Регион: Европа
Дэвид Маккроун

Почетный профессор социологии Эдинбургского университета

Краткая версия

Страсти вокруг референдума о независимости Шотландии, состоявшегося 18 сентября 2014 г., уже улеглись, и появилась возможность трезво оценить его итоги. 45% шотландцев проголосовали за независимость, и если учесть, что в референдуме приняли участие 85% избирателей, это выдающееся достижение, даже несмотря на то, что явное большинство (55%) высказалось против. Еще год назад число сторонников независимости едва превышало треть населения Шотландии.

Полная версия

Страсти вокруг референдума о независимости Шотландии, состоявшегося 18 сентября 2014 г., уже улеглись, и появилась возможность трезво оценить его итоги. 45% шотландцев проголосовали за независимость, и если учесть, что в референдуме приняли участие 85% избирателей, это выдающееся достижение, даже несмотря на то, что явное большинство (55%) высказалось против. Еще год назад число сторонников независимости едва превышало треть населения Шотландии.

Чем же объясняется такой результат и к чему он может привести? Прежде всего, необходимо принять во внимание исторический аспект. Более 700 лет Шотландия была независимым государством – вплоть до 1707 г., когда она вступила в союзные отношения с Англией. В Шотландии сохранились многие независимые институты: собственная правовая система, религия, система образования, гражданское общество. Союз с Англией был «браком по расчету», а не результатом завоевания, подавления или присоединения. Шотландцами называли тех, кто проживал на территории Шотландии, – это понятие не обозначало «этническую» или расовую принадлежность.

К концу ХХ века стало ясно, что условия «брачного контракта» нуждаются в серьезном пересмотре, – по сути, Шотландией управляли из Вестминстера люди, которых она не избирала.




Примерно треть шотландцев высказывалась в пользу независимости, 30% выступали за расширение полномочий парламента на сферы налогообложения и социального обеспечения, т.е. за максимальную деволюцию без выхода из состава Соединенного Королевства, четверть – за сохранение статус-кво и менее 10% – за полное подчинение центральному правительству.

К концу ХХ века стало ясно, что условия «брачного контракта» нуждаются в серьезном пересмотре, – по сути, Шотландией управляли из Вестминстера люди, которых она не избирала. Причина этого кроется в том, что население Англии в десять раз больше населения Шотландии. В 1999 г. в Шотландии был созван автономный парламент, в ведение которого были переданы внутренние дела, в том числе вопросы обеспечения правопорядка, образования и здравоохранения. В течение последующего десятилетия стало очевидно, что шотландцы заинтересованы в расширении полномочий своего парламента. В 2007 г. в автономное правительство вошли члены Шотландской национальной партии (ШНП), которую по западноевропейским меркам можно отнести к левоцентристским, в 2011 г. они были переизбраны. ШНП согласовала с правительством Соединенного Королевства в Лондоне, формально ответственным за конституционные вопросы, условия проведения референдума, в рамках которого голосующим предлагались простой вопрос: «Должна ли Шотландия стать независимой страной?» и два варианта ответа – «да» и «нет».

Проблема заключалась в том, что общественное мнение в Шотландии разделилось не только на сторонников и противников независимости. Как показали опросы, проведенные в предыдущие годы, примерно треть шотландцев высказывалась в пользу независимости, 30% выступали за расширение полномочий парламента на сферы налогообложения и социального обеспечения, т.е. за максимальную деволюцию без выхода из состава Соединенного Королевства, четверть – за сохранение статус-кво и менее 10% – за полное подчинение центральному правительству. Таким образом, труднее всего было принять решение сторонникам максимальной деволюции, чьи взгляды не укладывались в ответы «да»/«нет» и не нашли отражения в бюллетенях для голосования.

Кампания продолжалась почти два года. Движение в пользу независимости, опиравшееся на поддержку ШНП и Шотландской партии зеленых, было более активным, позитивным и обращенным к народу. Агитацию против отделения вели самозваные «унионистские» партии, лейбористы, консерваторы и либерал-демократы (представители последних двух партий входили в состав центрального коалиционного правительства). Кампания против отделения, которую окрестили «операцией по запугиванию», проходила под лозунгом «Вместе лучше» и акцентировала внимание на экономических и политических рисках выхода Шотландии из Союза. В начале сентября по итогам одного из опросов появились прогнозы относительно победы на референдуме сторонников независимости с небольшим перевесом, что заставило противников отделения вместе с правительством Королевства усилить контрагитацию. В конечном счете противники отделения победили с бóльшим перевесом, чем можно было ожидать по итогам большинства опросов, и это говорит о том, что данное унионистами в последний момент обещание расширить полномочия шотландского парламента в случае сохранения Союза возымело желаемое действие.

Движение за независимость Шотландии привело к тому, что у населения появились серьезные вопросы к правительству Соединенного Королевства по поводу того, как британский парламент решает «чисто английские» вопросы, реагирует на требования северной части Англии об автономии и оппозицию централизованной экономической и политической власти в Лондоне.

Пример Шотландии, одной из старейших европейских наций, появление которой относится, по крайней мере, к первому тысячелетию, отражает стремление к взаимозависимости, характерное для эпохи XXI века.

Случай Шотландии не уникален. В Западной Европе много территорий, население которых считает себя отдельной нацией: например, Каталония, где в ноябре 2014 года планируется провести референдум вопреки желанию центрального правительства в Мадриде; проживающие на севере Испании баски с сильно развитым чувством национального самосознания; фламандцы в Бельгии. Требования большей политической автономии и даже независимости диктуются желанием укрепить демократию и получить контроль над процессом принятия решений, а не регрессивными «национальными» соображениями. В любом случае эти требования выдвигают мирные социально-политические движения, которые не приветствуют регресс, расовые предрассудки и тем более враждебность по отношению к «чужим». Конечно, существуют и политические партии правого толка, которые исповедуют именно такую идеологию, но в своей массе они не поддерживают то, что рассматривают как политическую «сецессию». В поддержку расширения автономии и независимости высказываются как раз левоцентристские партии, которые заботятся о самоопределении своего народа и социальной справедливости.

В современном мире наблюдается кризис так называемых национальных государств, в состав которых входят народы, обладающие сильным национальным самосознанием («нации») и требующие от существующих государств расширения своих прав на самоопределение вплоть до создания отдельного государства. Вместе с тем есть понимание того, что в нашем мире все взаимосвязано и что подобные требования продиктованы желанием установить самоуправление, а не сформировать автаркию или «государство-крепость». Пример Шотландии, одной из старейших европейских наций, появление которой относится, по крайней мере, к первому тысячелетию, отражает стремление к взаимозависимости, характерное для эпохи XXI века.