Распечатать Read in English
Оценить статью
(Голосов: 15, Рейтинг: 4.13)
 (15 голосов)
Поделиться статьей
Андрей Кортунов

К.и.н., научный руководитель РСМД, член РСМД

Одной из особенностей СВА является то, что в этом регионе холодная война не имела какого-то определенного завершения. Здесь не было события, аналогичного падению Берлинской стены в Европе, здесь не было попыток создания системы коллективной безопасности, не было никаких договоренностей об ограничении вооружений — ни ядерных, ни конвенциональных. Даже распад Советского Союза не имел такого значения для СВА, которое он имел для Европы; он не привел к радикальному изменению региональных балансов и означал безусловной победы западных моделей развития. Поэтому будет справедливо заключить, что регион СВА вошел в XXI век, так и расставшись с предыдущим столетием.

Нынешний уровень экономической взаимозависимости государств Северо-Восточной Азии очень высокий; он значительно выше, чем в Латинской Америке или на Ближнем Востоке. Тем не менее, никакой автоматической конвертации экономической взаимозависимости в региональную политическую стабильность не происходит. Высокие показатели региональной торговли и иностранных прямых инвестиций сосуществуют со столь же высокими показателями военных расходов и фиксируемыми опросами общественного мнения националистическими настроениями в большинстве стран региона. Асимметричная экономическая взаимозависимость в некоторых случаях становится рычагом политического давления, а региональные технологические цепочки оказываются заложниками геополитического противостояния великих держав.

Что это значит практически для государственных деятелей, политиков и экспертов стран региона? Как представляется, нам надо вместе подумать о том, как добиться гармонизации приоритетов национального развития в странах региона. Большинство лидеров в Северо-Восточной Азии, как и в других регионах мира, ставят перед собой три стратегических цели: гарантировать национальную безопасность, обеспечить экономический рост и содействовать человеческому развитию. Однако, чаще всего продвижение к этим целям идет параллельными траекториями. Три раздела в государственных бюджетах редко пересекаются друг с другом, три направления работы ведутся тремя различными наборами государственных структур, и даже эксперты, как правило, специализируются лишь на одном из трех направлений национальных стратегий.

В СВА, как нам часто говорят, имеется очевидный институциональный дефицит, особенно заметный в сравнении с Европой. Действительно, контраст между двумя регионами в насыщенности многосторонними механизмами и режимами очевиден. Но история последних лет свидетельствует: наличие многочисленных многосторонних институтов и организаций в Европе не предотвратило новый виток конфронтации между Востоком и Западом. Сегодня в Европе, как, впрочем, и в СВА и повсюду в мире, существует институционная усталость и неготовность национальных правительств серьезно вкладываться в создание новых громоздких и неповоротливых международных бюрократических структур.

Если это так, то решение задач безопасности и развития в регионе должно идти не только сверху вниз, но и снизу-вверх. То есть странам региона надо оттачивать свое умение создавать ситуационные тактические коалиции вокруг отдельных проблем. Коалиции должны формироваться не столько вокруг общих ценностей, сколько вокруг общих интересов. Их участниками могли бы стать не только те или иные национальные государства СВА, но и негосударственные игроки — включая крупные корпорации, ведущие университеты, институты гражданского общества и так далее. Предметом таких коалиций могли бы стать самые различные проблемы — от укрепления доверия и снижения рисков в военной сфере до совместного перехода к новой энергетике. По всей видимости, в каких-то случаях участниками этих коалиций могли бы стать и нерегиональные игроки.

Как представляется, в Северо-Восточной Азии (СВА) сегодня параллельно существуют две международные повестки дня. Эти повестки тесно связаны друг с другом, но тем не менее каждая из них имеет свою логику и свою динамику развития. Первая унаследована нами от прошлого столетия. Вторая отражает реальности нынешнего, XXI века.

Многие из проблем, которые не дают региону быстрее двигаться вперед, имеют свои корни в прошлом. Это и проблемы разделенной нации (или даже двух разделенных наций, если вспомнить о не столь уж удаленном от региона Тайване). Это проблемы нерешенных территориальных споров, которые имеются почти у всех стран СВА. Проблемы нераспространения ядерного оружия и других видов оружия массового уничтожения. Проблемы старых национальных стереотипов и предрассудков, исторических обид и претензий, и по сей день существующих во многих странах региона по отношению к своим ближайшим соседям.

С другой стороны, в регионе есть и целый набор проблем нового поколения. Стоит упомянуть проблемы экологии и изменения климата, угрозы техногенных и природных катастроф, различные аспекты кибер- и продовольственной безопасности, проблемы терроризма и политического экстремизма. Это проблемы ресурсных дефицитов, непредсказуемых последствий технического прогресса и негативных побочных эффектов глобализации. С каждым годом эти и иные вызовы нового поколения становятся все более и более заметными, иногда отодвигая на задний план в общественном сознании старые и давно привычные всем угрозы.

Можно ли странам СВА как-то перепрыгнуть через старую повестку дня и сосредоточиться на новой? Мне представляется, что делать этого нельзя. Мы не должны перекладывать груз старых проблем на плечи новых поколений. Если мы пойдем по этому пути, то сохраняющееся наследие холодной войны будет продолжать отравлять общую политическую обстановку в регионе и снижать нашу способность эффективно заниматься новыми вызовами и угрозами. Собственно, именно такую картину мы и наблюдаем в СВА сегодня, что ставит под сомнение долгосрочные перспективы как безопасности, так и развития СВА.

Наследие холодной войны не уйдет само по себе, без наших настойчивых совместных усилий. Одной из особенностей СВА является то, что в этом регионе холодная война не имела какого-то определенного завершения. Здесь не было события, аналогичного падению Берлинской стены в Европе, здесь не было попыток создания системы коллективной безопасности, не было никаких договоренностей об ограничении вооружений — ни ядерных, ни конвенциональных. Даже распад Советского Союза не имел такого значения для СВА, которое он имел для Европы; он не привел к радикальному изменению региональных балансов и означал безусловной победы западных моделей развития. Поэтому будет справедливо заключить, что регион СВА вошел в XXI век, так и не расставшись с предыдущим столетием.

Нынешний уровень экономической взаимозависимости государств Северо-Восточной Азии очень высокий; он значительно выше, чем в Латинской Америке или на Ближнем Востоке. Тем не менее, никакой автоматической конвертации экономической взаимозависимости в региональную политическую стабильность не происходит. Высокие показатели региональной торговли и иностранных прямых инвестиций сосуществуют со столь же высокими показателями военных расходов и фиксируемыми опросами общественного мнения националистическими настроениями в большинстве стран региона. Асимметричная экономическая взаимозависимость в некоторых случаях становится рычагом политического давления, а региональные технологические цепочки оказываются заложниками геополитического противостояния великих держав.

Даже такие знаковые события, как, например, создание в конце 2020 г. многостороннего Всеобъемлющего регионального экономического партнерства (ВРЭП), не сильно сказываются на геополитических тенденциях, доминирующих в регионе СВА. Конечно, всегда можно сослаться на деструктивное влияние внешних по отношению к региону факторов (в частности, на гегемонистскую политику Соединенных Штатов), но нельзя отрицать того, что и внутри региона Северо-Восточной Азии существует значительный собственный потенциал кризисов и конфликтов.

Что это значит практически для государственных деятелей, политиков и экспертов стран региона? Как представляется, нам надо вместе подумать о том, как добиться гармонизации приоритетов национального развития в странах региона. Большинство лидеров в Северо-Восточной Азии, как и в других регионах мира, ставят перед собой три стратегических цели: гарантировать национальную безопасность, обеспечить экономический рост и содействовать человеческому развитию. Однако чаще всего продвижение к этим целям идет параллельными траекториями. Три раздела в государственных бюджетах редко пересекаются друг с другом, три направления работы ведутся тремя различными наборами государственных структур, и даже эксперты, как правило, специализируются лишь на одном из трех направлений национальных стратегий.

Но, как мы хорошо знаем из истории, искусственное разделение государственной стратегии на три малосвязанных друг с другом компонента ни к чему хорошему привести не может. Отдавая приоритет безопасности перед экономическим ростом, можно выиграть войну, но проиграть мир. Делая акцент на экономическом росте за счет социальной справедливости, можно в итоге спровоцировать социальную нестабильность с пагубными политическими последствиями. Занимаясь человеческим измерением и оставив без внимание обеспечение национальной безопасности, можно в итоге потерять значительную часть государственного суверенитета.

В Северо-Восточной Азии есть множество иллюстраций очевидных диспропорций в расстановке национальных приоритетов: например, Япония вот уже много десятилетий живет с существенными ограничениями своего суверенитета, а Северная Корея, сосредоточив все свои усилия на задачах укрепления безопасности, испытывает очень серьезные экономические проблемы. Гармонизация национальных стратегий представляет собой исключительно сложную задачу, учитывая то обстоятельства, что страны СВА находятся на разных ступенях социально-экономического развития и имеют очень различные политические системы. Тем не менее решать эту задачу все-таки придется, не дожидаясь выравнивания уровней развития региона. Возможно, странам СВА следует более пристально изучить опыт стран Юго-Восточной Азии, где сохраняющийся социально-экономический и политический плюрализм, а также серьезные межгосударственные противоречия и даже конфликты не помешали успешным интеграционным процессам в рамках АСЕАН.

Определенная фрагментарность и разрозненность присутствует также и в очень динамичном и широком российско-китайском сотрудничестве в регионе СВА. Пока наше взаимодействие часто рассыпается на веер пусть очень важных, но автономных и не всегда тесно увязанных друг с другом проектов. Отдельные проекты реализуется в военно-технической сфере, в энергетике, в транспорте, в трансграничном партнерстве и т. д. Выбор приоритетов сотрудничества подчас определяется способностью отдельных правительственных ведомств, крупных группировок бизнеса, руководителей приграничных регионов обеих стран продвинуть свои интересы на уровне высшего политического руководства. В некоторых случаях эти проекты даже конкурируют друг с другом вместо того, чтобы органично дополнять друг друга.

Если даже на двустороннем уровне при наличии политической воли и заинтересованности с обеих сторон очень трудно добиться баланса различных приоритетов сотрудничества, то еще сложнее найти такой баланс в многостороннем формате, когда отсутствует доверие и значительный опыт совместной работы. С точки зрения выбора подходящих инструментов обеспечения безопасности и содействия развитию в регионе, нам стоит исходить из того, что идеальных военно-политических или экономических зонтичных механизмов для решения всех проблем безопасности и развития в регионе не существует.

В СВА, как нам часто говорят, имеется очевидный институциональный дефицит, особенно заметный в сравнении с Европой. Действительно, контраст между двумя регионами в насыщенности многосторонними механизмами и режимами очевиден. Но история последних лет свидетельствует: наличие многочисленных многосторонних институтов и организаций в Европе не предотвратило новый виток конфронтации между Востоком и Западом. Сегодня в Европе, как, впрочем, и в СВА и повсюду в мире, существует институционная усталость и неготовность национальных правительств серьезно вкладываться в создание новых громоздких и неповоротливых международных бюрократических структур.

Если это так, то решение задач безопасности и развития в регионе должно идти не только сверху вниз, но и снизу вверх. То есть странам региона надо оттачивать свое умение создавать ситуационные тактические коалиции вокруг отдельных проблем. Коалиции должны формироваться не столько вокруг общих ценностей, сколько вокруг общих интересов. Их участниками могли бы стать не только те или иные национальные государства СВА, но и негосударственные игроки, включая крупные корпорации, ведущие университеты, институты гражданского общества и так далее. Предметом таких коалиций могли бы стать самые различные проблемы — от укрепления доверия и снижения рисков в военной сфере до совместного перехода к новой энергетике. По всей видимости, в каких-то случаях участниками этих коалиций могли бы стать и нерегиональные игроки.

В целом, перед Россией и Китаем стоит задача освоить навыки продуктивной работы в сложных многосторонних конструкциях с переменным составом игроков разного уровня. Задача нелегкая, особенно принимая во внимание то обстоятельство, что исторически опыт как Китая, так и России в деятельности полноценных многосторонних структур был достаточно скромным. И в Москве, и в Пекине по-прежнему сильны имперские традиции, отдающие предпочтения асимметричным двусторонним форматам перед многосторонними. Но в принципе для российской и китайской дипломатии задача представляется вполне посильной, и некоторый позитивный опыт работы в многосторонних режимах у обеих стран уже накоплен.

В заключение — несколько слов о будущей роли России и Китая в Северо-Восточной Азии. Как представляется, у наших двух стран есть все основания претендовать на региональное лидерство, никоим образом не ущемляя интересов третьих стран.

Прежде всего, Россия и Китай — большие страны, располагающие значительными военными и иными ресурсами, которых нет в распоряжении других региональных игроков. Это особенно важно для реализации долгосрочных и капиталоемких проектов в формате государственно-частных партнерств. Москва и Пекин обладают существенной внешнеполитической гибкостью, не являясь участниками жестких двусторонних или многосторонних военно-политических союзов; суверенитет России и Китая не ограничен внешними обязательствами. У России и Китая уже есть опыт реализации масштабных государственно-частных партнерств, в том числе и на международной арене. Кроме того, Россия и Китай объективно заинтересованы в перестройке нынешней системы отношений в СВА, которая более не соответствует политическим и экономическим реальностям региона.

Нынешние потребности региона требует от российско-китайского сотрудничества большей системности и большей открытости для гибких многосторонних форматов. Если задача заключается в постепенном создании целостной экосистемы безопасности и развития СВА, то решить ее можно лишь объединив усилия всех государств региона. Весьма перспективным, например, выглядит трехсторонний формат «Китай — Россия — Южная Корея» или четырехсторонний «Китай — Россия — Южная Корея — Япония». Хотя многосторонние форматы значительно сложнее двусторонних, они позволяют создать общую синергию, едва ли достижимую на двустороннем уровне.

В любом случае задача сопряжения приоритетов безопасности и развития в СВА требует новых, инновационных подходов и от политиков, и от экспертов стран региона. Международное сотрудничество аналитических центов междисциплинарного профиля могло бы стать важным катализатором в разработке и продвижении таких подходов.

Впервые опубликовано в журнале Китайской академии общественных наук «World Affairs».


Оценить статью
(Голосов: 15, Рейтинг: 4.13)
 (15 голосов)
Поделиться статьей

Прошедший опрос

  1. Какие угрозы для окружающей среды, на ваш взгляд, являются наиболее важными для России сегодня? Отметьте не более трех пунктов
    Увеличение количества мусора  
     228 (66.67%)
    Вырубка лесов  
     214 (62.57%)
    Загрязнение воды  
     186 (54.39%)
    Загрязнение воздуха  
     153 (44.74%)
    Проблема захоронения ядерных отходов  
     106 (30.99%)
    Истощение полезных ископаемых  
     90 (26.32%)
    Глобальное потепление  
     83 (24.27%)
    Сокращение биоразнообразия  
     77 (22.51%)
    Звуковое загрязнение  
     25 (7.31%)
Бизнесу
Исследователям
Учащимся