Сергей Маркедонов

К.и.н., ведущий научный сотрудник МГИМО МИД России, главный редактор журнала «Международная аналитика»

Краткая версия

«Бархатная революция» в Армении стала серьезной заявкой на перемены в стране. На первый взгляд, приход к власти лидеров вчерашних уличных протестов говорит о стремительных переменах. Но если абстрагироваться от внешних эффектов, то взрывной революционный характер преобразований становится менее очевидным.

Говорить о смене власти в Армении преждевременно. Сейчас мы наблюдаем скорее сложный процесс транзита, а не единовременную акцию. Во время переходного периода будет протестирована модель парламентской республики в реальном режиме, а также опыт сосуществования новой власти с новой оппозицией, которая совсем недавно сама была властью. Сегодня практически невозможно предсказать, станут ли перемены системными, нацеленными на качественное изменение процесса выработки и принятия решений, или остановятся на персональных переменах в высших и средних эшелонах власти. Новый премьер-министр Н. Пашинян говорит о непримиримой борьбе с коррупцией и прежней властью, но при этом селективно использует поддержку как старого аппарата, так и влиятельных бизнесменов, построивших свое дело до событий в апреле – мае 2018 г. Революционная власть основывает свою легитимность не только на массовой поддержке, но и на Конституции, принятой в период президентства С. Саргсяна.

Во внешней политике преемственность с прежним курсом будет более наглядной. Ни США, ни ЕС не намерены обеспечивать гарантии безопасности Армении, которые дает Россия «здесь и сейчас». Кроме того, сделать жесткий выбор в пользу Еревана Западу не позволяет фактор каспийской нефти, ведь это затрагивает интересы Турции. Тем не менее здесь есть свои особенности: это и заявка на поддержку особой роли Карабаха в переговорах, и стремление к равноправию с Москвой, и желание проводить «не прозападный» или «пророссийский», а «проармянский» национальный курс. Впрочем, и прежние руководители действовали примерно в этом ключе, хотя были более сдержанными в публичном его продвижении.


Полная версия

Год Армении

В истории Кавказа 2018 год, скорее всего, останется «годом Армении». Под влиянием массовых протестов ушел в отставку многолетний лидер страны Серж Саргсян. В течение десяти лет он занимал пост президента, но после перехода Армении от президентской модели к парламентской республике С. Саргсян попытался занять пост премьер-министра, тем самым сохранив бразды правления в своих руках. Однако в своей новой должности он не проработал и недели.

Со времен распада Советского Союза армянская власть не знала такой масштабной ротации.

Во главе кабинета министров оказался Никол Пашинян — политик, который до этого не имел практически никакого опыта работы в системе исполнительной власти. Оппозиционный депутат Национального собрания, блестящий оратор, организатор протестных акций, популярный блоггер, снискавший репутацию «армянского Ганди» за свои призывы к ненасильственному сопротивлению. До протестных акций апреля – мая 2018 г. он менее всего соответствовал образу высокопоставленного государственного деятеля. Тем более в условиях парламентской республики именно должность премьера, а не президента является ключевой.

Со времен распада Советского Союза армянская власть не знала такой масштабной ротации. С ней может сравниться разве что приход к власти АОД (Армянского общенационального движения) в 1990 г., когда вчерашние оппозиционеры и неформалы потеснили на обочину Компартию Армении, ее Политбюро и ЦК. В 2018 г. в роли Компартии оказалась РПА (республиканцы) — политическая сила, связанная с экс-президентом Сержем Саргсяном. Ее представители сохранили фракцию в Национальном собрании, но их нет на постах в системе исполнительной власти, они покидают посты глав областей и муниципалитетов. И новые власти делают все, чтобы в обществе утвердилось следующее восприятие: эта сила — прошлое страны, и у ней нет никакой перспективы. Сегодня новому премьеру Армении 43 года, первому вице-премьеру Арарату Мирзояну (во время массовых протестов он был правой рукой Пашиняна) — 38, вице-премьеру Тиграну Авиняну — 29, министру диаспоры Мхитару Айрапетяну — 28, министру культуры Лилит Макунц — 34. При этом последний среди перечисленных чиновников — личный преподаватель Н. Пашиняна по английскому языку — не занимала больших руководящих постов даже в Российско-Армянском университете, где она работала раньше. Во главе Совета безопасности республики был назначен 35-летний Армен Григорян, ранее работавший в разных неправительственных объединениях (именно он был координатором движения «Отвергни Сержа!») и не имеющий опыта работы в силовых структурах или координации с ними.

Бархатная или цветная?

События апреля – мая 2018 г. в самой Армении стали называть «бархатной революцией», как будто бы стараясь отмежеваться от другого определения — «цветная революция».

Такая терминологическая осторожность понятна и объяснима. Армения — стратегический союзник России. Ереван участвует в двух евразийских интеграционных проектах — ЕАЭС и ОДКБ. На территории Армении располагается 102-я база российских вооруженных сил, а пограничная служба РФ помогает охранять внешний периметр государственной границы республики. Армянская диаспора в России — самая крупная в мире, а российские инвестиции — важный элемент экономического развития страны-союзницы. И хотя Москва не эксклюзивный посредник в процессе нагорно-карабахского урегулирования, она разделяет солидарную ответственность с Вашингтоном и Парижем, ее роль рассматривается особо — не только сторонами конфликта, но и соседями Армении и Азербайджана Ираном и Турцией, а также США и ЕС.

В то же время на фоне непрекращающегося украинского кризиса и конфронтации между Западом и Россией любые массовые протесты в странах бывшего СССР рассматриваются сквозь призму геополитической конкуренции. И в этом плане справедлив вывод ереванского эксперта Микаэла Золяна о том, что массовые уличные акции в Армении практически с первого дня стали рассматриваться как некий клон киевского Майдана. Как следствие, появились выводы об использовании специальной технологии, нацеленной на снижение российского присутствия в Закавказье, о продолжении наступления Запада в Евразии после «революции роз» в Грузии, «оранжевой революции» и «второго Майдана» на Украине, а также о возможной геополитической переориентации Еревана на НАТО и Евросоюз. В крайней форме это видение было представлено в скандальной беседе Михаила Леонтьева и Михаила Юрьева в эфире «Комсомольской правды».

События апреля – мая 2018 г. в самой Армении стали называть «бархатной революцией», как будто бы стараясь отмежеваться от другого определения — «цветная революция».

Между тем представление о массовых акциях в Армении как некоей вариации Майдана имеет несколько серьезных изъянов. Во-первых, у армянской истории есть своя собственная протестная традиция. Практически все избирательные кампании в этой стране после обретения ею независимости в 1991 г. сопровождались массовыми акциями и оспариванием их итогов на улицах столицы и других городов республики. Так было во время президентских выборов 1996, 2003, 2008 и 2013 гг., парламентской кампании 2003 г. Массовые акции были также важным элементом муниципальных выборов в Ереване в 2009 г. и 2013 г. В главном городе Армении сосредоточено до трети всех избирателей страны, и кампании по избранию Совета старейшин (городского парламента) столицы по факту являются общенациональными.

Во-вторых, в последние годы определяющее влияние массовых протестов («цветных революций») в Грузии, Молдове и на Украине на смену их внешнеполитического курса сильно переоценивается. Между тем и Грузия до 2003 г., и Молдова до 2009 г., и Украина до нынешнего кризиса не были, в отличие от Армении, странами, связанными с Москвой союзническими узами. Напротив, все три перечисленных выше республики стояли у истоков ГУАМ (затем эта структура трансформировалась в Организацию за демократию и экономическое развитие), который с самого начала рассматривался как некий противовес СНГ и интеграционным проектам под эгидой России. Заметим, что еще до «революции роз» президент Грузии Эдуард Шеварднадзе заявлял о планах «постучаться в двери НАТО», а Киев наряду с Тбилиси в апреле 2008 г. на саммите Альянса в Бухаресте фактически получил приглашение вступить в него, хотя точные сроки и темпы этого вступления и не были оговорены. План Дмитрия Козака по урегулированию приднестровского конфликта на основе федерализации Молдовы в 2003 г. был похоронен не «западниками-европеистами», а Компартией во главе с Владимиром Ворониным, незадолго до этого обещавшим вступление в Союз России и Беларуси. Таким образом, «цветные революции» сами по себе не открывали проблем в отношениях Москвы с бывшими союзными республиками — новыми независимыми государствами. Запрос на евроатлантическую интеграцию, «геополитическую переориентацию» и дистанцирование от РФ создавали вовсе не «революционеры».

Во время «бархатной революции» вопросы национальной безопасности и карабахского урегулирования отходили на второй план на фоне общего недовольства, связанного в первую очередь с качеством власти.

В-третьих, любые массовые выступления не проходят как под копирку. В них есть свои особенности, и действуют всегда разные триггеры. Своя специфика была и в Армении. В акциях в апреле – мае 2018 г. внешнеполитические вопросы не рассматривались в качестве приоритетных. Протесты строились вокруг качества власти. Среди претензий к ней было и недовольство тем, как команда Сержа Саргсяна защищала национальные интересы страны в процессе нагорно-карабахского урегулирования. Этому способствовала «четырехдневная война» в апреле 2016 г. и потеря территории вдоль «линии соприкосновения», пускай и незначительной. Как бы то ни было, миф о непобедимости армянских вооруженных сил, созданный в ходе боевых действий 1991–1994 гг., был если не сломан, то поставлен под сомнение. Неслучайно одной из первых мишеней новой власти, заявившей о борьбе с коррупцией, оказался генерал Манвел Григорян — депутат от Республиканской партии, в прошлом герой Карабахской войны и председатель Союза добровольцев «Еркрапа». Ему предъявляют серьезные обвинения, и одно из главных — махинации при снабжении армии в апреле 2016 г. Тем не менее во время «бархатной революции» вопросы национальной безопасности и карабахского урегулирования отходили на второй план на фоне общего недовольства, связанного в первую очередь с качеством власти.

В то же время идеи «бегства» от России, которые присутствовали среди участников акций, не получили широкой поддержки, и этому есть логичное объяснение. В Армении существует консенсус относительно необходимости обеспечивать самоопределение армян Нагорного Карабаха. На сегодняшний день главный стратегический союзник Азербайджана Турция — член НАТО, и вопрос ее участия в Альянсе, несмотря на все сложности в отношениях Анкары с США и ЕС, не ставится под сомнение. При этом ни Вашингтон, ни Брюссель не готовы к обеспечению армянской армии вооружением в кредит и со значительными скидками. Не говоря уже о военном присутствии на армянской территории. В этом контексте справедливым оказывается мнение известного тбилисского эксперта Гии Нодия: «Современная Грузия выросла из борьбы за независимость, где оппонентом выступала и до сих пор выступает Россия. Новая Армения родилась из победы в Нагорном Карабахе; Россия была главной союзницей (пусть не всегда надежной), а противником — “турецкий мир”». C выводом авторитетного специалиста можно спорить, но если убрать нюансы, в целом его идея верна: основы национального строительства и внешней политики постсоветских государств следует искать прежде всего в особенностях обретения ими независимости. Последующий выбор в пользу «бегства от России» или сближения с ней был во многом предопределен именно в процессе распада СССР.

В-четвертых, массовые акции не следует отождествлять с антироссийскими настроениями. В Абхазии и Южной Осетии, чью независимость Россия признала, власть не раз менялась под влиянием протестных действий. Однако это не делало их ближе к Грузии и НАТО. Если же говорить о Кыргызстане, то именно те силы, которые оказались бенефициарами революции 2010 г., привели страну к членству в ЕАЭС и способствовали выводу с ее территории американской базы.

Диалектика по-армянски: перемены и преемственность

Как бы то ни было, «бархатная революция» — уже достояние истории. Когда страсти понемногу улеглись, важно понять, строит ли новая власть политику с чистого листа, начисто отвергая достижения предшественников, или пытается сохранить определенную преемственность.

Идеи «бегства» от России, которые присутствовали среди участников акций, не получили широкой поддержки.

На первый взгляд, приход к власти лидеров вчерашних уличных протестов говорит о стремительных переменах. Но если абстрагироваться от внешних эффектов, то взрывной революционный характер преобразований становится менее очевидным. Прежде всего стоит отметить, что, хотя Никол Пашинян получил известность как лидер революционных протестов, его приход во власть стал не в меньшей степени результатом закулисных переговоров и сделок. В мае 2018 г. он имел возможность (главным образом через людские массы на улицах) «снести власть», объявив нелегитимным не только премьера Сержа Саргсяна, но и Национальное собрание (где у «партии власти» имелось большинство — 58 мандатов из 105) и президента страны Армена Саркисяна, избранного с помощью ушедшего лидера.

Однако Армен Саркисян (который вследствие изменений Конституции был избран не всенародно, а впервые после обретения независимости в стенах парламента) с первых дней протестов был выведен за рамки критики, с ним велись переговоры, и его участие в разрешении кризиса также велико. В условиях политического транзита Саркисян олицетворял собой символ армянской государственности и гарант преемственности власти.

Массовые акции не следует отождествлять с антироссийскими настроениями.

За Н. Пашиняна, как за премьера, проголосовала и фракция «Дашнакцутюн» (7 мандатов), которая до апреля 2018 г. была младшим партнером РПА по правительственной коалиции, и блок Гагика Царукяна (31 голос). Остроты ситуации добавляет тот факт, что Царукян — один из богатейших людей в Армении, который, несмотря на декларируемую оппозиционность, имел очень тесные связи с командой Сержа Саргсяна. При новом правительстве и он сам, и его многочисленные бизнес-проекты оказались вне антикоррупционных кампаний. Более того, во время второго голосования за кандидатуру Н. Пашиняна (он стал премьером после двух раундов голосования) свои голоса подали даже некоторые республиканцы в порядке партийной дисциплины. Мотив — не углублять внутриполитический кризис. Но самое главное в этой истории — даже не поддержка депутатов, фракций и партий, а то, что Н. Пашинян был утвержден премьером по Конституции 2015 г., которая была от первой до последней буквы проектом С. Саргсяна. Именно этот документ обеспечил легальность прихода на пост главы правительства нового человека, чья фракция в Национальном собрании на момент голосования за него насчитывала всего 9 человек! Однако Н. Пашинян с первых дней массовых протестов отчаянно цеплялся за сохранение формальной законности своего прихода к власти (ни один закон Армении не запрещает массовых акций, а к насильственным действиям лидеры уличных акций не призывали).

Встает вопрос, почему Н. Пашинян, обладая массовой поддержкой и популярностью, не ограничился революционной целесообразностью, а использовал переговоры, консультации, сочетал давление с определенными компромиссами? Это объясняется двумя причинами. Лидеры протестов опасались дефицита легитимности и внутригражданского противостояния, которым мог бы воспользоваться Азербайджан для реванша за проигранный в 1990-х гг. нагорно-карабахский конфликт. Не менее важным моментом была реакция со стороны Москвы. Хотя Владимир Путин и МИД РФ заняли в целом сдержанную позицию, они отправили четкий сигнал: Кремль готов работать с новым лидером Армении, если процесс смены власти пройдет в рамках конституционных процедур. Команде Н. Пашиняна удалось, балансируя на грани, не выйти за рамки Основного закона.

Приняв правило «конституционных рамок», Н. Пашинян и его команда унаследовали и все те нормы, которые были закреплены в Основном законе в 2015 г. Армения стала парламентской республикой. Но «парламентаризм» в версии С. Саргсяна предполагал не копирование итальянской или германской модели, а нечто иное — камуфляж его «вертикали», только в качестве премьера. Для экс-президента Армении важно было не действительное перераспределение полномочий в пользу парламента и правительства, а пролонгация своего пребывания у власти. Новая Конституция позволяла ему в случае успеха на парламентских выборах правящей партии оставаться премьером сколь угодно долго. И основной целью С. Саргсяна было не укрепление парламента как института, а обеспечение нужного результата на выборах. При такой ситуации пункты Конституции на практике не играли значительной роли.

Н. Пашинян всячески стремится позиционировать Армению как равноправного партнера Москвы. Сегодня это выглядит в значительной степени как демонстративное поведение, ориентированное на внутреннюю аудиторию.

Теперь же, с уходом С. Саргсяна, вдруг стали работать формальности, на которые ранее никто не обратил бы особого внимания. Это новшество создало немало проблем для страны, погруженной в многолетний карабахский конфликт и не имеющей мощных партийных институтов. Отныне правительство будет зависеть от выборов в парламент и устойчивых коалиций. При этом сам кабинет Н. Пашиняна выглядит отнюдь не как собрание молодых лидеров протестов. В нем есть профессионалы, сделавшие карьеру в силовых ведомствах, МИД, Министерстве финансов. Фактически новая правительственная команда представляет собой коалицию. Это касается как представительства разных фракций, так и людей, имеющих разный управленческий и политический опыт.

Однако самое главное заключается в том, что первый «постреволюционный кабинет» — временный. Он будет работать до проведения внеочередных выборов в парламент, а они состоятся не позже чем в течение одного года. Следовательно, говорить о смене власти в Армении преждевременно. Сейчас мы наблюдаем скорее сложный процесс транзита, а не единовременную акцию. Во время переходного периода будет протестирована модель парламентской республики в реальном режиме, а также опыт сосуществования новой власти с новой оппозицией, которая совсем недавно сама была властью. И здесь у команды Н. Пашиняна сложная дилемма. С одной стороны, она стремится оттеснить республиканцев, у которых по-прежнему парламентское большинство, власть в ряде муниципалитетов, симпатии в силовых структурах и дипломатических кругах. С другой стороны, возникает вопрос обеспечения преемственности, недопущения масштабного внутриполитического противостояния и сохранения профессионального костяка в чиновничьем аппарате.

Внешняя политика: старые цели и новые импульсы

Для экс-президента Армении важно было не действительное перераспределение полномочий в пользу парламента и правительства, а пролонгация своего пребывания у власти.

Не менее интересны действия новой власти на внешнеполитической арене. На момент «бархатной революции» у объединения «Елк» была репутация наиболее «прозападной силы» Армении. Ее представители критиковали власти страны за вступление в Таможенный союз и ЕАЭС, одностороннюю ориентацию на Москву [1]. Однако после прихода к власти Н. Пашинян не стал ломать имеющийся внешнеполитический вектор. За тот небольшой отрезок времени, что он находится на премьерском посту, у него состоялись два визита в Россию, две встречи с Владимиром Путиным. И если первая встреча в Сочи на полях саммита ЕЭАС была скорее символическим жестом, подтверждающим, что отношения между государствами, несмотря на революции и кадровое обновление армянской власти, остаются прежними, то второй, уже в Москве, стал неким водоразделом. Он зафиксировал рутинизацию двусторонних контактов. Помимо Н. Пашиняна, визит в Москву осуществили новые главы МИДа и Минобороны Армении, а также секретарь Совбеза. Новая власть, несмотря на приход в нее таких «западников», как Армен Григорян (получивший пост секретаря Совета безопасности), не стала заявлять о выходе из ЕАЭС и ОДКБ или пересмотре статуса Армении в этих структурах. Напротив, эти интеграционные проекты были обозначены в качестве приоритетов армянской внешней политики. Приоритетными направлениями также были названы военно-техническое сотрудничество Армении и России и карабахское урегулирование. Москва, в свою очередь, показала, что готова рассматривать инициативу Н. Пашиняна о подключении к переговорному процессу непризнанного Нагорного Карабаха, но поставила при этом четкое условие: согласованность этого вопроса с Баку.

В то же время Н. Пашинян всячески стремится позиционировать Армению как равноправного партнера Москвы. Сегодня это выглядит в значительной степени как демонстративное поведение, ориентированное на внутреннюю аудиторию. Один из пунктов критики С. Саргсяна — его чрезмерная уступчивость в диалоге с Кремлем.

В отношениях между странами наиболее серьезный раздражитель — военно-техническая кооперация России и Азербайджана (в меньшей степени России и Турции). Однако на пользу российско-армянским контактам идет то, что Москва после событий апреля 2016 г. в Карабахе готова подвергнуть определенной ревизии номенклатуру поставляемых вооружений в Баку.

Это, конечно, не означает, что Ереван откажется от попыток диверсификации своей внешней политики. Свидетельством тому выступает турне президента Армена Саркисяна во Францию и в США в июне 2018 г. Впрочем, данный подход появился отнюдь не с приходом Н. Пашиняна во власть. Серж Саргсян весьма комфортно чувствовал себя, подписывая Соглашение о всеобъемлющем и стратегическом партнерстве с Брюсселем. Ереван не хочет монополизации карабахской темы Баку, который имеет в руках такой мощный козырь, как энергетическое партнерство с ЕС в обход Москвы. Евросоюз также представляет собой важного торгового партнера Армении, сопоставимого по объемам с ЕАЭС. В США и ЕС есть мощные армянские диаспоры, которые в состоянии оказывать влияние на выработку политических решений в Вашингтоне, Париже и Брюсселе. Однако ни США, ни ЕС не намерены обеспечивать гарантии безопасности Армении, которые дает Россия «здесь и сейчас». Кроме того, сделать жесткий выбор в пользу Еревана Западу не позволяет фактор каспийской нефти, ведь это затрагивает интересы Турции — не просто члена НАТО, но и второй по численности армии в Альянсе после американской. В этой связи ждать каких-то прорывов в отношениях Армении с США и ЕС не приходится. Ереван продолжит тот курс, который мы наблюдали ранее.

Ни США, ни ЕС не намерены обеспечивать гарантии безопасности Армении, которые дает Россия «здесь и сейчас».

Следовательно, во внешней политике, где пространство для маневра для Армении еще больше ограничено, преемственность с прежним курсом будет более наглядной. Однако свои особенности заметны и здесь. Это и заявка на поддержку особой роли Карабаха в переговорах, и стремление к равноправию с Москвой, и желание проводить «не прозападный» или «пророссийский», а «проармянский» национальный курс. Впрочем, и прежние руководители действовали примерно в этом ключе, хотя были более сдержанными в публичном его продвижении.

***

Таким образом, «бархатная революция» в Армении стала серьезной заявкой на перемены в стране. Однако сегодня практически невозможно предсказать, станут ли они системными, нацеленными на качественное изменение процесса выработки и принятия решений, планирования внутренних и внешнеполитических действий или остановятся на персональных переменах в высших и средних эшелонах власти. Новый премьер-министр Н. Пашинян говорит о непримиримой борьбе с коррупцией и прежней властью, но при этом селективно использует поддержку как старого аппарата, так и влиятельных бизнесменов, построивших свое дело до событий в апреле – мае 2018 г. Революционная власть основывает свою легитимность не только на массовой поддержке, но и на Конституции, принятой в период президентства Сержа Саргсяна. И это также усложняет реализацию амбициозных планов, поскольку парламентская республика при отсутствии реальной многопартийности делает неустойчивой всю политическую систему в целом. Она слишком зависима от личностей. Очевидно, что новая власть не стремится к «коабитации» со старой и будет всячески выдавливать ее представителей из различных структур (армия, дипломатический корпус, руководители областного и местного уровня). Риторический вопрос — не создаст ли это в будущем некую массу для возможного реванша, если у новой власти дела сложатся не слишком удачно, прежде всего в экономике и социальной сфере.

Делается заявка на повышение Армении в международных делах, но ресурсов для такой активизации, при которой с Ереваном говорили бы на равных в Москве или Вашингтоне, нет.

Делается заявка на повышение Армении в международных делах, но ресурсов для такой активизации, при которой с Ереваном говорили бы на равных в Москве или Вашингтоне, нет. По карабахскому вопросу армянская позиция по сравнению с прежними властями ужесточилась. Но это, в свою очередь, радикализировало и позицию Баку. Свидетельство тому — активизация не только на линии соприкосновения сторон в Нагорном Карабахе, но и в Нахичеване (азербайджанском эксклаве, отделенном от основной территории страны территорией Армении) [2]. В этой ситуации велик риск попасть в еще большую зависимость от «больших игроков», прежде всего сопредседателей Минской группы ОБСЕ (Россия, США и Франция), занимающихся посредничеством в процессе карабахского урегулирования.

В имеющихся обстоятельствах для армянской власти важнейшими задачами остаются внутренняя устойчивость, укрепление основных институтов власти и снижение внешнеполитических рисков, вероятность которых многократно возрастает в случае, если революционные потрясения будут повторяться.

1. Следует заметить, что эта критика не распространялась на ОДКБ.

2. Начиная с июня 2018 г., в широкий информационный оборот в Азербайджане введена так называемая нахичеванская операция, которая преподносится как «освобождение 11 тыс. га земли», хотя ее детали до сих пор вызывают разноречивые оценки и трактовки.