Щедрый дар с долгосрочными последствиями: как китайские стадионы меняют мировую политику

Автор: Гóрбач Юлия Сергеевна, студентка 3 курса бакалавриата Факультета международных отношений СПбГУ

В современных международных отношениях спорт превратился в эффективный инструмент экономической экспансии и политического влияния. Ярким примером этого феномена служит «стадионная дипломатия» Китая, реализуемая в рамках масштабной инициативы «Пояс и путь». Строительство современных спортивных объектов в странах Африки и Азии, таких как стадион Talanta Sports Complex в Кении, давно перестало быть только актом благотворительности. В условиях глобальной конкуренции за влияние в «странах глобального юга» традиционные инструменты мягкой силы стали катализатором укрепления двусторонних отношений между Китаем и странами-реципиентами. При этом данные проекты создают основу для глубокого проникновения китайского капитала и технологий, закрепляя этот импульс на десятилетия вперед.

Источник: Reuters

Модель «полного цикла»

Китай завершил свой первый проект по строительству стадиона в Африке в 1970 году, открыв стадион «Amaan» на 15 000 мест в Занзибаре, Танзания. Это скромное сооружение ознаменовало начало четырех десятилетий так называемой «стадионной дипломатии» Китая в Африке.

На первый взгляд, масштабные спортивные объекты, возводимые Китаем в странах Африки и Азии, выглядят как акты бескорыстной благотворительности. Современные стадионы, оснащенные по последнему слову техники, становятся новыми архитектурными доминантами столиц развивающихся стран, становятся центрами спортивного и культурного досуга. Однако за фасадом этих впечатляющих сооружений скрывается глубоко продуманная экономическая модель, превращающая «щедрые дары» в эффективный инструмент долгосрочного стратегического влияния. Эта модель, отработанная в рамках глобальной инициативы «Пояс и путь», функционирует по принципу «полного цикла», где каждый этап – от финансирования проектных работ до эксплуатации объекта – приносит многократную выгоду китайской стороне и создает устойчивые, глубокие зависимости у стран-реципиентов.

С 2000 г. Китай построил, реконструировал или финансировал свыше 100 крупных спортивных объектов более чем в 50 странах, преимущественно в Африке и Азии. Среди них – вышеупомянутый стадион «Talanta Sports Complex» в Кении, стадион имени генерала Лансаны Конте в Гвинее и многие другие. Во всех этих и других случаях можно утверждать, что китайский подход к реализации инфраструктурных проектов за рубежом характеризуется исключительно высокой степенью автономности. Его можно разделить на три взаимосвязанных процесса, образующих замкнутый экономический цикл.

Во-первых, финансирование проектов осуществляется почти исключительно через подконтрольные государству финансовые институты, такие как Экспортно-импортный банк Китая и Банк развития Китая. Они предлагают заемные средства под сравнительно низкие, «льготные» проценты, что изначально делает предложение чрезвычайно привлекательным для правительств развивающихся стран, испытывающих дефицит капитала для масштабных строек. Таким образом, национальный футбольный стадион в Гане был построен на кредит Экспортно-импортного банка Китая в 2016 году на сумму 30 млн долларов.

Однако ключевой особенностью является условие «tied aid» (связанной помощи). Такие кредиты жестко привязаны к использованию китайских подрядчиков, технологий, стандартов и материалов. Соответственно, денежные потоки, по сути, не покидают китайскую экономическую экосистему: они переводятся со счета одного государственного учреждения на счета китайских же корпораций. Страна-реципиент формально получает капитал, но не контроль над ним. Она выступает лишь проводником, через которого деньги возвращаются в Китай, оставляя у себя не финансовые ресурсы, а физический актив и, что критически важно, долговое обязательство.

Во-вторых, строительство объектов ведут крупные государственные или тесно связанные с государством корпорации, такие как China Civil Engineering Construction Corp. (CCECC), China State Construction Engineering (CSCEC) или SinoHydro. Практика показывает, что эти компании массово завозят на объекты не только материалы (металлоконструкции, бетон, отделочные материалы, инженерное оборудование), но и значительную часть рабочей силы. Это хорошо отражает строительство штаб-квартиры Африканского союза в Аддис-Абебе, подаренной Китаем, при котором до 90% рабочих были гражданами КНР. При этом на официальном уровне Пекин отвергает обвинения в недоиспользовании местных кадров. Например, посол Китая в Уганде Чжэн Чжуцян в контексте очередной крупной стройки в 2018 году отметил, что китайские предприятия, вовлечённые в инфраструктурные проекты, приняли на работу более 80 тысяч местных сотрудников. По словам дипломата, «среди них есть не только те, кто задействован на строительно-монтажных работах, но и те, кто занимает должности среднего и высшего руководства. Промышленные парки, инвестированные китайскими предпринимателями и предприятиями, также создают десятки тысяч рабочих мест в Уганде и будут стараться нанимать больше местного персонала».

В-третьих, повсеместное внедрение китайских стандартов, технологий и материалов на всех этапах создает долгосрочную технологическую и сервисную зависимость. В дальнейшем любое техническое обслуживание, ремонт или модернизация объекта зачастую требуют оригинальных китайских запчастей и участия китайских специалистов, поскольку местные подрядчики не знакомы с этими стандартами, а документация может быть недоступна.

Ярким примером является Национальный стадион в Сьерра-Леоне, подаренный Китаем в 2014 году. Уже через несколько лет после открытия он начал стремительно приходить в упадок. Это обеспечивало постоянный поток средств на обслуживание обратно в китайскую экономику и создает «естественную» монополию для китайских компаний на протяжении всего жизненного цикла объекта. Прямое указание на использование китайских подрядчиков для обслуживания часто действительно прописывается в первоначальных кредитных или подрядных соглашениях со страной-партнером. Такие пункты, такие как «связывание» (tied aid), обязывают заемщика использовать для любых последующих работ (ремонта, модернизации) либо того же подрядчика, либо другие компании из Китая.

Соответственно, модель «под ключ» обеспечивает не только строительство объекта, но и полный долгосрочный контроль над его эксплуатацией, обеспечивая максимальную выгоду для китайской экономики и формируя «точечные» активы с минимальной передачей знаний и технологий и слабой интеграцией в локальную экономическую и технологическую среду.

Что касается использования заемного финансирования для проектов, зачастую не имеющих прямой коммерческой отдачи, все это будет создавать плодотворную почву для формирования так называемой «долговой ловушки». Престижные стадионы, будучи символами национальной гордости, редко генерируют достаточные доходы от продажи билетов или аренды для обслуживания выданных под них многомиллионных кредитов. А когда страна-заемщик, часто уже обремененная другими долгами, окажется не в состоянии выполнять свои обязательства, Китай получит мощный рычаг влияния. Начнутся сложные и непубличные переговоры о реструктуризации долга. В этих условиях Пекин может потребовать серьезных политических или экономических уступок. Например, потребовать поддержать позицию Китая по таким вопросам, как Тайвань, Синьцзян, Южно-Китайское море в международных организациях, таких как ООН или пересмотр условий долга в обмен на льготный доступ к природным ресурсам (нефть, газ, полезные ископаемые).

Хорошим примером служит ситуация, когда Китай предоставил Камеруну кредит на строительство стадиона в Бафуссаме к Кубку африканских наций-2021. Как и во многих других случаях, проект столкнулся с проблемами, а долговое бремя Камеруна перед Китаем росло. В 2022 г., на фоне растущих долговых трудностей, Камерун внезапно отозвал свое предложение о проведении заседания Совета ООН по правам человека по ситуации в Синьцзяне. Де-факто это было очевидным одобрением позиции Китая и произошло после интенсивных консультаций с китайскими официальными лицами. Хотя уступка касалась не только стадиона, а всего долга, стадион был одним из самых видимых и дорогих проектов, финансируемых Китаем в Камеруне. Его возможный провал из-за недофинансирования или санкций был бы катастрофой для престижа правительства. Это создало мощный дополнительный стимул для уступки.

Следует отметить, что термин «долговая ловушка» является предметом академических и политических дебатов. Некоторые эксперты утверждают, что Китай не столько намеренно создает ловушки, сколько реагирует на неспособность заемщиков управлять своими финансами, и сам страдает от рисков дефолта. Тем не менее, независимо от намерений, результат остается неизменным: долговая зависимость предоставляет Пекину беспрецедентные возможности для продвижения своих стратегических интересов в моменты финансовой уязвимости стран-партнеров.

Спортивные объекты часто становятся узлами в разветвленной сети китайского присутствия. Их сознательно размещают вблизи или в рамках кластера других китайских проектов – автомобильных и железных дорог, логистических терминалов, электростанций, промышленных парков. Например, стадион, построенный рядом с китайской промышленной зоной, обслуживает не только спортивные нужды, но и становится местом проведения корпоративных мероприятий китайских компаний, укрепляя их корпоративную культуру и изолируя их от локальной среды. Это увеличивает общую стратегическую ценность китайских активов в регионе и делает экономические связи страны-реципиента с Китаем все более комплексными и, следовательно, труднозаменимыми.

Крупные строительные контракты, сопряженные с неправомерными выплатами и коррупционными схемами, создают мощные лоббистские группы внутри правящих элит и бизнес-кругов стран-реципиентов. Чиновники, политики и бизнесмены, причастные к заключению и реализации выгодных сделок, становятся проводниками китайских интересов. Они лоббируют новые проекты, обеспечивают политическую поддержку Пекину на международной арене и противодействуют критике китайского присутствия внутри своих стран. Эта «коридорная дипломатия» часто оказывается более эффективной, чем публичные заявления о дружбе.

Мягкая сила и геополитическая конкуренция

Экономическая модель «полного цикла» служит фундаментом для более масштабной цели – переформатирования международно-политического ландшафта в пользу Китая. «Стадионная дипломатия» становится весомым средством в борьбе за влияние, работая одновременно на нескольких уровнях.

Китайский подход создает стратегический контраст с политикой традиционных доноров, предлагая развивающимся странам привлекательную альтернативу. Он позиционирует себя как антипод Запада, предлагая партнерство без «навязанных» политических условий. В то время, как кредиты МВФ в 89% случаев содержат требования политических реформ, китайские соглашения формально следуют принципу невмешательства. Эта политика находит горячий отклик у неоднозначных с точки зрения соблюдения демократических стандартов или находящихся в сложном положении режимов, которые получают доступ к масштабному финансированию без необходимости меняться. Таким образом, Китай не просто строит стадионы, а методично вытесняет из стран Глобального Юга влияние бывших колониальных держав и США, перехватывая инициативу в свои руки.

Иными словами, современные спортивные объекты становятся материальным залогом лояльности. Страна-реципиент, получившая такой «дар» или взявшая под него кредит, оказывается в моральном и политическом долгу. Эта зависимость напрямую конвертируется в поддержку на международной арене. У Пекина появляется мощный рычаг для обеспечения голосов в свою пользу в ООН, ВОЗ и других международных организациях по ключевым для него вопросам: признание принципа «одного Китая» (отказ от отношений с Тайванем), поддержка политики в Синьцзяне, о чем говорит вышеупомянутый камерунский пример, или легитимация действий в Южно-Китайском море. Спортивные объекты становятся материальным обеспечением лояльности. Так, в 2022 году Гвинея, где Китай построил стадион Амуду ($40 млн), тоже поддержала позицию Пекина по вопросу Синьцзяна в Совете ООН по правам человека.

Помимо работы с элитами, Китай ведет тонкую игру за умы и сердца широких масс, создавая привлекательный образ себя как доброжелательной державы-партнера, тем самым распространяя свою мягкую силу.

Для молодого, быстрорастущего населения Африки и Азии величественный стадион, на котором играют их кумиры и проходят грандиозные концерты, – это не абстрактная геополитика, а осязаемый символ развития и современности. Китайский флаг на табличке у входа прочно связывает этот позитивный образ с Пекином. В сознании местного населения формируется нарратив о «Китае-строителе», «Китае-друге», который вкладывается в их будущее, в отличие от западных стран, ассоциирующихся с колониальным прошлым или поучительными нотациями. В странах с китайским инфраструктурным присутствием доля положительного восприятия Китая достигает 63% среди молодежи 18-35 лет. Например, в Эфиопии, построенный стадион Аддис-Абебы (крупнейший проект, строящийся китайскими корпорациями China State Construction Engineering Corporation и China Communications Construction Company), а так же стадион в Барх-Даре (основной этап строительства (2008–2015) связывают с эфиопской компанией MIDROC, китайские подрядчики (в частности, CCECC) активно участвовали в развитии инфраструктуры региона, включая прилегающий индустриальный парк; в 2025 году стадион рассматривается как одна из ключевых площадок для заявки Эфиопии на Кубок африканских наций 2029 года) повлияли на общественное мнение в отношении Китая. Таким образом, 72% респондентов считают Китай положительным примером развития. Одного только стадиона вряд ли было бы достаточно для достижения такого показателя, но, определенно, этот фактор тоже имеет значение.

Проведение престижных международных соревнований, таких как Кубки африканских наций или Панафриканские игры, на аренах, построенных Китаем, – это двойная победа для Пекина. Во-первых, это повышает статус правительства государства, которое может продемонстрировать своим гражданам и миру достижения в развитии. Во-вторых, Китай прочно встраивается в эту историю успеха, представая незаменимым партнером и архитектором национального престижа. Каждая такая победа укрепляет восприятие Китая как силы, несущей прогресс и глобальное признание. Например, Кубок африканских наций 2022 в Камеруне прошел на пяти стадионах, построенных в том числе и Китаем общей стоимостью $380 млн. Это позволило Пекину позиционировать себя как архитектора регионального престижа – официальные благодарности камерунского правительства были распространены через 42 африканских СМИ.

Этот позитивный нарратив активно тиражируется и на уровне высшего политического руководства. Высказывания африканских лидеров, озвученные с высоких трибун, становятся мощным инструментом легитимизации китайского присутствия на континенте.

Яркий пример – строительство танзанийского стадиона «Аруша» китайской компанией China Railway Construction Engineering Group (CRCEG). Ожидается, что этот объект станет центральной ареной Кубка африканских наций (AFCON) 2027 года. Официальный представитель правительства Танзании Ндумбаро Дамас Даниэль прямо связывает этот проект с национальным престижем: «Это важная инфраструктура для Танзании, так как страна готовится принять финал AFCON 2027 года впервые в истории африканского футбола, и это изменит имидж Танзании в Африке».

Китай через такие ключевые инициативы, как «Один пояс, один путь» и деятельность в рамках Форума китайско-африканского сотрудничества (FOCAC), последовательно продвигает идею «Сообщества единой судьбы человечества». Эти проекты отражают общие устремления развивающихся государств к коллективному прогрессу и вносят существенный вклад в укрепление глобальной стабильности и процветания. Создание Китаем инфраструктурных объектов, включая спортивные комплексы, направлено на улучшение качества жизни в странах-реципиентах и стимулирование их экономического и социального развития, что находит широкое признание как на правительственном уровне, так и среди местного населения.

С подачи западных СМИ остается популярным и нарратив о «долговом колониализме»[1], при котором Китай, как некогда колониальные державы, выкачивает ресурсы и навязывает свою волю суверенным государствам. Этот образ серьезно вредит репутации Пекина и его риторике о «взаимовыгодном партнерстве». В то время как скептики (в первую очередь США и страны Европейского союза) критикуют интерес Китая к Африке, ссылаясь на неоколониализм, некоторые африканские лидеры опровергают это утверждение. Президент ЮАР Сирил Рамафоса в рамках Форума сотрудничества Китай-Африка (FOCAC-2024) на пресс-брифинге отвечал на вопросы о негативных нарративах и дезинформационных кампаниях, связанных с китайскими инвестициями и помощью, в том числе и о политике неоколониализма: «Наш опыт показывает, что Китай стремится к развитию взаимовыгодных отношений со странами континента, с которыми он взаимодействует или сотрудничает. <…> А также я не разделяю эту точку зрения и не считаю такие отношения репрессивными, неоколониальными, но их следует рассматривать как взаимовыгодные, основанные на признании, уважении и содействии развитию каждой страны. Китай гораздо больше сосредоточен на развитии стран нашего континента».

Похожим мнением поделился и премьер-министр Сенегала Усман Сонко, находившийся в Китае в связи с летним Давосом 2025 года. В рамках интервью китайской медиагруппе он отметил: «Африка может с уверенностью и твердо заявить следующее: между нами и Китаем нет никакого исторического багажа. Китай никогда не колонизировал Африку, никогда не воевал против Африки и никогда не представлял никакой исторической угрозы для нашего континента. Долгое время отношения между Африкой и Китаем основывались на взаимной выгоде, открытости и добровольном взаимодействии. Китай неоднократно демонстрировал готовность прислушиваться к Африке. Поэтому, на мой взгляд, понятие «неоколониализм» — ложный тезис».

Насколько перспективна «стадионная дипломатия»?

Несмотря на видимую эффективность, китайская стратегия сталкивается с растущими вызовами. Ее долгосрочный успех будет зависеть от способности Пекина адаптироваться к меняющейся международной обстановке и минимизировать внутренние противоречия самой модели.

Стратегия демонстрирует впечатляющие кратко- и среднесрочные результаты. Китаю удалось в исторически сжатые сроки создать беспрецедентную сеть глобального присутствия, вытеснив традиционных игроков. Модель «полного цикла» гарантирует, что даже «подарки» работают на китайскую экономику, а долговая зависимость обеспечивает лояльность элит. Это позволило Пекину стать незаменимым инфраструктурным партнером для большей части развивающегося мира.

Несмотря на впечатляющие кратко- и среднесрочные результаты, долгосрочная устойчивость «стадионной дипломатии» сталкивается с растущими вызовами как извне, так и изнутри. Ее будущий успех будет зависеть от способности Пекина адаптироваться к меняющейся международной обстановке и минимизировать системные противоречия самой модели. Накопление странами-реципиентами неподъемных долгов создает финансовые риски и для самого Китая. Списание долгов или их реструктуризация под политическим давлением может превратить «ловушку» в финансовые потери для китайских банков.

Более того, успехи Китая не остались незамеченными иными игроками. Традиционные доноры и геополитические конкуренты, прежде всего США и Европейский союз, переходят от критики к активному противодействию. Они предлагают альтернативные модели финансирования, которые делают акцент на прозрачности, экологических стандартах и поддержке местного бизнеса.

Инициатива «Построим лучший мир» (Build Back Better World, B3W) от G7 и «Глобальные ворота» ЕС (Global Gateway) напрямую нацелены на то, чтобы предложить развивающимся странам кредиты без риска «долговых ловушек». Хотя их объемы пока уступают китайским, они создают для стран-реципиентов пространство для маневра и возможность добиваться более выгодных условий, лишая Китай монопольной позиции. В ряде стран, таких как Замбия и Сьерра-Леоне, приход к власти новых правительств привел к публичным расследованиям китайских долговых соглашений и отмене наиболее спорных проектов. Это показывает, что «ловушка» не всегда срабатывает, и может приводить к резкой смене курса и репутационным издержкам для Китая. Эта модель демонстрирует системные изъяны, которые создают риски не только для реципиентов, но и для самого Пекина.

Также многие спортивные объекты, построенные в странах с низкими доходами, не могут генерировать достаточную выручку для обслуживания своих долгов. Они рискуют превратиться в «белых слонов» – дорогих в содержании активов, не приносящих экономической отдачи. В этом случае бремя обслуживания долга ложится на государственный бюджет страны-заемщика, увеличивая риск дефолта. А накопление неподъемных долгов ведет к волне реструктуризаций. Пекин все чаще вынужден идти на списание или пролонгацию долгов под политическим давлением, чтобы избежать полного коллапса заемщиков. Это превращает «долговую ловушку» в прямые финансовые потери для китайских государственных банков и налогоплательщиков.

Практика завоза собственной рабочей силы и материалов, минимизирующая интеграцию в локальную экономику, становится главным объектом критики. В долгосрочной перспективе это подрывает саму цель «мягкой силы», порождая негодование и социальную напряженность на местах, когда местное население не чувствует экономических выгод от масштабного строительства.

***

Китайская «стадионная дипломатия» представляет собой продуманную многоуровневую стратегию, где экономические механизмы служат фундаментом для геополитических задач. Она является важным, но лишь одним из элементов более широкой и комплексной стратегии по созданию прокитайской экосистемы в стране-реципиенте. Модель «полного цикла» – от связанного финансирования до создания долгосрочной технологической зависимости – обеспечивает Китаю не просто присутствие, а структурное влияние в странах-реципиентах, эффективно бросив вызов традиционным западным донорам. Однако долгосрочная устойчивость этой модели остается под вопросом: рост антикитайских настроений[2], риторика о «долговом колониализме» и финансовые риски самих кредиторов создают серьезные вызовы. Будущее этой стратегии покажет, сможет ли Китай превратить свое инвестиционное присутствие в устойчивое и легитимное лидерство, адаптировавшись к растущему сопротивлению и смягчив восприятие своей стратегии как исключительно односторонней.

[1]Хохлова П.А. Внешнеэкономические связи Китая с Глобальным Югом: неоколониализм или «всем по справедливости»? // Восточная Азия: факты и аналитика. 2025. Т. 7, № 2. С. 46-59.

[2]Хижняк М.В. Информационное наступление Китая в Африке // Управленческое консультирование. 2018. № 3. С. 166-171.