Распечатать
Оценить статью
(Голосов: 2, Рейтинг: 4.5)
 (2 голоса)
Поделиться статьей
Федор Лукьянов

Главный редактор журнала «Россия в глобальной политике», председатель Президиума Совета по внешней и оборонной политике, член РСМД

Год назад, 9 ноября 2016-го, Государственная дума Российской Федерации встретила рукоплесканиями сообщение об избрании Дональда Трампа президентом Соединенных Штатов. Сюрприз, порадовавший депутатов и приятно удививший очень многих в России, стал шоком для мира и большой части американской публики. В течение президентской кампании Россия была единственной из стран «большой двадцатки», в которой большинство участников опросов болели за Трампа. Желание вполне понятное, если учесть, что кандидат от демократов никогда не скрывала резко негативного отношения к политике Москвы, в то время как ее республиканский соперник делал в направлении Кремля заманчивые пассы, давая понять, что хотел бы поладить. Спустя год многие задаются вопросом: а что если бы хозяйкой Белого дома стала Хиллари Клинтон? Не были бы российско-американские отношения менее враждебными и более стабильными? Ведь из лагеря Клинтон давали тогда понять: после избрания демократический президент постарается умерить риторику и найти сферы прагматической кооперации. Мол, люди опытные, предсказуемые, катаклизмов не будет. Могла ли история в случае успеха Хиллари пойти по иному пути — разбирался iz.ru.

А как иначе назвать ситуацию, когда Америка погрузилась в самозабвенное «разгребание грязи», причем грязь, которую роют вокруг Трампа, в то же самое время является разоблачением практик, присущих американской политике вообще. Когда пламенный публицист Энн Эпплбаум восклицает на страницах «Вашингтон пост», что арестованного экс-главу избирательного штаба Трампа Пола Манафорта испортила Россия, научив его «всем своим грязным трюкам», становится просто обидно за Соединенные Штаты. Получается, что лоббист и политтехнолог, десятилетиями обслуживавший топ-политиков от Джеральда Форда и Джорджа Буша-старшего до Джона Маккейна, и не без содействия разных специальных ведомств — множество «друзей США» от Фердинанда Маркоса и Жонаса Савимби до Сиада Барре и Мобуту Сесе Секо, — только связавшись с русскими освоил азы профессии. А до этого, ясное дело, оставался простодушным идеалистом.

Одна из очевидных причин перемен: курс США на международной арене, проводившийся после конца холодной войны и считавший аксиомой глобальное лидерство Америки, себя исчерпал. С одной стороны, значительная часть населения вообще перестала понимать, зачем ему нужна эта глобализация во всех ее проявлениях — от войн за морями до переноса производства в чужие страны. С другой стороны, мировая гегемония столкнулась не с вызовом со стороны конкретного претендента на господство — такой еще не вырос, — но с нарастанием «сопротивления материала». С момента распада СССР Соединенные Штаты за отсутствием соперников перестали готовиться к большой войне, битвы исполинов в чистом поле больше не предвиделось. Однако богатырь недооценил другую угрозу. Уйдя с поля боя, он оказался в дремучем лесу, где внизу ползают ядовитые змеи, в воздухе летают кровососущие насекомые, за деревьями караулят хищники разного калибра, которые не убьют, сил не хватит, но покалечат, под ногами то и дело образуется топь, а от болотных испарений мутнеет разум. Международная среда становилась всё более опасной, и способность доминирующей силы ее обуздать быстро убывала.

Поворот к менее амбициозной повестке дня назрел. Тот самый «однополярный момент», который объявил в 1990-м Чарльз Краутхаммер, оговариваясь, что он не продлится вечно, заканчивался. Понял это уже Барак Обама, который, не меняя пафосной риторики насчет глобального лидерства, начал де-факто сворачивать или, как минимум, переформатировать амбиции. Однако сохранение прежнего вокабуляра не позволяло резко сменить курс, отказаться же от лексики Обама как добропорядочный представитель партийно-государственного истеблишмента не мог. Тем более что идеологическое сопровождение «однополярного момента» подразумевало его окончательную и бесповоротную правоту, как же можно отказаться от «правды»?

Дональд Трамп подвернулся вовремя. То, чего не мог позволить себе гарвардский выпускник или выходец из аристократической династии, легко дается «миллиардеру из народа» с сомнительным образованием и нулевым политическим опытом. Трамп режет правду-матку не только противникам, но и, что важнее, союзникам, путает всех противоположными заявлениями на одну и ту же тему, шарахается из одной крайности в другую, заставляя всех чувствовать себя на американских (в американском варианте — «русских») горках. Временами он настолько карикатурен, что даже непонятно, воспринимать ли действия и слова всерьез или это популярный ныне троллинг. Американский мейнстрим сознательно усугубляет ситуацию, немедленно обрушиваясь на всё, что бы ни делал Трамп, высмеивая и выставляя напоказ его faux pas. А заодно и его «предательскую» сущность — впервые, пожалуй, вся политическая элита смакует предположение, что президент Соединенных Штатов — «иностранный агент», вызывая аналогии с банановыми республиками...

Борьба за власть? Несомненно. Полусистемный выскочка всполошил номенклатуру, которая принимает меры к тому, чтобы восстановить порядок и по возможности предотвратить эксцессы впредь. Но дело, похоже, не только в этом. Трамп по существу выполняет функцию строительной машины со смешным названием «шар-баба», чье предназначение — расчистка площадки от изношенных построек. Сказать, что он обнуляет всё, что было, нельзя — если отвлечься от эпатажного стиля, Трамп не настолько далек от многих традиционных республиканских постулатов, как кажется. Но он, без сомнения, «расширяет сознание», раздвигает рамки возможного и дозволенного в том, что касается поведения США в мире. Если что — всё можно свалить на полоумного самозванца. Но он подспудно приучает мир, что теперь от Америки можно ожидать практически чего угодно.

Трамп не навсегда. В срок или досрочно, но он покинет Белый дом, его преемник, наверняка, будет намного более «конвенциональным». Эпатаж рассеется, слова и выражения вернутся к норме, но раздвинутые рамки и привычка всех вокруг к тому, что Соединенные Штаты способны и готовы действовать в очень широком спектре, останется. То, что у Трампа выражено в очень концентрированной степени, — откровенный меркантилизм, ставка на национальный интерес в прямолинейно понимаемом виде, отход от следования универсальным правилами — останется в более приглаженной и учтивой форме. На словах будет объявлено о преодолении «перегибов» и возвращении к «ответственной внешней политике», но суть практически не изменится. И чем меньше изменится суть, тем большим будет риторическое дистанцирование от «волюнтаризма» Трампа, дабы утвердить уже «новую нормальность», как сейчас принято говорить, «отмытую» от ее экстравагантного основоположника.

Описанная стройная схема хороша на бумаге, но как и чем всё это обернется на практике, предсказать трудно. Залихватский стиль Трампа способен не просто расширить площадку, а снести много важных зданий по ее периметру. Лютая же ненависть к нему истеблишмента чревата расшатыванием всей партийно-политической конструкции — и без того не больно-то монолитной.

Впрочем, помимо внешней задачи, которую можно назвать глобальным «сокращением бремени», есть и задача внутренняя, намного более сложная и тонкая. Основным потрясением для американской верхушки стало то, что общество, по крайней мере очень значительная его часть, повело себя совершенно не так, как ожидали. Переплетение социальных и технологических изменений, с одной стороны, пробудило отнюдь не прогрессистские инстинкты (Трамп стал их олицетворением), с другой — вооружило людей новыми способами самовыражения и воздействия на окружающую действительность. Проблема правящего слоя по всему миру, вне зависимости от политического строя, — утрата государствами контроля над самыми разнообразными процессами на подведомственной им территории. И возвращение этого контроля — общая задача.

Когда конгресс США с пристрастием допрашивает главных юристов Google, Twitter и Facebook на предмет соответствия их деятельности интересам национальной безопасности и способности выявлять иностранных диверсантов (в данном случае российских, но могут быть и иные варианты) — серьезное изменение атмосферы. Образ виртуального мира как пространства абсолютной свободы и оплота безграничной глобализации замещается картиной опасного поля вторжений и чужеродных влияний, причем происходит это в сердце либерального сообщества. И понятно, что такой сдвиг должен быть очень серьезно обоснован. Хватит ли «российской угрозы» либо нынешняя зацикленность на русском следе перерастет в противодействие более глобальным опасностям, прояснится в течение следующего года, именно тогда стоит ожидать кульминации расследования. И киберсфера — лишь один, хотя и принципиальный, из сегментов, где стоит ожидать изменений в соотношении прав государства и негосударственных игроков.

Возвращаясь к началу — могло бы всё быть иначе, если бы президентом США стал кто-то другой? Возможно, на какое-то время прежний порядок сохранился бы, хотя устойчивым он быть не мог, всё начало расползаться еще в первые годы XXI века. Но необходимость кардинального обновления Америки — ее политической системы, позиционирования в мире, персоналий в правящем классе, экономических приоритетов — обуславливает неизбежность очень глубоких перемен. Так что Трамп — не он лично, а человек с его функцией, — скорее всего, появился бы очень скоро, возможно, на выборах 2020 года, а может быть, и раньше. Поскольку трансформация только началась, остается лишь гадать, кто еще появится — вместо Трампа или рядом с ним.

Источник: Известия

(Голосов: 2, Рейтинг: 4.5)
 (2 голоса)
Бизнесу
Исследователям
Учащимся