Эскалационные сценарии России и Запада

Размышления о статье Ивана Тимофеева «Россия — Запад: сценарий войны и новая логика конфронтации».

Интересная статья Ивана Тимофеева побудила меня на психологическое наблюдение. Независимо от того, чем завершится нынешний кризис в Сирии, и российскому, и зарубежному экспертному сообществу трудно принять мысль о том, что войны между великими державами постепенно возвращаются. Наше сознание, привыкшее к «долгому миру», с трудом мирится с этим фактом и потому рисует только два сценария происходящего. Первый: разрешение дипломатического кризиса и возвращение сторон к диалогу в духе разрядки 1970-х годов. Второй: обязательный выход конфликта на уровень ядерной эскалации. Между тем, в мире до конца Второй мировой войны (то есть большую часть истории человечества) ограниченные войны между великими державами были нормой. Вполне возможно, что международные отношения просто возвращаются не в мир холодной войны, а в более ранний период.

rusdialog.ru

«Мы просто верим»

В свое время советский писатель Юрий Бондарев высказал интересное наблюдение: «У нас выросло целое поколение, уверенное в том, что Вторая мировая — это последняя большая война в истории человечества. Но на чем, собственно, основана эта вера?» Если вдуматься, то исключительно на эмоциях, что «так быть не должно». Аналогичным предметом веры выступает и наше восприятие современного мира, как какого-то особенного, отличающегося от прошлых времен. Но если подвергнуть сомнению эти психологические постулаты, то вся конструкция о «невозможности войн» сразу рухнет.

Прежде все, удивляет преобладающее в экспертном сообществе ощущение, что современный мировой порядок – «норма на все времена». До нас в истории существовали Вестфальский (1648–1815), Венский (1815–1918) и Версальско-Вашингтонский (1919–1945) порядки. Все они возникли в результате тотальных войн и рухнули также в результате тотальных войн. Почему наш, Ялтинско-Потсдамский порядок, созданный по итогам Второй мировой войны, должен быть исключением, а не повторить их судьбу? Вполне возможно, что он — далеко не последняя модификация Вестфальской системы национальных государств.

На этом фоне можно по-иному взглянуть на пресловутый тезис о «нарушении международного права». Для юристов оно в самом деле невероятно. Но у людей с историческим образованием «нарушение права» вызывает скепсис. Каждый из предыдущих порядков имел свои нормативно-правовые системы, которые казались людям их времени почти незыблемыми. И все они однажды рухнули. Наша уверенность, что нормативно-правовая основа Ялтинско-Потсдамского мира останется вечной — это просто эмоциональное пожелание, и не более того. Будущий мировой порядок вполне может базироваться на ином соотношении сил между великими державами и на иных морально-правовых нормах.

Привычный нам «долгий мир» между великими державами — также не новое слово в истории. «Долгий мир» был уже как минимум дважды: 1) от Венского конгресса (1815) до начала Крымской войны (1853) и 2) от Берлинского конгресса (1878) до «выстрела в Сараево» (1914). Да и в промежутке между ними войны вроде Крымской (1853–1856), Австро-прусской (1866) и Франко-прусской (1870) были вполне ограниченными по масштабам и театру военных действий (ТВД). В периоды «долгого мира» великие державы выносили противоречия на периферию (Центральная и Восточная Азия, Балканы), где вели между собой «гибридные войны», прячась за спины третьих региональных сил. Да и первые 15 лет недолгого Версальско-Вашингтонского порядка — от окончания Советско-польской войны (1920) до начала войны в Испании (1936) — также прошли без войн между великими державами. Вполне возможно, что наш «долгий мир» после 1945 г. не вечное состояние, а просто стоит в одном ряду с ними.

Но, может быть, наш мировой порядок отличается от предыдущих наличием ядерного оружия (ЯО)? Увы. В рамках Версальско-Вашингтонского порядка у всех великих держав было в руках могучее оружие массового поражения (ОМП) — химическое. Оружие, кстати, было не менее грозным, чем ядерное (жертвами атомной бомбардировки Хиросимы и Нагасаки стали 80–120 тыс., а от итальянских химических атак в Эфиопии — около 275 тыс. человек). Страхом наших бабушек и дедушек были химические удары — вспомним массовые учения ОСОВИАХИМа 1920-х годов с прятаньем в подземных бункерах и лекциях, как вести себя при химическом нападении. В 1930-х годах в Европе были широко распространены идеи, что новая война невозможна, ибо она будет химической и приведет ко всеобщей гибели. И это никак не помешало началу Второй мировой войны, в ходе которой химическое оружие не применялось по умолчанию. Кто поручится, что в будущей войне та же участь не постигнет ЯО?

«Но ведь ЯО нельзя применить даже ограниченно!» — возражают скептики. «А, почему, собственно, нельзя?» — спросим мы в ответ. Опыт Хиросимы и Нагасаки, учений в Неваде и на Тоцком полигоне, катастрофы на Чернобыльской АЭС доказывают нам, что ограниченное применение ЯО возможно. Устойчивый стереотип сознания предполагает, что любой государство обязательно использует ЯО под угрозой полного военного разгрома. Но Франция в 1940-м и Германия в 1945-м капитулировали, так и не воспользовавшись своими крупными арсеналами химического оружия. Великобритания и СССР в критические для себя дни осени 1940-го и осени 1941 гг. также не применили химическое оружие. Иногда политические режимы предпочитают капитулировать или воевать, не применяя имеющееся у них ОМП.

«Нажать на кнопку» или... Халхин-Гол?

Интересно и преобладающее в экспертном сообществе отношение к войне между великими державами как к неизбежной эскалации до уровня ядерного конфликта. Это — наследие холодное войны с ее жестким разделением мира на два военно-политических блока и две связанными с ними системы. Но если вспомнить не столь давнюю историю, то она дает нам другие примеры.

1. Русско-японская война 1904–05 годов. Россия и Япония вели его на заранее ограниченном ТВД — в Маньчжурии и Южной Корее. (То есть формально на территории третьей страны — Китая). Военные действия практически не затронули основную территорию России и Японии: обе страны практически продолжали жизнь в режиме мирного времени. Однако поражения русского флота вызывали в стране острый политический кризис, который привел к революции 1905–1907 гг. и трансформации политической системы.

2. Война в Испании 1936–1939 гг. По просьбе мятежного генерала Ф. Франко в Испанию были направлены немецкий авиационный легион «Кондор» (более 100 боевых самолетов) и итальянский пехотный Корпус добровольческих сил. Всего за годы войны через Испанию прошли 50 тыс. немецких и 250 тыс. итальянских военнослужащих. В свою очередь Политбюро ЦК ВКП(б) решило 29 сентября 1936 г. оказать помощь Испанской республике оружием и добровольцами. Советские военные специалисты (прежде всего летчики) вели бои с итальянцами и немцами на испанской территории до 1939 года. (Достаточно отметить, что советская авиация нанесла серьезные повреждения немецкому «карманному линкору» «Деитчланд» 29 мая 1937 г.). При этом СССР сохранял дипломатические отношения и с Германией, и с Италией.

3. Война Китае 1937–38 гг. В ответ на японское вторжение в Китай, начавшееся 7 июля 1937 г., СССР стал оказывать Китаю поддержку. В сентябре 1937 г. в Москве начались переговоры с делегацией Гоминьдана о военных поставках. В Китай стала поступать первая помощь: танки, самолеты, артиллерия, снаряжение. Поставки осуществлялись в счет трех кредитов на общую сумму 250 млн долл. В Китай были направлены большие группы военных специалистов и советников, которые непосредственно участвовали в боевых действиях его армии. В 1939 г. там находилось 3,5 тыс. советских военнослужащих, в том числе летчиков и артиллеристов. Советская помощь позволила снизить темпы японского наступления, но Москва и Токио сохраняли дипломатические отношения.

4. Конфликт на Халхин-Голе между СССР и Японией в мае–августе 1939 г. Конфликт начался с того, что 11 мая 1939 г. отряд японской и баргутской кавалерии (300 человек) продвинулся на 15 км вглубь территории МНР и атаковал монгольскую пограничную заставу, но затем был оттеснен на исходные рубежи. После серии столкновений 28 мая 1939 г. Япония, сосредоточив 23-й пехотную дивизию Квантунской армии, перешла в наступление. Советско-монгольские войска отступили и выстроили оборону по западному берегу реки Халхин-Гол. Стороны при этом вели воздушные бои. С этой целью в район конфликта была переброшена группа советских летчиков во главе с заместителем начальника ВВС РККА Я. Смушкевичем. После серии позиционных боев 20–31 августа 1939 г. Первая армия группа Красной армии под командованием комдива Г.К. Жукова перешла в контрнаступление, разгромив 6-ю японскую армию. СССР и Япония сохраняли при этом дипломатические отношения и не ставили вопрос об их разрыве.

Напомню, что в то время и СССР, и Германия, и Япония обладали колоссальными запасами химического оружия, но конфликты не привели к «химической эскалации». И такая ситуация вполне возможна в ядерный век. Мы часто забываем о том, что применение ЯО не ситуация военная, а ситуация политическая. Для его применения необходима санкция высшего политического руководства страны. Маловероятно, что такая санкция будет дана в ходе ограниченной войны на территории третьего государства.

Стоит ли удивляться?

В статье Ивана Тимофеева меня особенно заинтересовал это момент: «Голоса прагматиков тонут в растущем потоке популизма. Островки диалога по общим проблемам стремительно сужаются или вовсе исчезают. Истерия в СМИ, враждебность и вульгарность риторики существенно превзошли уровни холодной войны. Мы вступили в новую и гораздо более опасную стадию конфликта. Стадию, которой не было ещё несколько недель назад».

Но ведь перед нами — нормальное описание Версальско-Вашингтонского порядка! В то время все тенденции, отмеченные И. Тимофеевым, были не аномалией, а нормой жизни и межгосударственного взаимодействия. Почему мы считаем, что современные международные отношения должны напоминать именно холодную войну, а не более раннюю межвоенную эпоху? Что если, мы просто возвращаемся не в холодную войну, а в более ранний мир, каким он был до 1945 года? Стабильность второй половины XX в. вполне могла закончиться так же, как закончился «долгий мир» 1879–1914 годов.

Напрашивается вопрос: а было ли именно ядерное оружие причиной долгого мира между великими державами? Ведь в сущности мы ни разу не видели его действия как боевого оружия. Все концепции «ядерного сдерживания» были пока не более, чем «игрой ума»: размышлениями на уровне «а что будет если...» Гораздо большее значение играли, видимо, другие причины.

Первая — отсутствие у руководства СССР и США политических мотивов для начала большой войны. Ее результатом стал бы крах всей системы модели ООН, в которой обе страны занимали привилегированное место. Политическим приобретением стал бы в лучшем случае захват ограниченной территории, на восстановление которой требовались бы колоссальные средства.

Вторая — дефицит технических возможностей для ведения прямой войны. Сам по себе обмен стратегическими ядерными ударами не давал политической победы. Для нее необходима оккупация противника, то есть переброска крупных многомиллионных армий в другое полушарие Земли и поддержание их действий. Задача, не решенная до настоящего времени технически.

Третья — отсутствие у сверхдержав механизмов эскалации. Зададим простой вопрос: как, собственно, могла начаться Третья мировая война? Из-за Израиля или Мозамбика ни советские, ни американские лидеры идти на глобальную войну не собирались. Единственным «спусковым крючком» могло стать столкновение ГДР и ФРГ, но его вероятность после 1961 г. была почти равна нулю.

Теперь ситуация стала иной. США и их союзников явно не устраивает система ООН в ее прежнем качестве. Подросли технические средства для ведения региональных войн — от создания сил быстрого реагирования до комплексов ПВО и тактической ПРО. Между Россией и США появились и спорные пространства, где такая война может начаться. Технически и политически наземная война между Россией и США стала более вероятной, чем в 1960-х годах. Значит, она может стать крупным искушением для политиков.

REUTERS