Череда предсказуемых неожиданностей: итоги президентских выборов в Республике Корея

Нынешние выборы наглядно демонстрируют идейный раскол южнокорейского общества. За власть борются две основных силы: прогрессисты (которых также порой называют демократами или либералами) и консерваторы. Два лагеря представлены крупнейшими партиями — Демократическая партия «Тобуро» и партия «Сила народа», которые раз в несколько лет проходят «ребрендинг», чтобы «освежить» имидж или дистанцироваться от той или иной неудачи или скандала.

Разница между соперниками заключается не только и не столько в политических программах. Исторически консерваторы — это «потомки» правящих сил авторитарной эпохи, а прогрессисты — протестного движения того времени. Размежевание между двумя лагерями «пакетное»: консерваторы и прогрессисты не поддерживают персоналии и предложения друг друга из принципиальных соображений.

При взгляде из Москвы порой кажется, что раскол между партиями проходит по линии внешней политики и отношения к КНДР, но южнокорейского избирателя интересуют более насущные проблемы, например, как новая власть планирует справляться с системным кризисом экономики.

В новых политических реалиях консерватор Юн Согёль, возможно, умерит антикитайский пыл и будет вынужден воздержаться от дополнительного развертывания элементов американской ПРО или участия в проектах по типу Индо-тихоокеанской стратегии. Южнокорейские элиты видят в ситуации вокруг России своего рода «репетицию» возможного конфликта США и Китая, а также понимают, что Пекин по той же причине внимательно следит за их действиями.

9 марта 2022 г. в Республике Корея прошли президентские выборы. От прогрессистов за высший пост боролся бывший губернатор провинции Кёнгидо Ли Чжэмён, от консерваторов — бывший генеральный прокурор Юн Согёль [1]. Последний и победил, хотя борьба была крайне напряженной: разрыв между основными соперниками составил лишь 0,73 процентных пункта.

Расстановка сил в южнокорейской политике

Круглый стол «Перспективы отношений России и Южной Кореи на фоне текущего кризиса»

Нынешние выборы наглядно демонстрируют идейный раскол южнокорейского общества. За голоса и власть борются две основных силы: прогрессисты (которых также порой называют демократами или либералами) и консерваторы. Эти два лагеря представлены крупнейшими партиями, которые раз в несколько лет проходят «ребрендинг», меняя название и логотип, чтобы «освежить» имидж или дистанцироваться от той или иной неудачи или скандала. Сегодня это — Демократическая партия «Тобуро» и партия «Сила народа».

Разница между соперниками заключается не только и не столько в политических программах. Исторически консерваторы — это «потомки» правящих сил авторитарной эпохи, а прогрессисты — протестного движения того времени. Сегодня они представляют в первую очередь разный взгляд на прошлое страны, разные версии южнокорейского политического мифа. Разумеется, немалую роль играет и традиционная для корейской политики взаимная неприязнь в рамках фракционизма. Размежевание между двумя лагерями «пакетное»: консерваторы и прогрессисты не поддерживают персоналии и предложения друг друга из принципиальных соображений.

«Программные» и электоральные различия между либералами и консерваторами порой не так очевидны. Первые обычно выступают за большую социальную ориентированность экономического развития, хотя в довольно ограниченном, по меркам других стран, формате; вторые склонны поддерживать крупный бизнес. Отличие весьма условное, и часто предвыборная программа составляется с учетом текущей конъюнктуры, а не на основе какой-либо идеологии. Так, «социальные» обязательства помогли консерватору Пак Кынхе занять пост президента в 2013 г., завоевав симпатии части «прогрессивных» избирателей.

Более четко заметна разница позиций консерваторов и либералов по вопросам внешней политики и межкорейских отношений. Прогрессисты склонны проводить гораздо более мягкую политику по отношению к Северной Корее, полагая, что вовлечение Пхеньяна наиболее соответствует интересам Сеула в области безопасности. Консерваторы, напротив, выступают за сдерживание КНДР с опорой на военный союз с США.

При взгляде из Москвы порой кажется, что раскол между двумя лагерями проходит именно по линии внешней политики и отношения к КНДР, и это действительно одно из наиболее ярких их отличий. Тем не менее для южнокорейского избирателя вопросы межкорейского взаимодействия не играют первостепенной роли (хотя президент Мун Чжэин старался их эксплуатировать во внутренней политике). Обывателей интересуют более насущные проблемы, например, как новая власть планирует справляться с системным кризисом экономики. По иронии судьбы, как раз это южнокорейским президентам, как правило, не удается: слишком короток единственный пятилетний срок, отведенный лидеру, слишком высока вероятность, что преемник из другого (или даже своего) лагеря первым делом демонтирует все наработки предшественника.

Оба лагеря опираются на примерно равную базу поддержки. Консерваторы больше ориентируются на провинцию (в первую очередь юго-восток страны), прогрессисты — на столицу и юго-западные районы. Молодой избиратель больше склонен голосовать за демократов: понижение возрастного ценза активного избирательного права до 18 лет было одним из факторов, позволивших им одержать сокрушительную победу на парламентских выборах 2020 г.

Важный момент — усталость общества от текущей власти. Неизбежные промахи и столь же неизбежные репутационные и коррупционные скандалы способствуют тому, что президентское кресло и большинство в парламенте довольно часто переходят от одной силы к другой. Это вкупе с примерным равенством сил нередко создает ситуацию, когда парламент находится в оппозиции к президенту, что лишает лидера возможности реализовывать свои планы и парализует всю политическую систему.

Как консерваторам удалось победить

Примерно за месяц до выборов опросы показывали парадоксальную ситуацию. Избиратели, уставшие от жесткого стиля управления президента Мун Чжэина и его социально-экономических экспериментов, высказывались за передачу власти консервативной оппозиции, однако Юн Согёль лично все же оставался менее популярен, чем Ли Чжэмён. Репутация обоих кандидатов была подмочена имиджевыми скандалами, без которых обходятся редкие выборы в Республике Корея, что дополнительно усложняло прогнозы.

Голосование стало «вдвойне протестным»: сторонники Юн Согёля скорее выступали не за него, а против действующей власти, а выбравшие Ли Чжэмёна в первую очередь хотели предотвратить переход президентства в руки Юн Согёля.

Александр Королев:
Новый «поворот» или пробуксовка: влияние украинского кризиса на отношения России и АСЕАН

Ли Чжэмён — опытный «карьерный» политик, ранее занимавший пост губернатора Кёнгидо (провинция вокруг столицы, не включающая сам Сеул), а до этого — мэра Соннама, крупного пригорода Сеула. Несмотря на личную популярность, он представлял правящий лагерь, а рейтинги демократов накануне выборов были невысоки. Основная причина — низкая результативность специфичной «социальной» политики президента Мун Чжэина. Южнокорейское общество в целом негативно восприняло реформы по повышению минимальной оплаты труда и сокращению рабочей недели, сопровождавшиеся ростом налогов, а критики называли эти шаги чуть ли не радикальным социализмом. Положение демократов несколько выправилось благодаря эффективной реакции власти на начало пандемии коронавируса: на волне популярности им удалось получить большинство в парламенте в 2020 г. Негативную роль сыграл ощутимый рост цен на недвижимость в последние годы, который Мун Чжэин также пытался обуздать введением дополнительных налогов.

Не забылись и другие промахи власти. Либералы оказались не слишком «либеральными»: власть вела себя довольно высокомерно и расправлялась с инакомыслящими теми же методами, что и консерваторы ранее. При этом прогрессисты, заявляя о своей безупречной честности по сравнению с противниками, чья репутация была надолго испорчена скандалом с президентом Пак Кынхе, сами оказались подвержены традиционным корейским искушениям: непотизм, коррупция, злоупотребление властью.

Консерваторы действительно долго не могли «собраться» после политического кризиса 2016–2017 гг., и выбор кандидата для президентской кампании был явно затруднен. Помог случай: в большой политике решил попробовать себя Юн Согёль. В бытность работником прокуратуры он сыграл ведущую роль в процессе против президента Пак Кынхе, а чуть позже, в 2018 г. — и против ее предшественника Ли Мёнбака (2008–2013 гг.). Иными словами, Юн Согёль был достаточно близок к Мун Чжэину и участвовал в его кампании по борьбе с «укоренившимся злом» — коррупции при консерваторах.

В 2019 г. будущий президент стал генеральным прокурором, однако позднее отказался поддержать власть в скандале вокруг назначения министром юстиции Чо Гука (несмотря на противодействие парламента, президент Мун Чжэин «продавливал» на министерскую должность своего соратника, уличенного в махинациях с целью устроить дочь в престижный университет). После этого пути либералов и Юн Согёля разошлись, и его вынудили уйти в отставку. Летом 2021 г. он объявил о своем желании баллотироваться в президенты и вначале выступал как независимый кандидат, но вскоре был «принят под крыло» консервативной партии.

Крайне выгодный образ «пострадавшего борца за правду» дополняет несколько эксцентричная манера и любовь к общению в социальных сетях, из-за которой западные наблюдатели сравнивают Юн Согёля с Дональдом Трампом. Так, будущий президент отметился своими высказываниями против феминизма, который, по его мнению, и виноват в том, что в Республике Корея низкая рождаемость (а вовсе не десятилетия активнейшей пропаганды планирования семьи с лозунгами в духе «Только единственного ребенка можно вырастить полностью здоровым»). Публика жестко критиковала его за похвалы в адрес авторитарного президента Чон Духвана (1980–1988 гг.) — фигуры малопопулярной в Республике Корея, в частности из-за жестокого подавления восстания в Кванчжу в 1980 г. Извинившись за свои слова, Юн Согёль тут же загрузил в инстаграм фотографию, где дает своей собаке яблоко — по-корейски это слово омонимично слову «извинения». После обвинений, что он таким образом хотел показать свое презрение к оппонентам, кандидат был вынужден удалить фотографию и вновь извиниться.

Экономическая платформа Юн Согёля в целом была менее проработанной, чем у Ли Чжэмёна, и сводилась к идее устранения государства из экономической жизни. Переход к «малому правительству» — вплоть до идеи упразднить Министерства по вопросам гендерного равенства и семей (оплот ненавистного феминизма) — весьма напоминает предвыборные обещания Ли Мёнбака. К слову, Юн Согёль планирует освободить бывшего президента, которого не так давно сам помог отправить под домашний арест.

Главным фактором успеха Юн Согёля стала чуть было не сорвавшаяся предвыборная сделка с другим кандидатом, Ан Чхольсу. Этот неутомимый политик уже многие десятилетия пытается создать в Республике Корея «третью силу», альтернативную консерваторам и прогрессистам. Задача эта непростая — идеологический «рынок» довольно четко разделен, однако Ан Чхольсу удается извлекать выгоду из ситуативного группирования с одними против других. На парламентских выборах 2016 г. он помог победить либералам, а на президентских в 2022 г. поддержал уже консерваторов. Тех 10–15% голосов, на которые Ан Чхольсу мог рассчитывать, хватило, чтобы сравнять позиции менее популярного Юн Согёля и более популярного Ли Чжэмёна, и в жесткой борьбе с мизерным отрывом победил первый.

Внешняя политика Сеула при новом президенте

Ольга Добринская:
Кризис на Украине: значение для Японии

В ходе предвыборной кампании Юн Согёль неоднократно повторял традиционную для консерваторов идею о необходимости «укрепления союза» с США. Эта туманная формулировка обычно предполагает расширение контактов по военной линии и проведение масштабных американо-южнокорейских учений, раздражающих КНДР из-за того, что на них отрабатываются операции против Севера с частностями вроде штурма Пхеньяна (при Мун Чжэине маневры были значительно сокращены).

Новый президент, возможно, готов пойти дальше: он высказывался в пользу размещения в стране дополнительных элементов американской системы противоракетной обороны (так называемые THAAD). Вашингтон давил на Сеул по этому вопросу в течение всего президентства Пак Кынхе и достиг успеха лишь к концу ее срока, поспешно развернув радиолокационные станции в 2017 г., в «междуцарствие» после ее импичмента. Пекин отреагировал на это приближение американской военной инфраструктуры к своим границам суровыми санкциями, выдворив из Китая южнокорейский бизнес и прекратив массовую отправку туристов в страну. Жесткость китайской реакции испугала Сеул, и восстановление отношений с соседом стало первоочередной задачей для администрации Мун Чжэина.

Подчеркнуто примирительная новая китайская политика Сеула вкупе с растущей напористостью Китая раздражала уже многих южнокорейцев, и в стране заметно укрепились антикитайские настроения. На них в ходе предвыборной кампании сыграл Юн Согёль, подчеркивавший, что корейская и китайская молодежь друг друга ненавидят. Однако резко испортить отношения с Пекином Сеул все же не может: перспектива попасть между молотом и наковальней в результате углубления американо-китайского конфликта пугает южнокорейские элиты.

Действительно, вскоре после избрания Юн Согёль встретился с китайским послом и, забыв о предвыборной риторике, положительно высказывался о дальнейшем развитии отношений. Здесь уместно вспомнить, что Но Мухён (2003–2008 гг.), выступавший на выборах с почти антиамериканскими лозунгами, став президентом, проводил традиционную для Сеула политику, сохраняя лояльность Вашингтону.

Иными словами, столкнувшись с политическими реалиями, в которых вынуждена действовать Республика Корея, Юн Согёль, возможно, умерит антикитайский пыл и будет вынужден воздержаться от дополнительного развертывания элементов американской ПРО или участия в проектах по типу Индо-Тихоокеанской стратегии, от которых Сеул все это время старался дистанцироваться как при либералах, так и при консерваторах. К слову, западные эксперты отмечают, что условно более «проамериканские» консерваторы при Ли Мёнбаке и Пак Кынхе «обменивают» демонстрируемую лояльность в вопросе давления на Север на свободу рук в отношениях с Китаем и Россией. Насколько нынешние изменившиеся условия позволят Юн Согёлю пойти этим же путем — пока неясно.

Тональность межкорейских отношений наверняка изменится. Вряд ли Юн Согёль захочет или сможет реализовать свои слова о «превентивных ударах» по КНДР, однако новых саммитов лидеров Севера и Юга ожидать не стоит, и не только потому, что Пхеньян наверняка учтет предвыборные высказывания нового президента. Межкорейские связи находятся на нуле с 2019 г., когда Пхеньян убедился, что Сеул, во-первых, не готов к реальному экономическому сотрудничество, а, во-вторых, не может действовать самостоятельно и согласует все шаги с Вашингтоном. На «примирительные» инициативы со стороны Юн Согёля рассчитывать не приходится.

С началом пандемии коронавируса в 2020 г. КНДР установила режим жесткой самоизоляции, обрубив все внешние связи. При этом работа над ракетной и ядерной программами продолжается. Об этом свидетельствует недавняя серия ракетных пусков, за которой, по мнению ряда экспертов, вскоре последует новый запуск спутника. Такая акция трактуется противниками Пхеньяна как часть испытаний межконтинентальной баллистической ракеты, а также может быть истолкована как отказ северокорейцев от символического моратория на «дальние» пуски. Новая консервативная южнокорейская администрация наверняка будет критиковать действия КНДР и продолжит вышеупомянутые учения, и ситуация на полуострове обострится. Это, безусловно, станет дополнительным препятствием для и без того застопорившегося урегулирования ядерной проблемы.

Отношения Республики Корея с Японией находятся на крайне низком уровне из-за острых споров по проблемам, связанным с колониальным прошлым. Юн Согёль обвиняет либералов в политической эксплуатации этих чувствительных вопросов и считает, что отношения с Токио необходимо нормализовать. Впрочем, трудно сказать, насколько это ему удастся: оппозиция будет рада назвать любой компромисс предательством национальных интересов, и эта критика будет поддержана уже «разогретым» обществом. Скорее всего, и здесь Юн Согёль будет проводить политику, напоминающую о наследии Ли Мёнбака. Бывший президент тоже провозглашал прагматичное сотрудничество с Токио (и оно действительно велось), при этом поддерживая и даже наращивая давление по историческим вопросам. Примечательно также, что с начала XXI в. переход власти от прогрессистов к консерваторам и обратно не влиял на стратегию Сеула в отношении Японии: роль проблем коллективной памяти лишь возрастала.

Ситуация в российско-южнокорейских отношениях сейчас труднопредсказуема. В южнокорейской прессе изначально преобладала негативная оценка действий России на Украине, однако общий тон довольно быстро превратился из неодобрительного в жестко критический. Южнокорейский зритель видит ситуацию на Украине исключительно по перепечатываемым материалам западных СМИ, представляющих Россию как жестокого агрессора, и антироссийские настроения заметно укрепились в обществе.

В ходе президентской гонки оба кандидата пытались заработать на ситуации политические очки. Накануне голосования и Ли Чжэмён, и Юн Согёль встретились с украинским поверенным в делах и осудили действия России. Сходясь в критике действий Москвы, соперники разошлись в оценке их причин, и эта разница была весьма показательна.

Иван Тимофеев:
Украинский кризис. Кто в выигрыше?

Так, Ли Чжэмён заявил, что В. Зеленский, будучи новичком в политике, спровоцировал Россию, заявив о вступлении Украины в НАТО: здесь очевидна параллель со словами Юн Согёля о размещении американской ПРО в Республике Корея. Кандидат от прогрессистов и члены его предвыборного штаба также намекали на другое сходство В. Зеленского и Юн Согёля, называя обоих неопытными политиками и подчеркивая, что людям, случайно и временно ставшим популярными, нельзя доверять страну.

Сам же Юн Согёль заявлял, что причиной конфликта на Украине стала, напротив, неспособность украинского руководства найти верного союзника, указывая, что для Сеула таковым является Вашингтон и после его прихода к власти южнокорейско-американский альянс будет укрепляться и далее. Политик также попробовал «сыграть» на украинской теме в своей характерной манере, разместив в Твиттере фотографию мандарина с нарисованным недовольным лицом. Картинка должна была символизировать осуждение действий России и «оранжевую революцию» на Украине, но вскоре была удалена под давлением общественной критики: многие увидели в ней насмешку над трагедией.

Правительство Мун Чжэина поддержало западные санкции в отношении России, однако очевидно, что Сеул присоединился к участию в ограничениях не в таком объеме, как Токио, и не с тем же энтузиазмом. Здесь уместно вспомнить, что в 2014 г. консервативная администрация Пак Кынхе вообще ушла от введения антироссийских санкций, и южнокорейский бизнес (в частности, автомобильная отрасль) заметно выиграл, заняв освобожденную западными компаниями часть рынка. Не исключено, что какая-то часть южнокорейских фирм была бы не против повторить этот опыт, хотя угроза американских вторичных санкций будет значительным сдерживающим фактором. Что касается запретов на поставки технологичной продукции с «американским следом», Сеул «выторговал» у США право самостоятельной проверки сделок на соответствие санкциям — возможно, чтобы оставить себе пространство для маневра. Россия, со своей стороны, внесла все поддержавшие санкции страны, в том числе и Республику Корея, в список недружественных.

Сеул зависит от Москвы по ряду важных позиций. Так, производство полупроводников, ключевого южнокорейского экспортного товара, зависит от поставок российских и украинских ресурсов (инертных газов и редкоземельных металлов). Хотя в остальном экономические интересы в России не так велики, южнокорейские элиты наверняка видят в ситуации своего рода «репетицию» возможного конфликта США и Китая, а также понимают, что Пекин по той же причине внимательно следит за их действиями.

Юн Согёль в общении с западными лидерами, как и Мун Чжэин, осуждает действия России. При этом российский президент В. Путин поздравил нового южнокорейского коллегу с избранием на пост. Хочется верить, что в будущем двусторонние политические отношения наших стран останутся бесконфликтными, тем более что наличие доброжелателей в «противоположном» лагере выгодно обеим сторонам даже в ситуации глобального противостояния.

***

Точно предсказать действия Юн Согёля сейчас крайне непросто. Южнокорейская политика зависима от внешней и внутренней конъюнктуры, а в усложняющейся региональной и мировой ситуации свобода рук Сеула значительно сужается под зорким оком Вашингтона. Значительный фактор неопределенности — сохранение у либеральной оппозиции подавляющего большинства в парламенте до 2024 г. Даже при значительно меньшем перевесе после выборов 2016 г. прогрессисты почти парализовали работу администрации Пак Кынхе, а новый президент вынужден начинать работу в роли «хромой утки». Это означает, что Юн Согёлю будет трудно взяться за решение накопившихся внутренних проблем, а во внешней политике Сеул будет дрейфовать по курсу наименьшего сопротивления, «укрепляя союз» с США.

1. Сам он вопреки правилам корейского языка настаивает, что его имя должно произноситься как «Юн Соннёль».