Акценты английского: к вопросу об образовании AUKUS

15 сентября 2021 г. в виртуальном формате было подписано знаменательное соглашение в области безопасности между Австралией, Великобританией и США, получившее сокращённое обозначение AUKUS. Помимо широко растиражированного сюжета с передачей технологии АПЛ Королевским ВМС Австралии, стороны договорились сотрудничать по целому ряду направлений — от поставок новейших вооружений до НИОКР в перспективных областях.

На фоне ухудшения отношений Китая и Австралии становится понятна причина активизации как региональных форматов в духе минилатерализма (Quad), так и двусторонних связей Австралии с США. Дж. Байден, со своей стороны, на личной встрече с австралийским премьером С. Моррисоном в Нью-Йорке назвал Австралию ближайшим и самым надёжным союзником Америки. Однако, возникает резонный вопрос, зачем добавлять третью сторону и в без того гладко текущий диалог?

Формально действующий до сих пор АНЗЮС (Австралия — Новая Зеландия — США) был подорван из-за свёртывания военного сотрудничества между Веллингтоном и Вашингтоном в 1980-е гг., а Quad пока недостаточно формализован и откровенно слабо институционализирован. Исследователи выделяют аморфность правового статуса военно-политических объединений и разнообразие сравнительно нежёстких интеграционных инициатив в Индо-Пацифике. Кроме того, необходимо вспомнить, что на последние годы пришёлся существенный перелом в глобальном раскладе сил на море: Китай стал мировым лидером по количеству военных кораблей, обогнав по этому показателю США. В связи с этим одну из возможных причин создания AUKUS можно сформулировать следующим образом: США решили сосредоточиться на совместных с Великобританией военно-политических инвестициях в давнего и платёжеспособного союзника.

К этому стоит добавить, что экзистенциальный смысл нового пакта не заключается в дублировании и без того прочных американо-австралийских договорённостей, достигнутых в рамках АНЗЮС, Quad и тем более на двусторонней «дорожке». На данном этапе партнёрства Вашингтону и Канберре представляется важным заручиться поддержкой внерегионального игрока — первого внешнего актора в подобном объединении. В свою очередь, практическая имплементация Лондоном своей Индо-Тихоокеанской стратегии в рамках концепции «Глобальной Британии» после пресловутого Brexit ведёт к цементированию роли бывшей «владычицы морей» в ИТР, заставляя историков проводить параллели с распавшимися ныне АНЗЮК или СЕАТО.

Неудивительно, что максимально негативно на создание союза отреагировала Франция. Такое развитие событий грозит определёнными разногласиями внутри глобального Запада. Государства затрагиваемого макрорегиона также не спешат однозначно поддерживать англосаксонскую инициативу. С ожидаемой осторожностью к ней отнеслись страны Юго-Восточной Азии, а наибольшую обеспокоенность из всех государств — членов АСЕАН выразили островные Малайзия и Индонезия. Что примечательно, не поддержала создание трёхстороннего соглашения и Новая Зеландия, гораздо менее решительно настроенная по отношению к Китаю в сравнении со своим более крупным соседом, но заметно более последовательная в своей антиядерной политике.

На создание объединения незамедлительно последовала и отрицательная реакция со стороны КНР с учётом имплицитно выраженной антикитайской направленности соглашения. Подписание пакта может привести к «эффекту домино» с точки зрения контроля над вооружениями. Высокопоставленный китайский дипломат Ша Цзукан уже поднял вопрос о возможности пересмотра концепции неприменения ядерного оружия первыми.

Заключение трёхстороннего соглашения, наряду с оживлением деятельности Quad, представляет собой ещё одно ярчайшее свидетельство смещения фокуса Америки с европейской на индо-тихоокеанскую безопасность. Несмотря на то, что союзники явно действуют в духе realpolitik, бросается в глаза ценностно-ориентированный подход — приверженность трёх стран идеалам демократии в западном понимании стала одним из скрепляющих моментов. Симптоматично, что при обосновании инициативы прозвучали характерные ритуальные идеологемы: «свободная и открытая Индо-Пацифика» и «порядок, основанный на правилах».

В целом для создания блока имел большое значение англосаксонский компонент, то есть языковая, культурная близость, исторические традиции тесных двухсторонних отношений внутри треугольника. Попытка Лондона вернуться в регион как нельзя кстати наложилась на очередное закрепление австралийско-американского союза. Всё это привело к тому, что объединяющие факторы перевесили, несмотря на «тиранию расстояний» — географическую отдалённость трёх стран друг от друга. Добавим, что помимо практической значимости, появление AUKUS представляет собой иллюстративный материал для дальнейшей разработки теорий международных отношений вроде интеррегионализма или кроссрегиональных исследований, а также изучения такого явления, как минилатерализм.

15 сентября 2021 г. в виртуальном формате было подписано знаменательное соглашение в области безопасности между Австралией, Великобританией и США, получившее сокращённое обозначение AUKUS. Помимо широко растиражированного сюжета с передачей технологии АПЛ Королевским ВМС Австралии, стороны договорились сотрудничать по целому ряду направлений — от поставок новейших вооружений до НИОКР в перспективных областях. В российских и зарубежных СМИ, а также аналитических колонках в отношении нового феномена сразу появилась масса определений: пакт, блок, альянс, партнёрство и т.д. Очевидно, причиной такого терминологического разнобоя является не до конца устоявшийся юридический статус (как и в случае с объединением Quad, парадоксально именуемым «четырёхсторонним диалогом»).

Андрей Кортунов:
Зарница далекой грозы. Что означает для России новый союз США, Австралии и Британии

Если говорить о наименовании новой реалии в отечественных публикациях, то пока чаще всего используется заимствованное сокращение на латинице. Гипотетически новый блок по аналогии с названиями предыдущих объединений можно было бы транслитерировать в русском как АЮКЮС. Впрочем, даже англоязычные эксперты отмечают фонетическую неуклюжесть выбранного акронима. Однако, абстрагировавшись от лингвистических изысканий, попытаемся рассмотреть особенности формирования нового соглашения и влияние его на региональную и глобальную политику.

Предпосылки и онтология

Нет в ИТР стран, чьи отношения за последние пару лет испортились бы сильнее, чем китайско-австралийские. Резкое ухудшение отношений Канберры с крупнейшим экономическим партнёром выразилось в первую очередь в торговой войне, затронувшей массу товаров — начиная от столь необходимых «мировой фабрике» энергоресурсов до предметов роскоши вроде лобстеров. В свою очередь, это привело, по данным Института Лоуи, к значительной диверсификации экономических связей Австралийского Союза. Влияние охлаждения остаётся заметным и в других областях: скандалы со слежкой за китайскими студентами в Австралии со стороны их же коллег, отказ Канберры признавать китайские вакцины и т.д.

На этом фоне становится понятна причина активизации как региональных форматов в духе минилатерализма (Quad), так и двусторонних связей Австралии с США. Дж. Байден, со своей стороны, на личной встрече с австралийским премьером С. Моррисоном в Нью-Йорке назвал Австралию ближайшим и самым надёжным союзником Америки. Однако, возникает резонный вопрос, зачем добавлять третью сторону и в без того гладко текущий диалог?

Основные военно-политические объединения Индо-Тихоокеанского региона (рис. автора)

Для архитектуры безопасности ИТР традиционно были характерны именно двусторонние связи. Здесь стоит вспомнить японо-американский Договор о взаимном сотрудничестве и гарантиях безопасности 1960 г. или Договор о взаимной обороне между США и Южной Кореей от 1953 г. Формально действующий до сих пор АНЗЮС был подорван из-за свёртывания военного сотрудничества между Веллингтоном и Вашингтоном в 1980-е гг., а Quad пока недостаточно формализован и откровенно слабо институционализирован. Первый в истории саммит государств «четырёхугольника» полугодичной давности был виртуальным, а первая очная встреча прошла в текущем году 24 сентября. Интересно, что в совместном заявлении глав государств не содержалось ни единого упоминания об AUKUS. Исследователи выделяют аморфность правового статуса военно-политических объединений и разнообразие сравнительно нежёстких интеграционных инициатив в ИТР. Такая ситуация с политико-правовой дискретностью в регионе зачастую описывается метафорой «тарелка спагетти» (или «тарелка лапши», явно не без отсылки к азиатской кухне).

Возвращаясь к причинам создания объединения AUKUS, необходимо вспомнить, что на последние годы пришёлся существенный перелом в глобальном раскладе сил на море: Китай стал мировым лидером по количеству военных кораблей, обогнав по этому показателю США. В связи с этим одну из возможных причин создания AUKUS можно сформулировать следующим образом: идея реанимировать Первый флот ВМС США с базированием в Малаккском проливе не получила (по крайней мере, пока) дальнейшего развития, и вместо дальнейшего давления на относительно нейтральный Сингапур США решили сосредоточиться на совместных с Великобританией военно-политических инвестициях в давнего и платёжеспособного союзника.

Впрочем, переходя к расстановке акцентов, видится, что экзистенциальный смысл нового пакта не заключается в дублировании и без того прочных американо-австралийских договорённостей, достигнутых в рамках АНЗЮС, Quad и тем более на двусторонней «дорожке». На данном этапе партнёрства Вашингтону и Канберре представляется важным заручиться поддержкой внерегионального игрока — первого внешнего актора в подобном объединении. В свою очередь, практическая имплементация Лондоном своей Индо-Тихоокеанской стратегии в рамках концепции «Глобальной Британии» после пресловутого Brexit ведёт к цементированию роли бывшей «владычицы морей» в ИТР, заставляя историков проводить параллели с распавшимися ныне АНЗЮК или СЕАТО. С внешнеполитической точки зрения, Великобритания производит масштабную переориентацию на ИТР, вполне сравнимую с аналогичной американской линией. Неспроста летом текущего года в Южно-Китайское море вошла ударная авианосная группа во главе с HMS Queen Elizabeth, а уже осенью подскочили акции британской компании Rolls Royce на фоне новостей о скором масштабном заказе на реакторы АПЛ.

Глеб Торопчин:
Бурные волны Тихого океана: вызовы азиатско-тихоокеанской безопасности

Вероятно, именно Лондон предоставит Канберре технологию для строительства восьми атомных подводных лодок, так или иначе приняв участие в их сооружении. Более того, согласно британским источникам, австралийская сторона инициировала переговорный процесс о передаче технологии строительства АПЛ ещё в марте 2021 г. Разумеется, речь не идёт о получении Австралией полноценных ПЛАРБ с БРПЛ на борту: как подчёркивал Дж. Байден, австралийские субмарины будут нести исключительно конвенциональное оружие. Посему концепция совместного управления ЯО (англ. nuclear sharing), не будет здесь актуальна, в отличие от НАТО. Тем не менее интересно, что на данный момент ПЛАРБ — это единственное средство доставки ядерного оружия осознанно отказавшегося от «ядерной триады» Лондона. Несмотря на декларированное в этом году стремление к увеличению потолка ядерных боезарядов (ЯБЗ) до 260, на данный момент для эффективного ядерного сдерживания Великобритании хватает четырёх таких подлодок типа Vanguard. К слову, вопрос об их передислокации (сейчас они базируются на шотландской военно-морской базе Клайд) может быть поднят с приближением второго референдума по независимости Шотландии.

Так или иначе, не вдаваясь в тонкости военно-промышленного микроменеджмента, заметим, что событие будет иметь скорее долгосрочный эффект: в лучшем случае первая австралийская атомная субмарина заступит на боевое дежурство через полтора десятилетия. В ближайшей перспективе получит продолжение тема дальнейшего сотрудничества Австралии с США (а теперь и, очевидно, Великобританией) по гиперзвуковым исследованиям и разработкам. То же касается и намерений Канберры приобрести крылатые ракеты, хотя об этих точках сотрудничества было известно ещё до новости об AUKUS. Обращает на себя внимание посыл об углублении кооперации в киберсфере и области квантовых вычислений, на очереди также совместные работы в космической отрасли, в том числе и в рамках Quad. В то же время, именно потенциальное получение Австралией доступа к ядерному топливу для реакторов АПЛ на основе высокообогащённого урана поднимает ряд вопросов о международных договорённостях, которые требуют отдельного рассмотрения.

Ядерные амбиции Австралии: вызов режиму нераспространения?

Для понимания мотивации Канберры к вступлению в пакт 2021 г. полезным будет напомнить об основных вехах формирования австралийской политики в ядерной области. В первые десятилетия холодной войны государственные элиты не исключали опции размещения на территории континента британского или американского ТЯО. Апогеем ядерных амбиций Австралии стали конец 1960-х – начало 1970-х гг.: либеральное правительство Дж. Гортона всерьёз рассматривало возможность обретения ядерного оружия и даже ставило условия США, но пришедший на пост премьера Г. Уитлэм отменил ядерную программу Канберры. Австралия ратифицировала ДНЯО и с тех пор неизменно выступала как один из активных поборников ядерного нераспространения на международной арене. Так, в 2008–2010 гг. под председательством бывших министров иностранных дел Австралии и Японии действовала Международная комиссия по ядерному нераспространению и разоружению (комиссия Эванса-Кавагути).

Даже после объявления о договорённости об АПЛ Австралия отдельно постулировала приверженность ДНЯО и другим основополагающим договорам международного режима ядерного нераспространения. Впрочем, ещё в середине 2010-х гг., когда Китай виделся одним из важнейших партнёров Канберры, в экспертном сообществе регулярно муссировалась идея о возможности обретения ядерного оружия Австралией. Не является Австралия и сторонницей ДЗЯО, как и некоторые другие «средние державы» Азиатско-Тихоокеанского региона, зависящие от американского «ядерного зонтика». Не следует забывать также о том, что Австралийский Союз — мировой лидер по запасам урановых руд и стабильно входит в тройку крупнейших производителей по этому показателю. Кроме того, страна приняла непосредственное участие в разработке передовой технологии лазерного обогащения урана SILEX.

Авторы материалов для Австралийского института стратегической политики [1] допускали, что режим ядерного нераспространения пострадал от «удара», который представляло собой заключение трёхстороннего пакта на указанных условиях. В юридическом плане ДНЯО не запрещает НЯОГ иметь АПЛ (в этом отношении особенно интересна статья III), однако эта особенность договора рассматривается критиками AUKUS как брешь, позволяющая неядерным странам получить доступ к особо чувствительной технологии двойного назначения. Более того, такие государства обретают возможность использовать расщепляющийся материал из реакторов подлодок для постепенной наработки его значимого количества и последующего создания ЯВУ даже с учётом инспектирования запасов ядерного материала со стороны МАГАТЭ. При этом в случае подобного развития событий Австралия (потенциально седьмая страна в эксклюзивном клубе обладателей атомных субмарин) стала бы первой из НЯОГ, воспользовавшихся такой возможностью. С учётом особого значения принципа прецедента в англосаксонской правовой семье, данное событие представляет собой пример и для других стран. По мнению Дж. Эктона, возглавляющего программу ядерной политики в Центре Карнеги за международный мир, в первую очередь беспокойство могли бы вызвать подобные намерения Ирана.

С международно-правовой точки зрения события затрагивают и запущенный в своё время Австралией Договор Раротонга о безъядерной зоне в южной части Тихого океана (символично, что США до сих пор не ратифицировали к нему протоколы). Кроме того, под вопросом находится выполнение Канберрой Дополнительного протокола в текущем виде, при том, что Австралия была первой (!) страной, подписавшей и ратифицировавшей это модельное соглашение с МАГАТЭ на основе INFCIRC/540. Всё туманнее становятся перспективы заключения и многострадального Договора о запрещении производства расщепляющихся материалов, который Австралия традиционно поддерживала.

В то же время в самой Австралии заключение пакта и особенно решение о приобретении технологии строительства АПЛ вызвало протестные настроения в среде экологистов, приведя к очередной волне активизации и без того мощного антиядерного движения страны. Любопытно, что опасения активистов заключаются не только и не столько в вероятности наработки ВОУ для создания ядерного оружия, сколько в возможности создания в стране АЭС. С. Моррисон отдельно вынужден был сконцентрироваться на отсутствии у правительства намерений развивать гражданскую атомную программу. Такие настроения связаны с тяжёлым историческим наследием [2], аварией 2011 г. на АЭС «Фукусима-1», определённой популярностью идей защиты окружающей среды (партия «зелёных» представлена в обеих палатах австралийского парламента).

Международное сообщество: смешанная реакция и настороженность

Селин Пажон:
AUKUS, ИТР и роль Франции: Fluctuat nec Mergitur

Неудивительно, что максимально негативно на создание союза отреагировала Франция: глава МИД Пятой республики Ж.-И. Ле Дриан назвал расторжение контракта 2016 г. по поставке Австралии дизельных подлодок «подрывом доверия» и даже «ударом в спину». Такое развитие событий грозит определёнными разногласиями внутри глобального Запада: страны ЕС и глава Еврокомиссии У. фон дер Ляйен уже выразили солидарность с Парижем в разгоревшемся споре. Не исключено, что в ближайшее время Франция сосредоточится на европейском направлении безопасности с планами по созданию Евроармии, проработкой возможностей внедрения своего ядерного компонента в европейскую оборонную стратегию, а в Старом Свете в целом усилятся позиции «европочвенников» на фоне кризиса атлантизма. Как бы то ни было, несмотря на эмоциональную реакцию Парижа, скорее всего, рано или поздно произойдёт восстановление в прежнем объеме дипломатических связей с Вашингтоном и Канберрой. Кроме того, Франция была первой страной ЕС, выработавшей Индо-Тихоокеанскую стратегию, что неудивительно, учитывая наличие у страны заморских территорий в Океании, и вряд ли Париж откажется от дальнейшего присутствия в этой части мира.

Государства затрагиваемого макрорегиона также не спешат однозначно поддерживать англосаксонскую инициативу. С ожидаемой осторожностью к ней отнеслись страны Юго-Восточной Азии, а наибольшую обеспокоенность из всех государств — членов АСЕАН выразили островные Малайзия и Индонезия. Что примечательно, не поддержала создание трёхстороннего соглашения и Новая Зеландия, гораздо менее решительно настроенная по отношению к Китаю в сравнении со своим более крупным соседом, но заметно более последовательная в своей антиядерной политике. Что примечательно, известную поддержку оказала Франции входящая в «четырёхугольник» Индия: Н. Моди и Э. Макрон обсудили двустороннее сотрудничество в ИТР в самый разгар дипломатических демаршей.

На создание объединения незамедлительно последовала и отрицательная реакция со стороны КНР с учётом имплицитно выраженной антикитайской направленности соглашения (несмотря на заверения Б. Джонсона в том, что блок не является по природе эксклюзивным и не направлен против кого бы то ни было). Одним из поводов для опасений китайской стороны стала возможность нанесения по КНР предупреждающего удара: в 2020–2021 гг. председателю Объединенного комитета начальников штабов США ген. М. Милли пришлось дважды звонить своему китайскому коллеге ген. Ли Цзочэну, чтобы уверить его в отсутствии подобных намерений. Го Сяобин, автор газеты КПК «Global Times», направленной на международную аудиторию, отмечал, что такое развитие событий является вызовом для режима ядерного нераспространения.

Подписание пакта может привести к «эффекту домино» с точки зрения контроля над вооружениями. Высокопоставленный китайский дипломат Ша Цзукан уже поднял вопрос о возможности пересмотра концепции неприменения ядерного оружия первыми: именно такой политики придерживается Пекин с момента своего первого ядерного испытания в 1964 г. Заместитель генсека ООН по вопросам разоружения И. Накамицу выразила надежду, что Китай не будет изменять этим принципам, однако на деле следует понимать, что формирование ядерной доктрины — суверенное дело государства.

Наконец, следует понимать, что и КНР, и его оппоненты в регионе совершенствуют противолодочное оружие, при этом можно предположить, что созыв AUKUS приведёт к дальнейшей интенсификации таких разработок.

Осмысливая новое

Заключение трёхстороннего соглашения, наряду с оживлением деятельности Quad, представляет собой ещё одно ярчайшее свидетельство смещения фокуса Америки с европейской на индо-тихоокеанскую безопасность. Несмотря на то, что союзники явно действуют в духе realpolitik, бросается в глаза ценностно-ориентированный подход — приверженность трёх стран идеалам демократии в западном понимании стала одним из скрепляющих моментов. Симптоматично, что при обосновании инициативы прозвучали характерные ритуальные идеологемы: «свободная и открытая Индо-Пацифика» и «порядок, основанный на правилах».

В целом для создания блока имел большое значение англосаксонский компонент, то есть языковая, культурная близость, исторические традиции тесных двухсторонних отношений внутри треугольника. Попытка Лондона вернуться в регион как нельзя кстати наложилась на очередное закрепление австралийско-американского союза. Всё это привело к тому, что объединяющие факторы перевесили, несмотря на «тиранию расстояний» — географическую отдалённость трёх стран друг от друга. Добавим, что помимо практической значимости, появление AUKUS представляет собой иллюстративный материал для дальнейшей разработки теорий международных отношений вроде интеррегионализма или кроссрегиональных исследований, а также изучения такого явления, как минилатерализм.

1. Как правило, этот аналитический центр занимает достаточно жёсткую, «ястребиную» позицию, постулируя необходимость отстаивания национальных интересов Австралии в том числе за счёт совершенствования ВС.

2. Великобритания проводила ядерные испытания (в том числе атмосферные) на территории Западной и Южной Австралии в 1950-е–1960-е гг. Эта тема является одной из наиболее непростых в двусторонних отношениях бывших метрополии и доминиона, в особенности с учётом продолжающегося влияния последствий взрывов, в том числе на представителей коренного населения.