Год наступившей многополярности

США, боровшиеся за гегемонию все время после окончания холодной войны и стремившиеся всячески ослаблять Россию и Китай с тех пор, как эти страны заявили об отказе эту американскую гегемонию принимать, впервые официально заявили о том, что отныне на глобальную гегемонию не претендуют и что не рассматривают РФ и КНР в качестве естественных противников, само существование которых в качестве великих держав для Америки неприемлемо. Этот революционный поворот был провозглашен в опубликованной недавно Стратегии нацбезопасности второй администрации Дональда Трампа.

Переход США от позиционирования себя как глобального гегемона к положению великой державы в многополярном мире, пускай и самой сильной, начался гораздо раньше — еще с начала администрации Барака Обамы. С тех пор он развивался зигзагообразно, с временными откатами назад (особенно при Джо Байдене). И вот, при «втором» Трампе он обрел доктринальное оформление.

То, что в уходящем году внешняя политика США совершит поворот, стало понятно уже в начале года.

Администрация Трампа сразу дала понять, что считает политику Байдена, которая была нацелена на нанесение России стратегического поражения посредством войны на Украине, провальной и отвлекающей их от гораздо более стратегически важных для Америки приоритетов.

О противниках и союзниках

США, боровшиеся за гегемонию все время после окончания холодной войны и стремившиеся всячески ослаблять Россию и Китай с тех пор, как эти страны заявили об отказе эту американскую гегемонию принимать, впервые официально заявили о том, что отныне на глобальную гегемонию не претендуют и что не рассматривают РФ и КНР в качестве естественных противников, само существование которых в качестве великих держав для Америки неприемлемо. Этот революционный поворот был провозглашен в опубликованной недавно Стратегии нацбезопасности второй администрации Дональда Трампа.

Переход США от позиционирования себя как глобального гегемона к положению великой державы в многополярном мире, пускай и самой сильной, начался гораздо раньше — еще с начала администрации Барака Обамы. С тех пор он развивался зигзагообразно, с временными откатами назад (особенно при Джо Байдене). И вот, при «втором» Трампе он обрел доктринальное оформление.

То, что в уходящем году внешняя политика США совершит поворот, стало понятно уже в начале года.

Администрация Трампа сразу дала понять, что считает политику Байдена, которая была нацелена на нанесение России стратегического поражения посредством войны на Украине, провальной и отвлекающей их от гораздо более стратегически важных для Америки приоритетов.

Ярким символом этого разворота стало публичное унижение Владимира Зеленского в Белом доме и изгнание его оттуда в феврале, за которым последовали временное прекращение передачи Украине американских разведданных (без которых ВСУ слепы) и отказ от предоставления ей бесплатной военной помощи США, переход к продажам вооружений для Киева европейцам. Вместо ненужной и вредной, с ее точки зрения, конфронтации администрация Трампа хотела бы выстроить с Россией выгодное для нее экономическое сотрудничество (по редкоземельным металлам, Арктике и так далее), а в идеале — добиться ослабления ее партнерства с КНР.

Администрация Трампа также ясно показала, что не будет придерживаться в украинском конфликте европейского подхода и учитывать интересы ЕС. Возник трансатлантический раскол: США и их европейские союзники разошлись в оценке того, что европейцы называют главной угрозой своей безопасности со времен холодной войны, и в том, что делать в отношении наиболее масштабного военного конфликта в Европе со Второй мировой войны. Более того, США в принципе видят нынешние элиты европейских стран не ценными союзниками, а политико-идеологическими противниками (и союзниками оппонентов Дональда Трампа в США), а саму Европу под их руководством — экономическим конкурентом и нахлебником, источником для вытягивания жизненных сил и решения за счет нее собственных задач по реиндустриализации.

Продолжавшаяся с 1940-х годов эпоха атлантизма во внешней политике США, то есть рассмотрения Европы, отношений с европейскими союзниками в рамках НАТО и борьбы с Россией в Европе как высшего или одного из высших приоритетов внешней политики, подошла к концу. Отныне главные приоритеты Вашингтона вне Европы, и уже это позволяет США не воспринимать Россию как естественного противника. Именно атлантизм был одной из первооснов российско-американской враждебности на протяжении десятилетий, и с его смертью или, по крайней мере, ослаблением отношений РФ и США получают шанс.

Торговля и торг

Одновременно в уходящем году США нанесли мощный удар по тому, что ранее именовалось «либеральным миропорядком, основанным на правилах», и демонтировали часть государственных институтов, ориентированных на поддержание этого порядка и на позиционирование США как благожелательного гегемона: агентство США по международному развитию (USAID), радиостанцию «Голос Америки» (признана в РФ иноагентом). Они развязали глобальную торговую войну, в том числе против своих же военно-политических союзников, фактически уничтожили лежащий в основе ВТО принцип наибольшего благоприятствования в торговле и стали навязывать всем остальным откровенно несправедливые дискриминационные торговые сделки.

И тут тоже ярко проявилось наступление многополярности: навязать унизительные неравноправные сделки Вашингтону удалось только своим сателлитам, в то время как многие не зависящие от США страны «мирового большинства» этому успешно сопротивлялись.

Более того, попытки США давить на не зависящие от них в сфере безопасности страны дали обратный эффект. Высокие пошлины против Индии, введенные с целью принудить ее сократить импорт российской нефти, подтолкнули Нью-Дели не только к дальнейшему наращиванию сотрудничества с Москвой (визит Владимира Путина в Индию в декабре — яркое подтверждение), но и к сближению с главным геополитическим соперником США — Китаем: Нарендра Моди совершил первый визит в КНР (на саммит ШОС в Тяньцзине) за несколько лет, и китайско-индийское сотрудничество заметно интенсифицировалось. В отношениях же Индии и США возник самый глубокий кризис как минимум за все время после холодной войны. Стало очевидно, что американское давление и шантаж работают только в отношении сателлитов, а уважающие себя суверенные великие державы в результате такого давления лишь отдаляются от США и сближаются друг с другом.

Еще одно подтверждение этому — БРИКС. Критика и угрозы со стороны Дональда Трампа не только не ослабили объединение, но за 2025 год оно стало сильнее, еще более привлекательным в отношении стран «мирового большинства» и еще более сплоченным. Десятым полноценным членом БРИКС стала крупнейшая по численности населения мусульманская страна мира и лидер АСЕАН Индонезия, бразильское председательство провело два саммита (второй внеочередной — по торговым войнам Дональда Трампа), были приняты жесткие заявления по ударам США и Израиля по Ирану, а также по войне Израиля в Газе.

Наконец, самой яркой иллюстрацией того, что мир уже многополярный, а США более не гегемон, стал провал их попытки навязать дискриминационную торговую сделку Китаю. Рассчитывая, что большой торговый профицит в торговле с США принесет КНР большие издержки в торговой войне и заставит его первым пойти на уступки, Вашингтон ввел против Пекина запретительные торговые пошлины. Но получилось с точностью до наоборот. Китай не только не пошел на уступки и ввел в отношении США симметричные встречные пошлины, но и задействовал свою козырную карту: почти монопольное положение на рынке редкоземельных металлов. Крыть ее оказалось нечем, и администрация Трампа была вынуждена сдавать назад.

Достигнутое на данный момент торговое перемирие возвращает США и Китай в ситуацию до торговой войны этого года, что является полным провалом попытки Вашингтона «прогнуть» Пекин и победой последнего.

И теперь администрация Трампа готовится к равноправной торговой сделке, а в преддверии соответствующих переговоров даже меняет некоторые из технологических ограничений против КНР, вводившихся администрацией Байдена (например, поставки сверхсовременных чипов Nvidia).

Одновременно США, судя по всему, осознали ограниченность своих не только экономических, но и военных возможностей относительно КНР, связанную прежде всего с колоссальным превосходством Китая в части объемов и темпов промышленного и, как следствие, военно-промышленного производства. Хотя количественно и качественно конвенциональная и ядерная мощь США еще сильнее китайской, Пекин стремительно сокращает свое отставание, а гигантский разрыв в объемах и скорости производства позволит ему быстро возмещать потери в вооружениях и в военной технике в случае конфликта, чего нельзя сказать о США. Поэтому многие американские и китайские эксперты утверждают, что уже сейчас в случае прямой неядерной войны США и Китая у берегов последнего Пекин, скорее всего, одержит в ней победу.

Именно эти соображения ограниченности ресурсов и неготовности США к экономическому и военному столкновению с Китаем, как представляется, и убедили администрацию Трампа не класть в основу своей внешнеполитической стратегии стратегическое соперничество с Китаем, по крайней мере официально, и в целом заметно смягчить и риторику, и отчасти политику в отношении КНР. К большому удивлению большинства американских же наблюдателей, которые ожидали от нынешней администрации наращивания соперничества с Китаем и стремления сконцентрировать для этого американские силы и средства из других регионов, включая Европу. В итоге же опыт 2025 года убедил администрацию Трампа отказаться не только от позиционирования США как глобального гегемона или претендента на глобальную гегемонию, но и от того, что лежало в основе первой трамповской Стратегии национальной безопасности — установки на соперничество великих держав — и прежде всего с Китаем и Россией.

Региональный гегемон

Вместо этого США стали позиционировать себя как регионального гегемона в Западном полушарии, и здесь их гегемонистская политика качественно усилилась — события вокруг Венесуэлы тому пример. В глобальном же отношении США стали позиционировать себя как великую державу, приверженную предотвращению чужой гегемонии в Азии, в Европе и на Ближнем Востоке, но не обязательно за счет собственной гегемонии в этих регионах. Впервые за много десятилетий ими допускается баланс сил.

Разумеется, этот поворот ни в коем случае не означает, что США выходят из борьбы за глобальную гегемонию навсегда. Скорее, они берут вынужденную паузу и при этом, перефразируя канцлера Александра Горчакова, Америка сосредотачивается.

Высшими приоритетами объявлено как раз то, что призвано сделать США снова готовыми к жестким столкновениям с другими великими державами, включая Китай: восстановление промышленного потенциала, наращивание ВПК, модернизация ядерного арсенала, обеспечение научно-технологического прорыва, в том числе отрыва от других в области искусственного интеллекта. Задача отношений с союзниками отныне — не поддерживать «либеральный мировой порядок», а помогать США реализовывать именно эти новые приоритеты, и те союзники, что будут более способны это делать (Япония и Южная Корея, Саудовская Аравия), будут более ценными. Насколько США будут способны данные приоритеты реализовать, покажет время.

Необходимо также понимать, что те изменения во внешней политике США, что продвигает сейчас администрация Трампа, не являются там предметом консенсуса. Превалирующие в Сенате республиканцы «старой гвардии» и демократы хотели бы, чтобы США по-прежнему боролись за глобальную гегемонию, активно боролись с Китаем и стремились нанести стратегическое поражение России. В случае победы демократов на промежуточных выборах в Конгресс в 2026 году свобода рук действующей администрации сильно уменьшится, а в случае победы демократов на президентских выборах 2028 года возможны рецидивы прежней политики.

Но одно можно сказать точно: мир настолько быстро меняется в сторону многополярности, а Трамп настолько сильно меняет саму Америку, что вернуться к ситуации до Трампа будет невозможно.

И это позволяет смотреть на будущее российско-американских отношений с осторожным оптимизмом.

США, не претендующие на глобальную гегемонию и не рассматривающие мир сквозь атлантическую призму, не являются естественным противником России. Выбивается важнейшая причина системной враждебности Москвы и Вашингтона, их неспособности выстроить устойчивые, неконфронтационные отношения после холодной войны.

Как великие державы в многополярном мире, поддерживающие баланс сил в Европе и Азии и не преследующие при этом цель непременно выстроить там свою собственную гегемонию и, как следствие, ослабить там позиции друг друга, Россия и США выступают конкурентами и партнерами одновременно и получают шанс на нормальные, неконфронтационные отношения впервые за сто с лишним лет.