «антимигрантской» операцией ЕС «София» вряд ли можно считать эквивалентным обменом.

Натовский пасьянс и российская карта

Dursun Aydemir / Anadolu Agency / East News
Михаил Троицкий:
Россия и НАТО после Варшавского саммита

Желание добиться не столько обороны со стороны США, сколько ее иллюзии оборачивается для Европы стратегическим проигрышем во всех сферах международной конкуренции. Добившись от США совмещения ее глобальной ПРО с антиракетной программой НАТО, усиления передового присутствия в Европе, европейцы только увеличили свою зависимость от стратегических отношений США – Россия. Но и эта зависимость рассматривается в европейском НАТО по-разному: для одних это проблема, для других – новые возможности.

В преддверии саммита 8–9 июля 2016 г. обострилась проблема согласования «европейских» балансов внутри альянса. Его участники стремились получить как можно больший кусок «трансатлантического пирога», который предстояло по-новому разделить в Варшаве.

Польша фактически открыто шантажировала европейских союзников, пробивая бреши в германском вето на постоянное присутствие НАТО/США в Балтии. Министр обороны Польши А. Мацеревич открыто заявил, что Варшава будет следовать «римскому принципу» – «я даю так, чтобы дали и вы». Поляки цинично заявили, что поддерживают запрос Франции инициировать в связи с террористическими атаками «спящую статью» 42.7 Лиссабонского договора ЕС о солидарности, но «при условии, что она поддерживает нас [Польшу], когда поддержка нам необходима, например, по вопросу размещения армии НАТО на польской территории». Лондону министр иностранных дел Польши В. Ващиковский предложил в сложной ситуации перед референдумом о выходе из ЕС поддержать все требования Великобритании, касающиеся ее членства в Союзе, в обмен на ответную помощь «в действительно эффективном ключе относительно оборонных амбиций Польши во время Варшавского саммита».

Германия как европейский лидер (и к тому же действующий председатель ОБСЕ и сторона нормандских консультаций) попала в довольно сложное положение. С одной стороны, ей пришлось приложить значительные усилия, чтобы сдержать антироссийских активистов в НАТО, прежде всего Польшу и страны Балтии, настаивающих на создании общего восточного фронта для борьбы с российской угрозой. С другой стороны, Германия была вынуждена взять на себя особую ответственность в рамках согласованной трансформации НАТО, ключевую роль в Силах повышенной боеготовности и в обеспечении передового присутствия в Балтии, а также увеличить военный бюджет и Бундесвер. Во многом именно немецкая линия на адекватный баланс, во-первых, между сдерживанием и диалогом с Россией, во-вторых, в американо-европейских отношениях легла в основу «варшавской» позиции альянса. В Белой книге Министерства обороны ФРГ, одобренной федеральным правительством 13 июля 2016 г., т.е. уже с учетом результатов Brexit-референдума и Варшавского саммита, этот баланс выглядит следующим образом: подтверждается, что Россия ставит под вопрос европейский миропорядок и что Германия в качестве ответственного партнера в ЕС и НАТО готова «брать на себя лидерство».

У Великобритании и Соединенных Штатов на фоне Brexit возник обоюдный интерес использовать в новой ситуации «особые отношения» для гибкого регулирования европейских и трансатлантических балансов.

Польше, заявка которой на постоянное размещение баз НАТО/США на ее территории изначально была неприемлема для Германии и других стран ЕС, удалось добиться главного: согласовано передовое присутствие союзников, фактически постоянное, хотя и на ротационной основе – по формуле 4x4x4. Польско-балтийская четверка получала свои четыре батальона с привлечением в качестве «рамочных» стран, обеспечивающих присутствие, ключевой натовской четверки – США/Канада/Великобритания/Германия. В политическом плане Польша укрепила свои позиции и в НАТО, и в рамках американо-европейских отношений, особенно важных на фоне решения Великобритании выйти из ЕС. Это, в свою очередь, усилило позиции Варшавы в перетягивании каната с Берлином, отношения которого с новым польским правительством явно осложнились.

Турция и Румыния в преддверии саммита настаивали на усилении присутствия НАТО в Черном море, которое, по словам президента Турции Р. Эрдогана, «почти стало российским озером». Румыния выступила с предложением создать регулярный черноморский флот альянса в составе кораблей Германии, Италии, Турции и США, а президент Украины П. Порошенко выразил готовность присоединиться к инициативе. Альянс не мог обеспечить передовое присутствие в Балтийском регионе, отказав при этом в защите от «российской угрозы» союзникам на Юго-Востоке. Совет министров обороны в июне 2016 г. сделал особый акцент на необходимости, наряду с планами передового военного присутствия на Востоке, усилить оборону и сдерживание в Черноморском регионе.

Желание добиться не столько обороны со стороны США, сколько ее иллюзии оборачивается для Европы стратегическим проигрышем во всех сферах международной конкуренции.

Однако в НАТО понимали, что наращивание присутствия в Черноморском регионе, где Россия будет защищать свой суверенитет в отношении Крыма, с параллельным выдвижением на Восток фактически не оставляет ей выбора. Как подтвердил постоянный представитель РФ при НАТО А. Грушко, «в НАТО прекрасно понимают, что Черное море никогда не превратится в "натовское озеро", и мы предпримем все необходимые меры для того, чтобы нейтрализовать возможные угрозы и попытки силового давления на Россию с южного направления». Москва ясно дала понять, что подобное развитие событий в любом случае будет интерпретировано уже не как дозированная реакция на украинский кризис (некий сигнал со стороны альянса), а как масштабная концентрация оперативного потенциала НАТО на всем фронте вдоль российских границ – от Севера до Юга. И тогда вряд ли можно было бы рассчитывать, что Россия откликнется на другой «сильный сигнал» Варшавского саммита – о том, что альянс не хочет конфронтации с Россией, а, напротив, будет «стремиться к более конструктивным отношениям и сотрудничеству с Россией, особенно когда напряженность столь высока».

Другим сдерживающим фактором стал «турецкий вопрос». Союзники Турции не могли пойти на существенную реконфигурацию присутствия альянса на Юго-Востоке в условиях крайне противоречивых отношений с ней и Америки, и Европы, и России. Никто в НАТО не хотел подвергать свои и коллективные интересы испытанию непредсказуемостью Анкары, уже спровоцировавшей серьезнейший кризис в своих отношениях с Москвой с проекцией на отношения Россия – НАТО. Кроме того, усиление НАТО в Черном море с опорой на Турцию, Румынию и внерегиональные державы не согласуется с интересами других участников альянса, прежде всего Греции и Болгарии. Поэтому в «юго-восточные» планы НАТО не вошли черноморские инициативы Турции и Румынии. Для Турции была подтверждена коллективная поддержка и гарантии в отношении «вызовов с Юга», Румыния получила обещание преобразования ее бригады в многонациональный контингент альянса. Решено продолжить изучение возможностей усиления военно-воздушного и морского присутствия НАТО в Черном море (п. 41).

Диалог в русле сдерживания

EPA/OLIVIER HOSLET/Vostock Photo
Дмитрий Данилов:
Россия и НАТО в формате 3D

Альянс приложил заметные политико-дипломатические усилия к тому, чтобы снизить накал страстей в отношениях с Россией, чтобы Варшавский саммит воспринимался как сдержанная, а не конфронтационная реакция. Москве предложили диалог, заявили о готовности к конструктивному взаимодействию при выполнении базовых «украинских» условий. Особый акцент был сделан на приверженности Основополагающему акту 1997 г. Согласно коммюнике, принятые решения «в полной мере отвечают нашим [НАТО] международным обязательствам и не могут, следовательно, никем рассматриваться в качестве противоречащих Основополагающему акту Россия – НАТО» (п. 9). Брюссель выступил с инициативой обсудить ситуацию и итоги Варшавского саммита в Совете Россия – НАТО (СРН).

Однако желание альянса сохранить договорную базу отношений и СРН как диалоговую площадку, равно как и некоторое смягчение риторики в отношении Москвы, уже не может быть истолковано как предложение остановиться и договориться. Альянс хотел бы ограничить, насколько возможно, конфронтационную тенденцию и инстинкты как внутри НАТО, так и в ожидании ответной реакции Москвы. «Некоторые опасаются, – отмечает Й. Столтенберг, – что эти меры ведут к эскалации "зуб за зуб" с Россией. Я понимаю эти озабоченности, но не разделяю их. Мы хотим предотвратить конфликт, но не спровоцировать его».

Однако это субъективное желание противоречит реальности: сдерживание России со стороны НАТО не может быть «улицей с односторонним движением». Теперь речь идет не о характере отношений – в парадигме взаимного сдерживания, а о его параметрах и масштабах и необходимых политических и военных механизмах контроля. Сюрреализм происходящего, когда мнимые угрозы материализуют конфронтацию, укрепляет взаимное недоверие и ограничивает возможности многостороннего противодействия усиливающимся общим вызовам европейской и международной безопасности, в первую очередь международному терроризму.

Во многом именно немецкая линия на адекватный баланс, во-первых, между сдерживанием и диалогом с Россией, во-вторых, в американо-европейских отношениях легла в основу «варшавской» позиции альянса.

Россия откликнулась на предложение Брюсселя продолжить консультации в СРН, но не до саммита, как изначально предлагало руководство альянса, а с учетом его итогов. Тем самым Москва показала, что ей неинтересно обсуждать уже согласованные в НАТО решения, но она готова к диалогу на площадке СРН на тему «что дальше?». Запланированная сторонами повестка заседания СРН 13 июля 2016 г. изначально выглядела ассиметрично. Альянс хотел в очередной раз обсудить с Россией вопрос о том, что она готова предпринять для урегулирования украинского конфликта. Москва не приемлет такой постановки вопроса, отказываясь обсуждать с НАТО украинский кризис с позиции обвиняемой стороны. Желание альянса «транспарентно» продемонстрировать России неконфронтационную направленность решений Варшавского саммита об укреплении позиций на Востоке также выглядит весьма абсурдно.

Сотрудничество в сферах общих вызовов (Афганистан, Сирия, нераспространение ОМП, терроризм) представляется крайне проблематичным. Во-первых, для этого Брюссель должен разморозить механизмы практического сотрудничества в СРН, что маловероятно. Во-вторых, взаимное сдерживание и стратегическое соперничество не могут ограничиваться европейским пространством безопасности. Любые потенциальные сделки Россия – Запад неизбежно будут находиться под прессом взаимного недоверия и фундаментальных разногласий. Поэтому принципиальный вопрос, на который пока нет ответа, – тематика предлагаемого НАТО диалога. Если Брюссель хочет сохранять «двери открытыми», то и Москва не хочет разрушать СРН. Но здесь речь идет вовсе не о двустороннем диалоге, а лишь о поддержании политико-дипломатических отношений на посольском уровне.

В НАТО понимали, что наращивание присутствия в Черноморском регионе, где Россия будет защищать свой суверенитет в отношении Крыма, с параллельным выдвижением на Восток фактически не оставляет ей выбора.

Если варшавское предложение НАТО о диалоге с Москвой имеет под собой серьезные намерения, то необходимо сформулировать совместные практические задачи. Однако в НАТО признают, что подобная перспектива не просматривается. В результате повестка СРН ограничена негативной сферой, которую можно определить как взаимный интерес к сокращению рисков и нарастающей в Европе военной опасности на фоне деградации режима контроля над вооружениями.

Россия, со своей стороны, остается открытой для предметного диалога, который должен давать «добавленную стоимость» безопасности. Вместе с тем с учетом результатов Варшавского саммита и патовой ситуации в отношениях Россия – НАТО значение альянса в качестве политического адресата Москвы заметно снижается. Гораздо важнее и продуктивнее пытаться находить взаимоприемлемые решения и развязки в российско-западных отношениях и в сфере международной безопасности в других форматах, прежде всего на межгосударственном уровне. Со временем это может позволить создать условия для реактивации многостороннего взаимодействия (в любом случае довольно ограниченного) в рамках Совета Россия – НАТО.

1. Europe Diplomacy & Defense. 07.01.2016. № 852. P. 5–6.

2. The Secretary General’s Annual Report 2015 // NATO Public Diplomacy Division. Belgium, 2016. P. 15.

3. Ibid. P. 16.

Оценить статью
(Голосов: 3, Рейтинг: 5)
 (3 голоса)
Поделиться статьей

Прошедший опрос

  1. Какие угрозы для окружающей среды, на ваш взгляд, являются наиболее важными для России сегодня? Отметьте не более трех пунктов
    Увеличение количества мусора  
     228 (66.67%)
    Вырубка лесов  
     214 (62.57%)
    Загрязнение воды  
     186 (54.39%)
    Загрязнение воздуха  
     153 (44.74%)
    Проблема захоронения ядерных отходов  
     106 (30.99%)
    Истощение полезных ископаемых  
     90 (26.32%)
    Глобальное потепление  
     83 (24.27%)
    Сокращение биоразнообразия  
     77 (22.51%)
    Звуковое загрязнение  
     25 (7.31%)
Бизнесу
Исследователям
Учащимся