Распечатать
Оценить статью
(Голосов: 2, Рейтинг: 5)
 (2 голоса)
Поделиться статьей
Сергей Брилев

Заместитель директора филиала по специальным и информационным программам ВГТРК «Телеканал «Россия», руководитель и ведущий программы «Вести в субботу с Сергеем Брилевым», член РСМД

В это время 80 лет назад в Москве распаковывали чемоданы и занимались вынужденным трудоустройством совзагранслужащие, выдворенные из Монтевидео, и, напротив, собирались в командировку те советские дипломаты, которые готовились дать бой, как было сказано в советской печати, «ничтожному» Уругваю в Лиге наций. На рубеже 1935-1936 годов Уругвай не только потребовал закрыть открывшуюся дипмиссию СССР (первую в Южной Америке), но и вообще разорвал отношения с Советским Союзом. Почему же так поступила южноамериканская республика, которая первой пошла на установление дипотношений с СССР (а до этого - с Российской империей)? На многие вопросы ответы получены только сегодня.

...В Южном полушарии многое наоборот. Вроде стоишь на ногах, а вниз головой. У нас - лето, у них - зима. Но несмотря на плотную зимнюю морось, почти из всех восточных предместий Монтевидео над бурными водами Рио-де-ла-Платы все равно виден остров Исла-де-Флорес - остров Цветов. Впрочем, в середине 1930-х обитателям этого острова было точно не до романтики. Здесь располагалась тюрьма для «политических».

Нюансы

Одним из самых именитых заключенных этой островной тюрьмы был Эмилио Фругони. В 1943 году он станет первым послом Уругвая в СССР после восстановления отношений. Но в 1930-х он оказался за решеткой как один из лидеров левых: отец-основатель Социалистической партии Уругвая (СПУ), которая вместе с коммунистами взбунтовалась против режима правого Президента Габриэля Терры.

Разгром левых был таким основательным, что в сентябре 1937 года в секретариате Долорес Ибаррури (в тот период и. о. куратора Латинской Америки в Исполкоме Коминтерна - ИККИ) констатировали: «Связь с некоторыми странами вообще отсутствует»1. К Уругваю это относилось, может быть, даже в первую очередь.

В общем, получается, что история с разрывом отношений Уругвая и СССР ясна: отношения пали «побочной жертвой» кризиса во внутренней политике.

Так-то оно так. Если бы не несколько нюансов.

Во-первых, до этого Соцпартия во главе с Фругони серьезно пострадала не от правых, а от своих же левых: от тех самых «братьев» - коммунистов. В 1921 году (совершенно неожиданно для Фругони) выпестованную им партию «накрыл» раскол: приняв «21 условие Коминтерна», большинство членов СПУ выделились в Компартию Уругвая (КПУ). Правда, приехав на IV Конгресс Коминтерна, уругваец Франсиско Пинтос сообщил однопартийцам, что в Москве «не знали о существовании не только КПУ, но и самого Уругвая»2. Но в Коминтерне тогда решения принимали быстро: практически немедленно Пинтос был кооптирован в ИККИ, который вскоре распространил и на юг Нового Света практику создания «лендсекретариатов»3. Кстати, судьба распорядилась так, что потом Южноамериканскому секретариату Коминтерна (ЮАСКИ) суждено было оказаться как раз в Монтевидео.

Во-вторых, как и во всем мире, в определенный момент и уругвайские коммунисты ополчились уже не на буржуазию, а на социалистов. В начале следующего десятилетия ЮАСКИ добавил в «идеологический арсенал» то соображение, что и СПУ является «социал-фашистской», а значит, с ней невозможно никакое сближение4. Дошло до того, что на следующий день после избрания Фругони деканом юрфака республиканского университета печатный орган КПУ газета «Хустисиа» называла его совершенно уничижительным определением «кролик»5.

То есть если правые власти Уругвая и боролись с левыми, то сами эти левые были, мягко говоря, разобщены: если и вели диалог, то заочный и весьма оскорбительный.

В-третьих, при всей занимательности уругвайской внутренней политики, в случае с этой страной еще важнее другое.

И для Российской империи, и для СССР, и для новой России собственно Уругвай всегда был «воротами на континент». Из самого последнего: именно в Монтевидео в марте 2016 года прошел первый выездной формат в Латинской Америке Санкт-Петербургского экономического форума. Соорганизатором выступил учрежденный как раз в Уругвае Институт Беринга-Беллинсгаузена: первая за несколько десятилетий новая неправительственная организация, уставной задачей которой является развитие российско-латиноамериканских связей. В следующем, 2017 году мы отметим уже 160-летие поистине ключевого момента в отношениях России со всей Латинской Америкой: теперь уже в очень далеком 1857 году русский царь-реформатор Александр II не преминул ответить на известительную грамоту президента именно Уругвая Габриэля Перейры (кстати, потомка отца-основателя страны Х.Х.Артигаса) о желательности взаимного признания. До этого у России на юге Нового Света отношения были только с родственной монархией - Бразильской империей. Благодаря же инициативе уругвайцев началось налаживание отношений российской короны с республиками Латинской Америки.

Примечательно, что в 1944 году на встрече в Москве еще только собиравшегося в Монтевидео советского посланника Н.В.Горелкина и уже работавшего в СССР Э.Фругони оба они вспомнили о первом русском посланнике в Уругвае Александре Ионине6. Побывав впервые в Монтевидео еще в мае 1886 года, он в своей книге «По Южной Америке» уподобил Монтевидео Константинополю, сравнивая комплексность и важность вопроса о Рио-де-ла-Плате с «восточным вопросом» о Босфоре и Дарданеллах7.

Расположенный между такими гигантами, как Аргентина и Бразилия, и окончательно обретший суверенитет в результате компромиссных англо-аргентино-бразильских соглашений 1828-1830 годов8, маленький Уругвай действительно обречен на постоянную «геополитическую эквилибристику»9. В бурном ХХ веке сами уругвайцы в отношении своей столицы использовали такие определения, как «Гибралтар Западного полушария»10 и город-«пробка» (от «бутылки» Рио-де-ла-Платы11). В донесениях советской дипмиссии, вновь открытой в Монтевидео в годы Великой Отечественной войны, об Уругвае говорилось как о стране-«занозе»12. А еще цитировалась газета «Эль Дебате»: «Историческая миссия слабого и маленького Уругвая, расположенного между могущественными и враждебными друг другу соседями, заключается в том, чтобы «сохранять равновесие» между Аргентиной и Бразилией»13. Когда же в 1930-х из Буэнос-Айреса в Монтевидео был перенесен ЮАСКИ, то Монтевидео называли еще и «маленькой Москвой»14.

Но в том-то и дело, что в 2018-м мы отметим еще и 75-летие восстановления отношений между СССР и Восточной Республикой Уругвай. Опять же, в Великую Отечественную, в 1943 году, Уругвай стал в этом вопросе в Южной Америке первым. Но до этого он признал СССР вообще первым. Но потом отношения разорвал.

Что же пошло не так в отношениях Москвы со столицей, значимость которой признавали и в царские, и в советские времена? Что привело к тому, что на рубеже 1935-1936 годов аккредитованные в Монтевидео советские дипломаты вынуждены были паковать чемоданы? Только ли во внутриполитических причинах было дело?

Забегая вперед, нельзя не отметить колоссальную работу, которую провел мой коллега, Вильям Ваак15. Будучи по основной работе обозревателем бразильской телесети «Глобу», он добился доступа к материалам Коминтерна (в нынешнем Российском государственном архиве социально-политической истории (РГАСПИ), которые потом были вновь засекречены. Тем не менее он был склонен именно к репортерскому подходу в работе с материалом. Так, оттолкнувшись от того, что в ходе обыска в «Южамторге» в 1930 году в Буэнос-Айресе были обнаружены шифротелеграммы с характерными для Коминтерна пятизначными кодами, Ваак делает выводы, которые свидетельствуют, что он оставался в плену заявлений правительств Бразилии и Уругвая 1935-1936 годов о том, что через постпредство СССР и контору «Южамторга» в Монтевидео осуществлялось финансирование восстания во главе с коммунистом Престесом в Бразилии. То есть вот она: и внешнеполитическая причина разрыва отношений. Между тем, как будет показано, теперь эта версия потеряла практически весь свой смысл.

И все-таки, думается, правильнее будет начать с краткого обзора того, с кем имел дело СССР в тогдашнем Уругвае: с того, что если там были «властители умов» (а они, конечно, были), то, в свою очередь, какие доктринальные увлечения владели их умами. И, конечно, к каким действиям приводили эти доктрины.

Борьба и смешение идей

В первой половине ХХ века большинство стран Латинской Америки отметили первое столетие независимого существования. Символом прогресса в Уругвае стал так и названный «Столетие» («Сентенарио») новенький футбольный стадион, на котором в 1930 году прошли матчи первого Кубка мира ФИФА.

Кстати, интересная деталь. Одержав до этого победу на футбольном турнире летней Олимпиады 1924 года, «небесная сборная» Уругвая (так ее называли из-за «фирменного» небесно-голубого цвета маек) была немало опечалена тем, что у организаторов не нашлось нот уругвайского гимна. Вместо гимна было исполнено некое танго. Для уругвайцев это, конечно, стало лишней иллюстрацией того, что во внешнем мире об их молодой и амбициозной республике знают крайне мало. Одним из инструментов, с помощью которого Уругвай решил распространять знания о себе во внешнем мире, стала... Лига наций. Так, в Монтевидео добились, что и делегация Лиги прибыла на их чемпионат мира по футболу16. Иными словами, Уругвай тогда во многих смыслах был страной-«распасовщиком». Вообще, оглядываясь назад, в отношении того периода на берегах Ла-Платы говорят об «апогее»17.

А еще даже в таких квазиевропейских государствах, как Уругвай, есть то, что свойственно именно Латинской Америке: «пассионарность»18, «страстная любовь» к политике19, готовность выражать в ней свои «чувства»20.

Недаром, когда во всем остальном мире дуэли ушли в прошлое, в Монтевидео даже и в 1920 году состоялся настоящий поединок на пистолетах между депутатом и главным редактором газеты «Паис» Вашингтоном Бельтраном (партия «Бланко») и экс-президентом республики и основателем газеты «Диа» Хосе Батже-и-Ордоньесом (партия «Колорадо»)21. Суть их спора осталась в прошлом. Зато место дуэли... Стрелялись Батже и Бельтран не где-нибудь, а в центральном круге стадиона футбольного клуба «Насьональ»22, который разместился на поле, священном для каждого уругвайца: там, где в 1811 году Хосе Хервасио Артигас был назван вождем восставших против испанского колониального ига23.

Это вообще такая особенность. Практически все латиноамериканские политики, дипломаты, военные во все времена доказывали свою правоту, призывая на свою сторону «дух» отцов-основателей. На Кубе - Хосе Марти, вообще во всей Латинской Америке - Симона Боливара, в Уругвае - Артигаса.

Взять, например, доминировавшую в тогдашней уругвайской жизни партию «Колорадо». Такой яркий ее представитель, как Хосе Серрато (президент республики в 1923-1927 гг., при котором республика впервые установила дипотношения с СССР, и глава МИД в 1943-1945 гг. при восстановлении отношений), даже связал с учением Боливара (об «одной только нации» в Латинской Америке) пан-американизм доктрины Монро24. А еще в 1920 году предыдущий Президент Уругвая Бальтасар Брум (и будущий председатель его Национального административного совета, по чьей инициативе будут установлены дипотношения с СССР) изложил взгляд, согласно которому отступление США от изоляционизма в 1917 году доказывало желание защищать права и независимость всех американских стран. По мнению Брума, панамериканизм «подразумевал равенство всех суверенитетов, больших и малых»25. Уругвайский историк Данте Туркатти считает, что именно Брум превратил Уругвай в «самую американофильскую страну той эпохи»26, интерпретируя доктрину Монро как «продолжение идей Артигаса»27.

Впрочем, как видим, этот показной уругвайский панамериканизм не стал помехой в деле сближения и с СССР. А еще поставим себя на место уругвайцев, про которых мы уже отметили, что они всегда пытаются балансировать между Аргентиной и Бразилией, а значит, им нужны дополнительные точки опоры. В чем им очень даже пригодилось это их показное «американофильство»? Во-первых, на панамериканской конференции 1933 года в Монтевидео именно президент - хозяин встречи, уругваец Г.Терра, настоял на единогласном принятии Конвенции о правах и обязанностях государств. В ней был закреплен принцип невмешательства США во внутренние дела независимых государств Западного полушария28.

Во-вторых, это позволило Уругваю вывести себя за скобки бесконечных дискуссий в Лиге наций о необходимости отмены статьи XXI ее Устава (она содержала ссылку на доктрину Монро, чему весьма противились такие «гранды» Латинской Америки, как Аргентина, которая заодно претендовала на постоянное место в Совете Лиги). Как следствие, на непостоянной основе, но регулярно Латинскую Америку в Совете Лиги представлял именно Уругвай. Впервые это произошло еще в сентябре 1922 года. Благодаря искусной дипломатии своего делегата Хуана Антонио Буэро самая маленькая по населению южноамериканская республика вновь и вновь избиралась в Совет в 1923, 1924 и 1925 годах29.

Уругвайская дипмиссия в Женеве стала настоящей «кузницей кадров»: в 1923 году Монтевидео в Женеве представлял Хуан Хосе де Амесага (будущий президент, при котором в годы Второй мировой войны будут восстановлены дипотношения с СССР). С середины 1920-х годов в уругвайскую делегацию в Женеве входил Альберто Гуани (в Лиге он стал председателем Ассамблеи30, а у себя в стране - главой МИД и вице-президентом; это он в 1942 году будет в Вашингтоне вести переговоры с Литвиновым о восстановлении дипотношений). В результате этой конструктивной позиции Уругвая, на фоне отсутствия в Лиге Аргентины и Бразилии и лояльной позиции таких малых стран, как Уругвай (а еще - и Кубы), с 1926 года представительство Латинской Америки в Совете «было увеличено с одного до трех непостоянных членов»31.

Такая уругвайская прагматичность (и, как следствие, влиятельность) оказались в Лиге весьма ценными и для СССР. Стоит напомнить, что к тому времени окончательно консолидировавшие власть большевики считали принципиально важным, чтобы не СССР запрашивал членство в Лиге, а Лига его пригласила. В этой связи следовало позаботиться о поддержке 2/3 участников Ассамблеи32. А значит, принципиально важным были голоса латиноамериканцев, представлявших там большинство независимых тогда неевропейских стран. 2 июля 1934 года Литвинов писал Сталину, что «зондаж в Женеве» показывает, что «Латинская Америка не будет возражать даже против предоставления СССР места в Совете»33. В итоге целых четыре государства региона (Чили, Гаити, Мексика и все тот же Уругвай) были в числе стран, подписавших письмо с приглашением СССР в Лигу34.

Впрочем, и членство в Лиге наций перестало быть для Уругвая ответом на новые вызовы, которые принесла Великая депрессия.

За 1929-1933 годы цены на ключевой для Уругвая экспортный товар, мясо, упали в три раза35, а экспорт сократился на 65%36. К этому добавилось то, что на конференции 1932 года в Оттаве Соединенное Королевство договорилось о так называемых «имперских предпочтениях»: привилегированной торговле с британскими доминионами, но не с Уругваем и Аргентиной, которые до этого пользовались такими же поблажками37.

Как следствие, в Монтевидео пошли на коренной пересмотр привычной системы координат и во внешней торговле, и во внешней политике. Меморандум МИД Уругвая от 1932 года гласил: «Со свободой международной торговли фактически покончено, и пока ее не восстановить - что, к сожалению, от нас не зависит. Мы вынуждены согласиться с формулой «продаем тому, кто купит».

Кто купит? Кто поможет? Во-первых, решили в Монтевидео, - Германия. Так, кредит от немцев позволил начать строительство стратегической для республики ГЭС «Ринкон-дель-Бонете» на реке Рио-Негро, что было ознаменовано обменом телеграммами между Президентом Террой и Гитлером38. В том же году в Монтевидео даже собирались закупить в Германии и уголь - вместо британского. Этого не случилось только по причине наличия жестко прописанного положения англо-уругвайского торгового договора, по которому Уругвай был обязан покрывать британским углем 97,2% своих потребностей39.

Небезынтересным сюжетом явилось и то, что 5 января 1935 года официальный Монтевидео выступил автором идеи о том, как именно на уругвайском направлении сблизить интересы Берлина и Москвы. В беседе министра финансов Уругвая Чарлоне с полпредом СССР Минкиным обсуждалось даже следующее: «Мы заговорили о появившемся недавно в местной печати сообщении о покупке Германией ржи (или овса) в Литве, причем Литва якобы в оплату приняла наши платежные обязательства, выданные Германии. В связи с этим министр выдвинул такую схему: немцы нуждаются в уругвайской шерсти, Уругвай нуждается в наших товарах, мы имеем платежные обязательства Германии. Нельзя ли через нас их шерстью оплачивать наш долг Германии путем доставки сюда взамен шерсти наших товаров?»40

Что за товары поставлял тогда в Уругвай СССР? Прежде всего - нефть. Впрочем, несмотря на то что ответ на этот вопрос звучит, как минимум, традиционно, данный сюжет требует отступления.

Уругвайское «национальное топливо»

Один из символов Уругвая - тыквочка, в которую уругвайцы постоянно подливают из термоса кипяточек и через специальную трубочку посасывают чай «матэ». Этому чаю приписывают самые волшебные свойства: снижает холестерин, тонизирует, придает силы. Но, конечно, бензобак с помощью матэ не заправишь...

Еще в свое первое полноценное президентство Хосе Батже-и-Ордоньес (которого небезосновательно называют отцом-основателем современного Уругвая)* (*Батже-и-Ордоньес Торкуато, Хосе Пабло (21.05.1856-20.10.1929) - сын Президента Лоренсо Батже, и. о. президента в 1899 г. (как председатель Сената в переходный период) и избранный Президент Восточной Республики Уругвай от партии «Колорадо» в 1903-1907 гг. и 1911-1915 гг., председатель Национального административного совета в 1921-1923 гг. и 1927-1928 гг. Династию продолжили президенты Батже Беррес и Батже Ибаньес.)  озаботился созданием в стране собственного «национального топлива» из спирта. По этой причине в 1906 году он обратился к парламенту с инициативой о введении монополии на спирт41. В свое второе президентство он своим декретом от 22 октября 1912 года учредил Институт геологии и бурения и Институт промышленной химии. Перед ними была поставлена задача изучить вопрос о том, «можно или нельзя получить в стране то, что называлось бы «национальным топливом»42. В редакционной статье в газете «Диа» Батже писал уже в 1919 году: «Ежегодно республика переправляет за рубеж спирт, керосин и бензин за 6 млн. песо. Значительная часть золота, которое мы получаем за наши товары, немедленно от нас уходит… Можно освободить себя от этих выплат, самим производя топливо»43.

Призывы Батже имели под собой конкретную основу. Климатические условия и почвы Уругвая вполне пригодны для выращивания сахарного тростника, являющегося сырьем для производства в том числе и спирта. Любопытно, кстати, что теперь это вновь стало составной частью правительственной программы: о приоритете выращивания сахарного тростника в 2015 году объявил Президент Табаре Васкес («Широкий фронт»), осуществляющий очень успешную программу по созданию «кластера» альтернативной энергетики.

Нынешним уругвайским властям есть на что опереться. Еще в 1917 году в стране было получено вещество, названное «зеленой нефтью», сродни сегодняшнему этанолу. В качестве эксперимента этим веществом был заправлен автомобиль, который смог преодолеть 50 км44. Однако это не решало проблему энергетической самодостаточности: «зеленую нефть» надо было все равно смешивать с обычным бензином (в упомянутом выше эксперименте пропорция составляла 50:50). Таким образом, в начале ХХ века в Уругвае все чаще стали обсуждать вопрос о том, чтобы, развернув массовое производство биотоплива, одновременно обзавестись и собственными мощностями по перегонке обычной нефти45. С этой целью в начале 1931 года было создано «Уругвайское общество горючего» («Sociedad Uruguaya de Combustibles»). Впрочем, поначалу оно претендовало лишь на 16% рынка нефтепереработки, что не приводило к конфликту с филиалами нефтекомпаний из Британии и США46. Однако уже к октябрю 1931 года вслед за Аргентиной47 и в Уругвае появилась своя госмонополия по нефтепереработке - Национальная администрация по топливу, спиртам и цементу (ANCAP). Соответствующий закон получил №8.764.

Это послужило причиной бойкота на поставку в Уругвай нефтепродуктов со стороны нефтяников Британии и США. На этом фоне в 1929 году уругвайцы обратились с предложением к советскому «Южамторгу» о создании первого в стране нефтеперерабатывающего завода и поставок для него сырья48.

С одной стороны, объем этих поставок не стоит преувеличивать. Для советского нефтепрома они по линии «Южамторга» представляли минимальный сегмент экспорта: в операциях «Нефтесиндиката» в 1927-1928 годах доля «Южамторга» составляла 5499 тонн, или всего 0,2% физических продаж и 0,39% денежных поступлений49. С другой стороны, как считает, например, уругвайский историк М.Родригес Айсагер, «присутствие [советской нефти] подняло дух патриотов, которые видели в [этих] поставках противовес зависимости от нефтетрестов»50.

Таким образом, полностью оправдался тезис, который выдвинул Литвинов, о том, что «нефть является самым крупным козырем в нашей игре с мировой буржуазией и мы должны разыграть его с максимальной политической выгодой»51.

Дополнительным стимулом к развитию советско-уругвайской торговли стало то, что на фоне введенного в Уругвае с началом Великой депрессии валютного контроля Москва была готова торговать с Монтевидео не только в СКВ, но и в национальной валюте. Статья 6 Соглашения между НКВТ СССР и Банком Восточной Республики Уругвай от 17 июня 1935 года прямо гласила, что «90% экспорта уругвайского АО «Южамторг» может быть возмещено уругвайскими пезами» (то есть «песо»)52.

Естественно, на этом фоне нельзя не вернуться к тому, какую роль в Уругвае играли левые силы, и особенно коммунисты.

Борьба и смешение идей. Коммунисты

Конечно, с одной стороны, по совершенно справедливому замечанию ведущего российского латиноамериканиста, директора ИЛА РАН В.М.Давыдова, в Советском Союзе существовала тенденция придавать латиноамериканскому коммунистическому движению «явно гипертрофированное значение», приписывать ему «роль, которая не соответствовала его реальному весу в жизни стран региона»53. С другой стороны, компартия компартии - рознь. Про КПУ в ИККИ совершенно справедливо отмечали, что она - «единственная на континенте… имеющая на протяжении продолжительного времени свою газету и парламентское представительство»54 и даже свой спортивный клуб «Atlético Soviet»55.

Больше того, на фоне практически полного отсутствия у довоенного СССР сети диппредставительств в Латинской Америке именно компартиям отводилась роль своего рода «постпредств» Москвы. По крайней мере, именно так это воспринимали властные элиты того же Уругвая. Так, в документах НКИД содержится примечательная ссылка на слова временного поверенного в делах Уругвая в СССР Масанеса, который в 1935 году заметил, что, «по мнению уругвайского правительства, Коминтерн, в силу интересов советского государства, вынужден воздержаться от активной работы в Европе, но так как ему нужно на кого-нибудь опираться, то он это делает в южноамериканских государствах»56.

С одной стороны, по утверждению таких знатоков наследия Коминтерна, как Н.С.Лебедева и М.М.Наринский, он, конечно же, был «послушным инструментом Политбюро ЦК ВКП(б) и лично И.Сталина»57. Как это формулировала газета КПУ «Хустисиа», «голос Москвы всегда прав»58. Но, с другой стороны, такие компартии малых стран Латинской Америки, как КПУ, были готовы и, скажем так, творчески (и даже вольно) перерабатывать то, что, например, сын видного деятеля партии, работающий ныне в Израиле уругвайский историк Херардо Лейбнер называет «виражами» и «глубокими мутациями» в курсе Москвы59.

Перейдем на личности. Кем был, например, лидер КПУ Эухенио Гомес? Как теперь принято говорить, его «бэкграунд» - парикмахер из провинциального города Минас. Потом он был лидером профсоюза портовых рабочих Монтевидео60. При этом характерно, какой весьма специфический для коммуниста партийный псевдоним он взял себе - «Артигас». С одной стороны, отец-основатель страны Артигас - автор революционных для своего времени «Инструкций XIII года» (1813 г.), предполагавших проведение в стране радикальной земельной реформы. На первый взгляд коммунист Гомес мог иметь в виду именно это. Но с другой стороны, Артигас был никем иным, как сепаратистом. Он был создателем мятежной, не желавшей подчиняться центральным властям в Буэнос-Айресе Федеральной лиги провинций Рио-де-ла-Платы, включая восточный берег реки Уругвай61.

Таким образом, взявший себе псевдоним «Артигас» коммунист-интернационалист Гомес оказывался на одной стороне и с уругвайскими... националистами из правой партии «Бланко», сделавшими штандарт Артигаса своим партийным знаменем (именно лидер этой партии, сенатор Луис Альберто де Эррера, после нападения японцев на Пёрл-Харбор в декабре 1941 года скажет фразу, которую возьмут в оборот все латиноамериканцы-националисты из числа сторонников нейтралитета: «Пусть разбираются между собой желтые и блондины с Севера»62). То есть, с одной стороны, Гомес - «Артигас» выступал с позиций пролетарского единства и, например, отправлял своих однопартийцев для распространения идей пролетарского интернационализма на фронты боливийско-парагвайской войны 1932-1935 годов. Но с другой стороны, на собственно уругвайском направлении Гомес был вынужден учитывать настроения своего общества, электората, который всегда с большой щепетильностью относился (и относится) к вопросам национальной идентичности, самосохранению.

А она, национальная идентичность, подводила к тому, что на рубеже 1920-1930-х годов уругвайская внутренняя политика совершила несколько неожиданных виражей.

Коммунисты ─ друзья путчистов

Любого, кто оказывается в Монтевидео, ведут на центральную площадь Независимости. Там - мавзолей Артигаса, там - старый и новый дворцы президентов, там - остатки главных ворот в былую колониальную площадь-цитадель. В створе этих ворот - улица Саранди, которая ведет в рай для знатоков масонских символов старого города, в царство букинистов и торговцев единственным стоящим полезным испопаемым страны - аметистами.

Но вернемся на площадь. Она обсажена пальмами-великанами. В зависимости от времени года эти благородные деревья либо стремятся в белесую ныне (из-за «озоновой дыры») высь южных небес, либо упираются в потолок угрюмых зимних туманов. Но ни летние испарения, ни зимние туманы, ни пальмы не в состоянии закрыть вид на главную достопримечательность площади. Когда-то самый высокий небоскреб в Южной Америке «Паласио Сальво» и сегодня завораживает. Эклектичный, но - шедевр!

Если он чем-то и печалит, то принятыми в Латинской Америке табличками, которые сразу и «в ознаменование», и, скажем так, «мемориально-похоронные». Таблички гласят, что на этом месте стоял бар, где сочинили и впервые исполнили танго «Кумпарсита». Мгновенно узнаваемая мелодия - на все времена. Но бар снесен.

Кто знает? Может, в рядах КПУ был завсегдатай именно того бара? Иначе трудно объяснить, почему в 1930 году газета КПУ «Хустисиа» писала об этом чудо-небоскребе, как о «символе... построенном на горе и поте эксплуатируемых»63.

Завихрения - завихрениями. Ну, а в чем по существу состояли тогда претензии уругвайских коммунистов к своим властям?

В первой половине ХХ века левые силы Уругвая, социалисты и коммунисты, впервые поколебали, казалось, вечную двухпартийную систему, состоявшую из партий «Бланко» и «Колорадо» (упрощенно говоря, «консерваторы из провинций и либералы из Монтевидео»)64.

Действительно, если на первом этапе своего существования и КПУ была подвержена «детской болезни левизны в коммунизме», солидаризовалась с анархистами (в вопросе о необходимости разрушить и капитализм, и государство)65 и отказывалась от парламентских форм борьбы66, то уже к 1925 году решила «сменить ружье на избирательный бюллетень»67 (что не могло не быть соблазном при действовавшей в Уругвае крайне либеральной пропорциональной избирательной системе, о которой - чуть позже)68. В итоге с 1925 года КПУ постоянно обладала парламентскими мандатами69. В частности, в 1925 году депутатами Палаты представителей от КПУ с первой же попытки стали Мибелли, Гомес70 и Ласарра71.

Тем не менее через пару лет и завихрения опять дали о себе знать. На выборы 1928 года партия шла под лозунгом «Класс против класса: бедные против богатых!»72. К 1929 году Гомес пошел еще дальше, говоря о том, что в стране созрела «объективно революционная ситуация»73.

И все-таки либеральное уругвайское законодательство не только сохраняло КПУ на легальной площадке, но даже позволило перевести в Монтевидео из Буэнос-Айреса ЮАСКИ. Оказавшийся в 1929 году в Монтевидео сотрудник Коминтерна швейцарец Жюль Умбер-Дроз так описывал в письме жене атмосферу либерального и демократичного Уругвая: «Что до полицейского контроля, то… любой въезжает-уезжает, не предъявляя бумаг и называя себя, каким хочет именем. Внутри контроля вообще нет. Это настоящий рай для «дельцов нашего типа»»74. Такое уникальное положение дел привело к тому, что уже на раннем этапе объемы финансирования Компартии самой маленькой южноамериканской республики - Уругвая сопоставимы с объемами финансирования куда бóльших компартий в куда бóльших государствах75.

Перевод ЮАСКИ из Буэнос-Айреса в Монтевидео был связан со смещением Президента Аргентины Иполито Иригойена и последующим (как бы странно ни звучали эти два прилагательные вместе) антилиберальным и антикоммунистическим виражом новых властей.

Однако вскоре «испытание госпереворотом» предстояло и Уругваю: 31 марта 1933 года парламент и Национальный административный совет (CNA) были распущены Президентом Террой.

В чем было дело? По весьма демократичной Конституции 1919 года, «самая передовая и просвещенная страна Южной Америки»76, Уругвай, оказалась республикой, где был запущен еще и «невиданный в мире институциональный эксперимент»77: верховная исполнительная власть стала «дуалистичной». Довольно чудная конструкция исполнительной власти состояла, с одной стороны, из президента, а с другой - из коллегиального Национального административного совета. И если президенту подчинялся, например, МИД, МВД и Минобороны, то экономические министерства и госпредприятия, подобные нефте-спиртовой корпорации ANCAP, подчинялись CNA78.

На эту необычную конституционную конструкцию накладывались крайне либеральные законы о тотально пропорциональной и двухуровневой системе выборов (когда под знаменем одной партии могут выдвигаться несколько подсписков, «сублем»). В случае с выборами президента это означало, что главой государства становился кандидат от подсписка, набравшего наибольшее число голосов внутри списка партии-победительницы. В итоге в 1930 году в Уругвае сложилась вообще парадоксальная ситуация. Ставший главой государства католик-консерватор Терра представлял всего одну из трех «сублем» в целом либеральной и даже атеистической партии «Колорадо». При этом в абсолютных цифрах Терра получил значительно меньше голосов, чем сенатор де Эррера (главный кандидат от правонационалистической партии «Бланко», которая при этом получила меньше голосов, чем «Колорадо»)79.

В свою очередь, «либеральная» фракция «Колорадо» (так называемые «чистые батжисты») обладала большинством в CNA. Главный их ответ на Великую депрессию - огосударствление экономики. Так, за 1930-1932 годы число госслужащих в республике выросло с 30 тысяч до 5280. Стоит, кстати, заметить, что такое положение вещей в Уругвае было закреплено надолго: в июне 1944 года глава вновь открывшейся советской дипмиссии в Монтевидео С.А.Орлов докладывал в НКИД (ссылаясь, правда, на американскую газету «Нью-Йорк таймс»), что та называет Уругвай «самой социалистической страной в мире после СССР, ибо в руках государства сосредоточен наибольший процент экономики страны»81. Дебаты о величине и путях реформы госсектора идут в Уругвае и поныне.

Иными словами, в начале 1930-х годов конституционная система сдержек и противовесов превратилась в Уругвае, скорее, в паутину идеологических и (что опаснее) политических противоречий в элитах. А именно: оглядевшись, новый президент-консерватор от партии «Колорадо» Габриэль Терра понял, что истинным идеологическим союзником для него является лидер партии «Бланко» сенатор Эррера, а не однопартийцы-либералы. С ним-то они и организовали антиконституционный переворот: силами армии и полиции, но, получалось, при межпартийной поддержке. Были распущены и парламент, и CNA. При этом и на политический класс, и на рядовых граждан глубочайшее впечатление произвело самоубийство, которое в знак протеста против переворота 31 марта 1933 года совершил экс-президент республики и CNA, «чистый батжист» Бальтасар Брум82.

Тем не менее, будучи президентом демократического Уругвая, Терра, даже и совершив успешный переворот, не мог позволить себе править с помощью указов. К середине 1933 года он объявил о проведении выборов в Конституционный конвент и парламент (где, по новой Конституции, и избирался новый президент, то есть, естественно, сам Терра).

Но в плебисците, по новой Конституции, наотрез отказались участвовать либералы: и «чистые батжисты» партии «Колорадо», и независимая от Эрреры «сублема» партии «Бланко». Зато КПУ решила «воспользоваться избирательной кампанией для того, чтобы сорвать с диктатуры маски… и завоевала пять мандатов»83.

Это был лучший результат КПУ на национальных выборах за все 12 лет существования партии. КПУ явно абсорбировала голоса протестного электората. Но, таким образом, КПУ участвовала и в легитимизации нового режима, который был неприемлем для половины избирателей и политического класса84.

Стоит заметить, что, по завуалированному признанию многолетнего лидера КПУ Гомеса, в итоге стратегически партия, скорее, проиграла85: с одной стороны, она завоевала пять мандатов, но с другой - перестала быть по-настоящему оппозиционной. В результате КПУ нужно было срочно «исправлять имидж». 18 мая 1934 года Гомес попытался сорвать инаугурацию Терры, который избрался по новой Конституции, принятой, получается, при участии КПУ. Так же в тот день поступил и лидер социалистов Фругони. За выкрики во время инаугурации он и был задержан прямо в зале86.

Надо также иметь в виду, что на более раннем этапе, в 1932 году, КПУ выдвигала у себя в стране идею «единого фронта трудящихся»87. Однако, вопреки собственным установкам, но в этот раз выполняя линию Коминтерна, 1 мая 1933 года КПУ даже сорвала митинг СПУ88. Разрывая отношения теперь с Террой, КПУ наконец-то оказалась с СПУ по одну сторону баррикад: 28 января 1935 года активисты обеих партий даже стали участниками «Боя при Пасо-Морлане», который рядом с городом Росарио в уругвайском департаменте Колония дали правительственно-полицейским силам принципиальные противники Терры89. Одновременно столкновения прошли на севере, ближе к границе с Бразилией90.

Однако устоявшееся мнение таких уругвайских историков, как Рауль Хакоб и Хуан Оддоне, о том, что последовавший вслед за этим разрыв Терры не только с уругвайскими коммунистами, но и с СССР был частью его внутриполитического, «испанистского» консервативного виража91, теперь должно быть опровергнуто: на фоне рассекречивания уругвайской дипломатической переписки того периода.

Коммунисты-дипломаты и просто коммунисты

На установление и развитие отношений с советской внешнеторговой организацией «Южамторг» Уругвай пошел еще в середине 1920-х годов. «Особый путь» этой компании признается и в современных российских официальных публикациях: «Поскольку экономические контакты СССР с южноамериканскими партнерами были крайне редки и часто не оправдывали связанные с ними организационные расходы, сотрудники «Южамторга» вынуждены были выполнять работу преимущественно агитационно-пропагандистского характера»92.

Тем не менее операции «Южамторга» росли. В 1928 году в интервью газете «Известия» председатель правления «Южамторга» Б.И.Краевский рассказывал: «В этом году намечается значительное расширение торговых операций с южноамериканскими странами. Особый интерес вызвали здесь южноамериканские овцы, прибывшие сюда впервые и признанные вполне подходящими для разведения в СССР… Развитие торговли СССР со странами Южной Америки идет довольно интенсивно. Так, например, за первый год торговых сношений с Южной Америкой, в 1925/26 году, оборот «Южамторга» выразился в 4,5 млн. долларов. В 1926/27 году этот оборот составил уже 14,5 млн. долларов, а за первое полугодие текущего, 1927/28 года наш оборот с Южной Америкой составил уже 12,5 млн. долларов»93.

Больше того, если в Аргентине Краевский обладал статусом всего лишь председателя правления коммерческой компании, то в Уругвае (еще до перевода центральной конторы «Южамторга» в Монтевидео) был аккредитован как официальный торгпред СССР. При этом явно очень предприимчивый человек Краевский сумел сделать юрисконсультами «Южамторга» в Уругвае представителей самых высших политических слоев. В частности, юридическим советником «Южамторга» стал Б.Брум94. Вскоре начались и поставки «нафты», то есть советской нефти.

Во второй половине 1920-х годов с деятельностью «Южамторга» был связан прорыв и в советско-уругвайских политических отношениях. В 1926 году Уругвай стал всего 11-м государством на планете, которое декретом Президента Х.Серрато (кстати, лично знакомого с Г.В.Чичериным)95 установило с СССР дипотношения. При этом, вопреки практике переговоров с другими латиноамериканскими государствами, встречи советских и уругвайских дипломатов прошли не в третьей стране, а в Москве: в СССР прибыл уругвайский дипломат Масанес (в документах НКИД СССР того периода - Мазанес)96. Таким образом, именно уругвайцы первыми отреагировали на интервью 1924 года наркома иностранных дел СССР Чичерина аргентинской газете «Ла Насьон» о том, что «инициатива любой южно-американской страны» по вопросу установления отношений с СССР «встретила бы с нашей стороны понимание и поддержку»97.

По изложенным выше соображениям, именитому уругвайскому юристу (занимавшему в разные периоды посты главы МИД и посла при Международном суде в Гааге) Эктору Гросу Эспиелю принадлежит изящное определение о том, что в 1917-1926 годах отношения были не разорваны, а лишь «лишены продолжения»98.

Впрочем, в свою очередь, бывшему главе МИД РФ И.С.Иванову принадлежит много более сдержанное определение о том, что в 1926 году СССР ответил согласием на предложение Уругвая установить отношения, «исходя исключительно из соображений международно-политического престижа»99.

Тем не менее переписка в НКИД по вопросу о переводе «Южамторга» из Аргентины в Уругвай свидетельствует, что такой «престиж» оказался в определенный момент весьма кстати: «Налет и разгром «Южамторга» [в 1931 г. в Аргентине] при наличии активной заинтересованности Наркомвнешторга в ряде торговых операций в Южной Америке вызывают необходимость перестройки нашей работы… Обсуждение вопроса о предстоящей работе в Южной Америке привело коллегию НКИД и Наркомвнешторг к выводу, что наиболее правильным было бы сейчас перенести центр торговых операций в Уругвай…»100

Но уже через короткую паузу в СССР при оценке этих отношений, только было наполненных конкретным содержанием, впервые возникла приведенная выше сдержанная (и даже скептическая) позиция. За месяц до разрыва отношений Уругваем в своем письме Сталину Литвинов был еще более пессимистичен: «Никаких деловых интересов, которые оправдывали бы существование советской миссии в… латиноамериканских странах, у нас нет. У нас имеется представительство в Уругвае, с которым мы совершенно не связаны ввиду отсутствия каких бы то ни было деловых сношений и интересов»101.

На первый взгляд такая оценка удивительна. Если перевод ЮАСКИ из Буэнос-Айреса в Монтевидео представлял для НКИД второстепенный интерес, то перевод туда же представительства «Южамторга» и скорое создание на его базе полноценной дипмиссии был, по идее, куда более значимым событием - важным элементом «прорыва дипломатической блокады». Решение о переезде в Монтевидео «Южамторга» принималось в 1931 году на уровне Политбюро102. В том же году в телеграмме Калинина на имя Президента Уругвая Терры отношения были названы «столь счастливо установившимися»103. 6 ноября 1933 года Президент Терра подписал верительные грамоты генералу Эдуардо да Косте в качестве первого уругвайского посланника в СССР. Вручив свои верительные грамоты 10 марта 1934 года, да Коста немедленно приступил к переговорам об открытии уругвайских консульств или вице-консульств еще и в Одессе, Ленинграде и Батуми, через порты которых уругвайцы хотели наладить поставки советского леса104. Также 10 марта 1934 года свои верительные грамоты Терре в Монтевидео вручил сменивший Краевского А.Минкин, ставший, таким образом, и торговым, и диппредставителем СССР в Уругвае.

На этом фоне, на первый взгляд, советско-уругвайские отношения должны были приобретать все большую глубину. Вместо этого - кризис. Почему?

В действительности к концу 1935 года советско-уругвайские отношения стали заложниками той стратегии, которую в Южной Америке осуществляли Бразилия и США.

Для лучшего понимания этих международных процессов надо все же вновь обратить внимание на внутриуругвайскую политическую конъюнктуру.

Нефть в переводе

Вернемся к обстоятельствам принятия закона 1931 года о создании уругвайской госмонополии ANCAP.

Подписали закон, как и полагается, председатель парламента Хуан Б.Морелли и секретарь Мартин Эчегожен. Но истинными авторами его были два других депутата от либеральной «батжистской» фракции партии «Колорадо»: будущий президент республики Батже Беррес и Гонсалес Видарт. При этом оппозиционеры из той фракции партии «Бланко», которую возглавлял Л.А. де Эррера, были недовольны созданием корпорации ANCAP, как таковой. Они обвиняли батжистов в «советизации» уругвайской экономики и «ленинизме, который отказывает частной инициативе»105. Впрочем, либеральное меньшинство партии «Бланко», напротив, приветствовало батжистов, полагая, что «закон стимулирует сельское хозяйство», так как «спирт будет получаться из кукурузы и сладкого картофеля»106.

Подобного рода «мезальянсы» между фракциями внутри одной партии и, напротив, межфракционные альянсы между разными партиями, конечно, вносили дополнительную путаницу во внутриполитические процессы Уругвая. Но даже не это было главной системной проблемой. Закон об ANCAP вносил дополнительную интригу в работу исполнительной власти, лишая Президента Терру контроля над важнейшей отраслью экономики.

В итоге закон стал катализатором событий 31 марта 1933 года, когда Терра распустил парламент и CNA, перешел на единоличное правление и, в частности (хотя и сохранив ANCAP), размыл его монополию, достигнув примирения с британскими и американскими нефтяниками. Любопытно, что и после этого в уругвайском диалекте испанского языка слово «бензин» звучит, как «нафта», то есть созвучно русскому «нефть». Но в тот момент это превращалось уже скорее в исторический феномен.

Разные векторы

Удивительно, что именно устроивший антиконституционный переворот, заточивший в тюрьме на острове Цветов социалиста Фругони и размывший монополию советской «нафты» Президент Терра поднял отношения с СССР до уровня обмена посольствами. Как представляется, и все это, и скорый, не менее неожиданный разрыв отношений отражали удивительную комбинацию и сугубо «пассионарных» соображений (о которых в Латинской Америке все-таки нельзя забывать ни на минуту), и сугубо рациональных причин. Каких?

Итак, после переворота «чистые батжисты» требовали от Терры восстановить конституционный строй. Зато в глазах левых сил обмен дипмиссиями с СССР становился своего рода «индульгенцией» за «диктатуру». Пообещав обмен посольствами с СССР, Терра добился участия малых, но зримых КПУ и СПУ в легитимизации своего режима.

Впрочем, ко времени, когда принималось решение о «повышении градуса» в отношениях с СССР, поддержка со стороны левых для Терры была уже не принципиальна. Более того, они сами перешли на сторону непримиримой оппозиции, участвуя в «Бою при Пасо-Морлане».

Между тем, по новой Конституции, в стране не только исчезал Национальный административный совет, но и совершенно по-новому формировался Сенат. В нем, по новым правилам, мандаты распределялись лишь между двумя партиями, набравшими наибольшее количество голосов. Это обеспечивало Терре единоличие в исполнительной власти и поддержку от националиста Эрреры в парламенте. Эррера, и без того контролируя большинство в партии «Бланко», стал ее единственным парламентским вожаком («диссиденты» партии, повторим, в выборах не участвовали). При этом в плебисците 1933 года, по Конституции, приняли участие без малого 50%, а в выборах нового парламента - все 58% избирателей. То есть вопрос о легитимности новой политической конструкции был успешно решен.

Ориентацию именно на это большинство и можно считать второй причиной, по которой Терра пошел в 1933 году на повышение уровня отношений с СССР - даже на фоне того, что коммунисты свою роль уже сыграли. Как видится, Терре, успешно преодолевшему политико-конституционные проблемы, требовался теперь прорыв в экономике, пережившей в начале десятилетия шок от последствий Великой депрессии. Американский историк Роберт Левин по поводу обмена дипмиссиями Уругвая с СССР отмечает: «Нет никаких сомнений в прагматическом характере этой инициативы: открытие новых рынков для уругвайских экспортеров, обусловленных трудностями Великой депрессии. В конце концов, Соединенные Штаты только что пошли на такую же меру...* (*Дипломатические отношения США и СССР установлены 16 ноября 1933 г.)  Все, что… заботило, - это продать мясо, кожи и шерсть...»107. По мнению Левина, инициатива о скором разрыве дипотношений также исходила от самого Уругвая108. В действительности, как становится окончательно ясным теперь, главным был внешний фактор.

В декрете правительства Терры о разрыве отношений с СССР утверждалось, что «выросшая» из «Южамторга» советская миссия в Монтевидео «подстрекала и оказывала свою помощь коммунистическим элементам соседнего государства»109, то есть Бразилии. Вопрос ставился о том, что советские представители в Уругвае направляли и (главное) финансировали бразильского коммуниста Престеса, стоявшего во главе масштабных ноябрьских беспорядков в Бразилии. Подтолкнувший тогда Монтевидео к разрыву отношений с Москвой посол Бразилии в Уругвае Л.Буэно утверждал, что «Южамторг» на самом деле «управляется желаниями и приказами III Интернационала»110. Больше того, бразильские дипломаты утверждали, что восстание инспирировано выступлением «голландца Ван Мина» на VII Конгрессе Коминтерна. Утверждалось, что этот «голландец» говорил о том, что Компартия Бразилии следует «секретным инструкциям из советской миссии в Монтевидео»111. В действительности Ван Мин - не голландец, а китаец112, который хотя и курировал в ИККИ Латинскую Америку, никогда не произносил такой речи113.

Тем не менее, как уже точно понятно сегодня, за организацией ноябрьского восстания в Бразилии действительно стоял Коминтерн114. Своего неприятия Ж.Варгаса не скрывала и «якорная» теперь для ЮАСКИ Компартия Уругвая. Так, еще в 1934 году печатный орган КПУ выдвигал лозунг «Долой Жетулиу Варгаса!»115.

Однако тезис о вовлеченности любых расположенных в Уругвае советских и просоветских структур (КПУ, ЮАСКИ, «Южамторг», дипмиссия) в финансировании восстания в Бразилии не выдерживает критики.

С одной стороны, конечно, существует шифровка, которую до закрытия соответствующих описей РГАСПИ успел изучить (и даже опубликовать в своей книге ее факсимиле) мой бразильский коллега В.Ваак. Речь идет о послании от 27 ноября 1935 года, когда Секретариат ИККИ проинструктировал ЮАСКИ и КПБ: «Двадцать пять тысяч переводим телеграфно. Держите нас в курсе событий». То есть содержание этого документа свидетельствует: как минимум, софинансирование восстания Москвой - факт.

С другой стороны, в рубрике «Способ связи» был указан «№20»116 - что никак не означает Уругвая. Утверждать это можно, учитывая, что автор наиболее подробного исследования о шифропереписке Коминтерна Ф.Фирсов помещает «№20» в другие категории. В одном из вариантов этот номер попадает в перечисление финансовых терминов и названий валют: «14 - песеты, 15 - флорины, 16 - французские франки, 17 - доллар, 18 - швейцарские франки,
19 - фунт стерлингов, 21 - курьер, а 20 - «Cangé (?) [по-видимому, искажение слова «Congé» (отпуск)]»117. Конечно, можно предположить, что под «Congé» имелся в виду Уругвай. Но в приложении «Числовые [страновые] коды» в книге Ф.Фирсова под «№20» имеются в виду Китай и все тот же Congé. Смысл этого термина, очевидно, был известен только тогдашним шифровальщикам. Но это точно не «Уругвай». Уругвай фигурирует в списках, как номера 60 и 67, Латиноамериканский секретариат - 15, Южноамериканское бюро - 27118.

Таким образом, можно утверждать: КПУ и ЮАСКИ в Уругвае, конечно, взаимодействовали с КПБ, но что касается финансирования восстания Коминтерном (что и ставилось в вину советской стороне правительством Терры), то оно шло не через «Южамторг» или советскую дипмиссию в Монтевидео, а каким-то другим способом.

Но что было дальше в 1935-1936 годах?

Лексика и лексикон

Что касается позиции советской стороны, то еще 10 декабря
1935 года полпред Минкин сообщил в Москву, что «по полученным… сведениям специальная комиссия изучает в Госбанке финансовые операции «Южамторга»119. Как стало известно из рассекреченной переписки МИД Бразилии и МИД Уругвая, опубликованной А.М.Родригес Айсагер, бразильский посол в Уругвае Буэно, в свою очередь, докладывал в Рио-де-Жанейро, что получил от начальника уругвайского генштаба генерала Гомеса информацию о том, что советская миссия в Монтевидео получила 100 тыс. долларов на пропаганду. Однако в также обнаруженном Родригес Айсагер соответствующем докладе Управления расследований полиции Монтевидео (которое отслеживало переводы денег в советскую миссию и «Южамторг») ни о чем подобном не говорится120.

Тем не менее 27 декабря Монтевидео известил полпредство о разрыве отношений с Москвой. Полпред Минкин на следующий день направил в адрес главы МИД Уругвая Эспальтера ноту, в которой «самым категорическим образом» утверждалось, что «миссия СССР в Уругвае всегда выполняла исключительно и строго лишь те функции, которые предусмотрены и допускаются нормами международного публичного права»121. Но эта нота была возвращена Минкину уже как «частному лицу, лишенному дипломатической аккредитации»122, и он вынужден был покинуть Монтевидео.

Правительство Уругвая продолжало «принимать на веру утверждения правительства Бразилии»123, а история с выдворением дипмиссии СССР стала частью всемирной антисоветской волны. В частности, в январе 1936 года правая печать Испании поддержала наиболее радикальную версию событий, связанных с коллективным подписанием всеми министрами правительства Президента Терры124 декрета о высылке полпредства СССР: «Советы получили то, что заслужили. [Советское полпредство в Монтевидео] к концу [1935] года готовило революцию во всей Южной Америке»125. Правая испанская газета «Эпока» под заголовком «Советские нравы» еще и смаковала рядовую (при обычных обстоятельствах) информацию о том, что полпред Минкин «отбыл из Монтевидео в каюте первого класса - в то время как остальной персонал… отправился в третий»126. Правой испанской печати вторила даже австралийская127.

В Москве этот вопрос рассмотрели на заседании ЦИК СССР. В докладе его председателя говорилось: «Если поверить господам уругвайцам, то можно подумать, что Советскому правительству нечем больше заниматься, как внутренними делами Бразилии и Уругвая, в которых господа бразильские и уругвайские правители, видимо, неважно разбираются, если валят свои беды на других... Однако Советское правительство не может проходить мимо таких актов, хотя бы и со стороны Уругвая, которые являются не только совершенно необоснованными в отношении нашего государства, но и являются прямым нарушением Пакта Лиги наций, в которую входят как СССР, так и Уругвай»128.

Косвенное подтверждение того, что публичное удивление высшего советского руководства решением Монтевидео разорвать дипотношения с Москвой отражало искреннее недоумение, содержится во внутренней переписке НКИД СССР и ИККИ. В частности, даже и в 1937 году в секретариате Д.Ибаррури предполагали, что «серьезную роль в разрыве отношений с СССР» сыграл посол не Бразилии, а Италии129. Судя по письму Литвинова в советское полпредство в Риме, изначально к мысли о решающей роли Италии в советско-уругвайском дипломатическом кризисе склонялся и он130. Не рассматривалась разве что версия о роли Германии. В 1945 году советский следователь старший лейтенант Михеев допрашивал Ханса Морато (бывшего на момент разрыва дипотношений Москвы и Монтевидео послом рейха в Уругвае). Но тот период карьеры немецкого дипломата советские компетентные органы не интересовал131.

Одним из наиболее интересных документов конца 1935 года является обнаруженная мной в фонде наркома Литвинова в АВП «Запись беседы тов. Штерна с [румынским посланником] Чиану Павлу от 29.12.1935», которая гласит: «Чиану рассказал мне, что на обеде должен был быть [временный поверенный в делах Уругвая в СССР] Масанес. Он, однако, отказался в силу разрыва отношений. Чиану беседовал с Масанесом на тему о разрыве… Чиану очень интересовался, каким образом мы хотим передать вопрос о разрыве отношений на рассмотрение Лиги наций, так как он не знает, какую статью пакта Лиги наций можно использовать»132. Не исключено, что Чиану зондировал почву по просьбе уругвайцев, но на тот момент ничего не узнал.

Через короткую паузу, в январе 1936 года, позиция советского правительства была донесена до всего мира. По поручению ЦИК НКИД подготовил обращение к генеральному секретарю Лиги наций, ссылаясь на §1 ст. 12 и §2 ст. 11 Устава Лиги133, и требовал внести это в повестку ближайшей сессии, так как «претензии, вызвавшие разрыв, Уругвай не передал ни в арбитраж, ни на рассмотрение Совета Лиги»134.

Когда вопрос дошел до Лиги 25 января 1936 года, уругвайский делегат Гуани заявил, что речь идет о «легитимной защите в случае угрозы внутреннему порядку»135. На это Литвинов выразил готовность советского правительства предоставить всю финансовую документацию полпредства: «Еще никогда, я повторяю, никогда, ни в одном случае не было представлено никаких доказательств в обоснование подобных обвинений, если не считать поддельных документов, фабрикуемых русскими контрреволюционными эмигрантами и близкими к ним элементами. Я не сомневаюсь, что уругвайскому или фашистскому бразильскому правительствам, если они захотят, не трудно будет раздобыть такие документы даже в самой Женеве. Спрос на них на европейском рынке теперь значительно упал, и их, вероятно, можно получить по демпинговым ценам. Я должен, однако, предупредить, что потребую самой тщательной экспертизы подобных документов»136. Что же касается банковских чеков, то Литвинов привел такую аргументацию: «Если чеки переводились в Монтевидео, то разве так трудно установить в уругвайских банках точные номера, суммы и даты этих чеков?»137

Отказ уругвайской делегации представить какие-либо доказательства неожиданно развернули на сторону Москвы даже ту прессу на Западе, которая еще в конце 1935 года восторженно приветствовала разрыв Уругваем отношений с СССР. Литвинов отмечал: «Немцы рассчитывали, что этот разбор превратится в судилище над Коминтерном и Москвой, и, по словам некоторых моих коллег, злорадствовали, что «Советская власть сама загнала себя в западню». Велико же было их разочарование, когда из женевского разбора посрамленным вышел один Уругвай»138.

Тем не менее эффект от выступления Литвинова в Лиге наций оказался двойственным. С политико-психологической точки зрения, в глазах малых стран, часть своей речи Литвинов выстроил как минимум недипломатично: «История Уругвая также мало являет нам картину внутреннего спокойствия… Я надеюсь, что уругвайское правительство не обвиняет советскую миссию во всех этих восстаниях и, в частности, в государственном перевороте 1933 года, поставившем у власти его нынешнего Президента г-на Терра… История… уругвайцев позволяет думать, что им не требуются указания и руководства извне для производства восстаний, и разве не ясно, что они сами в совершенстве этим искусством овладели?»139

В качестве «лирического отступления». Не из этой ли речи Литвинова, к сожалению, выросла «лирика» иных заявлений по Латинской Америке уже Молотова? Так, осенью 1939 года, рассуждая в Верховном Совете СССР о проблемах советско-финляндских отношений, Молотов сказал: «В своем послании от 12 октября на имя тов. Калинина г-н Рузвельт выразил надежду на сохранение и развитие дружелюбных и мирных отношений между СССР и Финляндией. Можно подумать, что у Соединенных Штатов Америки лучше обстоят дела, скажем, с Филиппинами или Кубой, которые давно требуют от США свободы и независимости и не могут их получить»140. Таким образом, Молотов приравнял формально независимую Кубу к протекторату Филиппины, что вызвало бурю возмущения в Гаване.

Летом 1945 года Молотов избрал такой тон при встрече в Сан-Франциско с уругвайским коллегой Х.Серрато. «Серрато говорит, что дипломатические отношения между СССР и Уругваем были восстановлены в 1943 году… Молотов говорит, что у советского народа не пользовались популярностью правительства, практиковавшие частые разрывы дипотношений»141. Как видно, Молотов предпочел диалогу прессинг, игнорируя то, что Серрато представлял совершенно иную фракцию уругвайского истеблишмента. Наконец, 30 октября 1946 года Молотов заявил в ООН, что нельзя ставить на одну полку «США и Гаити, СССР и Гондурас»142. Это вызвало уже настоящий скандал во многих странах региона.

Интересно, что еще в 1930-х на некорректность тональности таких советских заявлений среагировала и неподконтрольная Москве левая печать. В частности, в стане все более популярного в Латинской Америке Троцкого пришли к следующему выводу: «Уругвай порвал дипломатические отношения с СССР. Мера эта принята, несомненно, под давлением Бразилии и других южноамериканских стран, возможно также и Соединенных Штатов, в виде «предупреждения»… Но не эта сторона дела нас сейчас интересует, а поведение советской печати. Трудно представить себе более отвратительное зрелище! Вместо того, чтобы направить громы своего вполне законного негодования против могущественных вдохновителей уругвайской реакции, советская печать занимается пошлыми и глупыми издевательствами над малыми размерами Уругвая, над малочисленностью его населения, над его слабостью. В наглых и насквозь реакционных стихах Демьян Бедный рассказывает, как он не мог без очков найти на карте Уругвай... При этом придворный поэт передает речь консула со всякими «национальными» акцентами, совершенно в духе черносотенных острот царских официозов… Они позволяют себе все свое великодержавное великолепие обрушить на голову «маленького», «ничтожного», «незаметного на карте» Уругвая…»143

В то же время, как становится понятным теперь, версия о финансировании Москвой через Монтевидео восстания в Бразилии была лишь предлогом для решения властями южноамериканских стран куда более близкой для них проблемы.

След Бразилии... и США

После «Боя при Пасо-Морлане» уругвайские власти попросили Бразилию, «чтобы она предотвратила пересечение границы людьми и оружием, арестовала и интернировала пересекающих границу революционеров»144. Как уже было замечено, реальной угрозы власти уругвайские оппозиционеры в тот момент уже не представляли. Другое дело, что, отвечая на запрос из Монтевидео, в Рио-де-Жанейро исходили из того, что куда более серьезная бразильская оппозиция еще только готовилась к выступлению145.

Именно на бразильского посла в Монтевидео Л.Буэно ссылался при разговоре с уругвайским послом в Рио-де-Жанейро Хуаном Карлосом Бланко и глава МИД Бразилии Маседо Соарес146, когда говорил уругвайскому дипломату, что ноябрьское восстание в Бразилии управлялось советской миссией и «Южамторгом» в Монтевидео.

И хотя в ответ на запрос своего МИД в декабре 1935 года временный поверенный Уругвая в СССР К.Масанес писал: «Ни одному делегату [Конгресса Коминтерна] не было бы разрешено делать даже самые безотносительные ссылки на советских дипломатических, консульских или торговых представителей», события развивались по уже заданному вектору.

В Рождество, 25 декабря 1935 года, Буэно нанес визит вежливости Президенту Терре, обнаружил его в компании главы МИД, министра обороны, начальников генштаба и полиции и рассказал о кровавых событиях в Бразилии. Именно после этого президент «спросил собравшихся, не кажется ли им, что американская солидарность обязывает Уругвай разорвать с СССР дипотношения, выслать советскую миссию и лишить «Южамторг» статуса юридического лица»147.

Изучившая уругвайско-бразильскую дипломатическую переписку Родригес Айсагер выделяет три фактора, сыгравшие свою роль в том, что, несмотря на отсутствие доказательств вины советской стороны, Уругвай все-таки предпочел пойти в русле антисоветской позиции Бразилии.

Во-первых, личные антикоммунистические взгляды посла Бразилии в Уругвае. Однако одного этого было, конечно, недостаточно.

Во-вторых, ссылаясь еще только на «доклад» Ван Мина на VII Конгрессе Коминтерна, министр Соарес тем не менее «доверительно сказал» уругвайскому послу Бланко, что «на вашем месте я бы воспользовался этим, чтобы избавиться от Советов»148. Иными словами, бразильцы и не утруждали себя предоставлением доказательств, а предлагали уругвайцам лишь версию, которая могла стать поводом к разрыву отношений с СССР. При этом еще 29 ноября Бланко сообщил своему министру Эспальтеру, что эти «добрые» пожелания сопровождались откровенным шантажом: «Министр Маседо Соарес… дошел до того, чтобы сказать мне, что Бразилия может оказаться вынужденной закрыть границу с Уругваем»149.

Наконец, в-третьих, в Монтевидео не могли не видеть, что история с «Южамторгом» и советской миссией в Уругвае была для Рио-де-Жанейро важным козырем в его отношениях с Вашингтоном.

Параллельная интрига

Вся эта советско-уругвайская и уругвайско-бразильская интрига развивалась на фоне поистине ключевого эпизода для всей истории Западного полушария ХХ века. В 1932-1935 годах регион сотрясла боливийско-парагвайская война, как считалось, за нефтеносный регион Чако. К середине 1930-х годов главный вопрос был такой: кто возглавит процесс решающего урегулирования, а значит, по образному выражению британских дипломатов, закрепит за собой статус «королевы Южной Америки»150. Это были либо США, либо Аргентина (тогда соперница и США, и Бразилии).

Знакомый и ранее с соответствующей служебной перепиской МИД Бразилии ветеран бразильской дипломатии Луиз Алберту Мониз Бандейра отмечает: «В 1935 году посол Бразилии в США (и будущий глава МИД) Освалдо Аранья заявил Саммерсу Веллсу из Госдепартамента США, что поддержка Бразилией Соединенных Штатов в вопросах о Центральной Америке предполагает взаимное уважение Соединенными Штатами бразильских интересов в Южной Америке»151. В свою очередь, Родригес Айсагер уточняет: «Позиция Бразилии в отношении приглашения Аргентиной и Чили для участия в… комиссии [по урегулированию] в Чако состояла в том, что Бразилия отказалась участвовать в комиссии, если в нее не войдут Уругвай (и Соединенные Штаты)»152.

Таким образом, можно сказать, что, разыгрывая карту «советской угрозы» в Уругвае, Бразилия позиционировала себя в глазах США как главную опору в борьбе с коммунизмом в Южной Америке, а значит, страну, на которую имеет смысл положиться и в других вопросах, например в посредничестве по Чако. В Монтевидео в данном случае заняли сторону той из пограничных для него региональных держав, кто разыграл более тонкую партию с США: будучи приглашенным в комиссию по урегулированию вокруг Чако не Аргентиной, а Бразилией (при этом вместе с США). Ради этого, очевидно, и можно было пожертвовать отношениями с Москвой, особенно на фоне того, что главный лоббист развития отношений с СССР - КПУ перешла в стан вооруженной оппозиции, предварительно обеспечив Терре поддержку в конституционных вопросах.

В подтверждение этих соображений можно привести еще три детали. Во-первых, копия телеграммы бразильского МИД уругвайским коллегам с поздравлениями по случаю разрыва дипотношений с СССР была разослана и всем остальным правительствам государств обеих Америк153. При этом бразильское внешнеполитическое ведомство проинструктировало свои посольства в странах - членах Лиги наций, чтобы они обеспечили поддержку Уругваю в ходе возможных дебатов с СССР в Женеве154. Во-вторых, документация закрывшейся дипмиссии Уругвая в Москве была передана на хранение не куда-нибудь, а в посольство США155. В-третьих, в 1936 году Уругвай был включен в латиноамериканское турне Рузвельта, а это было крайне важно для страны, вынужденной постоянно оглядываться на Бразилию и Аргентину.

Вместо эпилога

Интересно, что осенью 1942 года переговоры о восстановлении дипломатических отношений Москвы и Монтевидео будут проведены не кем-нибудь, а ставшим послом СССР в США Литвиновым и ставшим главой МИД Уругвая Гуани.

Они будут вести себя так, как будто в 1936 году между ними не было никаких пикировок в Лиге наций. Почему? Это уже совсем другая история.

1. Тов. Ван Мину. Предложения по улучшению связей между ИККИ и КП Центральной и Южной Америки. 9 апреля 1937 г. // Российский государственный архив социально-политической истории (далее - РГАСПИ). Ф. 495. Оп. 102. Д. 3 Л. 17.

2. Octavo Congreso del Partido Comunista // Justicia (Montevideo). 16.10.1923.

3. Адибеков Г.М., Шахназарова Э.Н., Шириня К.К. Организационная структура Коминтерна. 1919-1943. Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН). М., 1997. С. 154.

4. Resolución del comité Central sobre el X Plenum de la Internacional Comunista // Justicia (Montevideo). 05.12.1929.

5. Esto está muy bien, pero... // Justicia (Montevideo). Marzo 1932 (№3804). Р. 3.

6. Беседы сотрудников отделов НКИД с представителями уругвайской миссии // АВП РФ. Референтура по Уругваю. Оп. 11. Инд. №032. Инв. 4. П. 101. Д. 032/Ур. Л. 34.

7. Ионин А.С. По Южной Америке. СПб.: Типография высочайше утвержденного товарищества «Общественная польза», 1896. Т. II // http://books.google.ru/books/about/%D0%9F%D0%BE_%D0%AE%D0%B6%D0%BD%D0%BE%C7%90_%D0%90%D0%BC%D0%B5%D1%80%D0%B8%D0%BA%D1%A3.html?hl=ru&id=c_gWAAAAYAAJ&redir_esc=y

8. Benton, Lauren A. The British Atlantic in Global Context // The British Atlantic World, 1500-1800 / David Armitage and Michael Braddick, ed., Palgrave MacMillan, 2009. Р. 3; Constituciones Fundacionales de Uruguay (1830). Montevideo: Linkgua Ediciones, 2007. Р. 1;Clemente Batalla, Isabel. Política exterior del Uruguay, 1830-1895. Tendencias, problemas, actores y agenda. Unidad Multidisciplinaria - Programa de Población. Facultad de Ciencias Sociales. Documentos de Trabajo. №69. 2005. Nov. P. 26.

9. Zubillaga, Carlos. Herrera: La encrucijada nacionalista. Montevideo: Arca - Claeh, 1976. Р. 5.

10. Tito Pintos, Alberto. Colonia Del Sacramento - R. O. Del Uruguay // http://www.esefarad.com/?p=7667; Methol Ferré, Alberto. Uruguay como problema. Montevideo: Editorial Diálogo, 1967. Р. 20.

11. Methol Ferré, Alberto. Op. cit. Р. 5; Herrera, Luis Alberto de. La misión Ponsonby. La Diplomacia Británica y la Independencia del Uruguay. Montevideo. 1988. Р. 3; Rurcatti, Dante. El equilibrio difícil: política exterior del batllismo. Montevideo: Arca - Claeh, 1981. P. 2.

12. Политические информационные письма, полученные из Посольства СССР в Уругвае // АВП РФ. Ф. В.М.Молотов. Оп. 6. Д. 706. П. 52. Д. Ур.020. Л. 21.

13. Там же. Л. 6.

14. Rodríguez Aycaguer, Ana María. La diplomacia del anticomunismo: la influencia del gobierno de Getúlio Vargas en la interrupción de las relaciones diplomáticas de Uruguay con la URSS en diciembre de 1935. Estudios Ibero-Americanos (Sao Paolo, Brasil). v. 34 n.1 (2008). Р. 94.

15. Waack W. Camaradas: nos arquivos de Moscou, a história secreta da revolução brasileira de 1935. São Paulo: Companhia das Letras, 1993.

16. Boletín Mensual de la Sociedad de las Naciones, 1º a 30º de agosto de 1930. Р. 145.

17. Lanús, Juan Archibald. Aquel apogeo. Política Internacional argentina. 1910-1939. Bs. As.: Editorial Emece, 2001. Р. 2; Conial Paz, Alberto y Gustavo, Ferrari, Gustavo. Política exterior argentina. 1930-1962. Bs. As.: Editorial Huemul, 1964. Р. 3.

18. Cueva Perus, Marcos (UNAM). Libertad y pasión por el absolutismo en América Latina // Multidisciplina (México). 2011. №9. Р. 28 // http://www.acatlan.unam.mx/multidisciplina/121/; Pasión Latina // Brecha (Montevideo) // http://www.brecha.com.uy/inicio/item/10086-pasion-latina?format=pdf

19. Щелчков А.А. Боливия и фашистские государства Европы накануне Второй мировой войны // Латинская Америка. 2005. №11.

20. Сизоненко А.И. Становление отношений СССР со странами Латинской Америки (1917-1945 гг.). М.: Наука, 1981.

21. Ha muerto Washington Beltrán // Norte a Sur (Montevideo), Año 2 (1942) 1. №234, Febrero del 2001.

22. Berro, Guido; Turnes, Antonio L. Autopsia histórica: la muerte de Washington Beltrán Barbat en 1920 // Revista Médica del Uruguay (Montevideo). Vol. 27. №2. Jun. 2011; El duelo de Beltrán y Batlle llega a las tablas // El País (Montevideo). 10.08.2011.

23. Melos Prieto, Juan José. 1902. El padre de la gloria. Montevideo: El Galeón, 2012. Р. 9; Trinidad, Gustavo. Megafiesta del Bicentenario // La República (Montevideo). 02.01.2013.

24. Serrato, José. Vida pública de José Serrato. Montevideo: Biblioteca de Cultura Uruguaya, 1944. Р. 82.

25 . Clemente Batalla, Isabel. Uruguay en las Conferencias Panamericanas: la Construcción de una Opción en Política Exterior, Potencia presentada al Simposio «Los Asuntos Internacionales en América Latina y el Caribe. Historia y Teoría a Dos Siglos de la Emancipación». Р. 14; Авторы коллективной монографии под редакцией Глинкина придерживались несколько иного взгляда на инициативы Брума: «[Он] вложил в этот проект антиамериканское содержание. Лига должна основываться, считал Брум, на принципе «абсолютного равенства всех объединившихся стран» и гарантировать защиту «не только от иностранных вторжений, но также от всяких империалистических тенденций в их собственной среде» // Латинская Америка в международных отношениях: XX век. В двух томах / Отв. ред. А.Н.Глинкин. М.: Наука, 1988. Т. 1. С. 139.

26. См.: Turcatti, Dante. Elequilibrio difícil: política exterior del batllismo. Montevideo: Arca, 1981.

27. См.: Brum, Baltasar. Solidaridad mundial // La Nacion (Bs. As.). 21.01.1923; Brum, Baltasar. La Asociación de los Países Americanos // El Día (Montevideo). 10.02.1923; Brum, Baltasar. La Paz de América. Montevideo: Imprenta Nacional, 1923.

28. Barrera Aguilera, Óscar Javier. La Guerra del Chaco como desafio al panamericanismo // Anuario Colombiano de Historia Social y de la Cultura. 38 (1). 2011. Р. 189; Печатнов В.О., Маныкин А.С. История внешней политики США. М., 2012. С. 210-211.

29 . Clemente Batalla, Isabel. Política exterior del Uruguay, 1830-1895… Р. 14-15.

30. Humphreys, Robert Arthur. Latin America and the Second World War 1939-1942. University of London, 1981. Р. 66.

31. Латинская Америка в международных отношениях… Т. 1. С. 151.

32. Хормач И.А. Возвращение в мировое сообщество: борьба и сотрудничество Советского государства с Лигой наций в 1919-1934 гг. М.: Кучково поле, Евробонд, 2011. С. 558.

33. АВП РФ. Ф. 3. Оп. 63. Д. 169. Л. 14-15 // Хормач И.А. Указ. соч. С. 556.

34. Литвинов М.М. Письмо народного комиссара иностранных дел СССР председателю XV Ассамблеи Лиги наций. 15.09.1934 // Хрестоматия по отечественной истории 1914-1945 гг. М.: Владос, 1996. С. 680.

35. Ермолаев В.И. Очерки истории Аргентины. М.: Изд-во социально-экономической литературы, 1961. С. 348; Humphreys, Robert Arthur. Op. cit. Р. 4.

36. Глинкин А.Н. Латинская Америка в первой половине и в середине ХХ в. // Энциклопедия «Латинская Америка». М.: Экономика, 2013. С. 89; Uruguay: del fin de la guerra a los gobiernos blancos // Suplemento Historia reciente de El País (Montevideo). Аgosto 2007. Р. 6.

37. Clemente Batalla, Isabel. Política exterior del Uruguay, 1830-1895… P. 2.

38. Alpini, Alfredo. Uruguay en la era del Fascismo // Relaciones (Montevideo) // http://www.chasque.net/frontpage/relacion/9909/uruguay.htm; Morales, Franklin. Una epopeya uruguaya // El País (Montevideo). 17.09.2005.

39 . Clemente Batalla, Isabel. Política exterior del Uruguay, 1830-1895… Р. 27.

40. Беседа полпреда СССР Минкина с министром финансов Уругвая Чарлоне // ДВП СССР. М., 1974. Т. 18. С. 24.

41. Martínez, María Laura. Historia de la producción de carburante nacional en Uruguay // Revista Llull. Vol. 33. №72. 2010. Р. 4 // http:// galileo.fcien.edu.uy/carburante_nacional_enuruguay.htm

42. Ibid. P. 3.

43. Цит. по: Borrazas, Ruben. Hace 75 años nacía ANCAP, el primer ente industrial del Estado uruguayo // Diario digital La República (Montevideo). 15 de octubre de 2006 // http://www.lr21.com.uy/comunidad/226455-hace-75-anos-nacia-ancap-el-primer-ente-industrial-del-estado-uruguayo

44. Martínez, María Laura. Op. cit. Р. 6.

45. Borrazas, Ruben. Op. cit.

46. Martínez, María Laura. Op. cit. Р. 6.

47. Ермолаев В.И. Указ. соч. С. 319; Bernal, Federico. Integración petrolera latinoamericana en Enrique Mosconi // El Correo de la Diáspora (Paris) 05.02.2004 // http://www.elcorreo.eu.org/Integracion-petrolera?lang=fr; Putica, Jorge Hugo. Dos patriotas poco recordados Mosconi y Savio. Fundacion Bs. As. XXI // http://buenosaires-xxi.org/200811.pdf

48 . Clemente Batalla, Isabel. Política exterior del Uruguay, 1830-1895… Р. 26; Rodríguez Aycaguer, Ana María. Op. cit. Р. 97-98; Сизоненко А.И. Очерки истории советско-латиноамериканских отношений: 1924-1970 гг. М.: Наука, 1971. С. 41.

49. Соколов А.К. Советский «Нефтесиндикат» на внутреннем и международных рынках в 1920-е гг. // Экономическая история. Обозрение / Под ред. Л.И.Бородкина. Вып. 10. М., 2005. С. 3.

50. Rodríguez Aycaguer, Ana María. Op. cit. Р. 97.

51. Цит. по: Соколов А.К. Указ. соч. С. 1.

52. СССР - Уругвай. 60 лет отношений: 1926-1986. М.: Международные отношения, 1988. С. 16.

53. Давыдов В.М. Введение // Энциклопедия «Латинская Америка»… С. 10.

54. Российский государственный архив социально-политической истории (далее - РГАСПИ). Ф. 495. Оп. 131 («КП Уругвая»). Д. 38. Л. 75.

55. Justicia (Montevideo). 14.04.1930. Р. 5.

56. Разрыв дипломатических отношений с Уругваем // АВП РФ. Ф. Нарком Литвинов. Оп. 15. Д. 89. П. 110. Д. 111/Ур. Л. 13.

57. Лебедева Н.С., Наринский М.М. Коминтерн и Вторая мировая война. Сб. док. Ч. I. М., 1994; ч. 2. М., 1998. С. 3.

58. Nuestro Partidoy la Internacional Comunista // Justicia (Montevideo). 30.06.1926.

59. Leibner, Gerardo. Camaradas y compañeros: una historia política y social de los comunistas del Uruguay. Montevideo: Ediciones Trilce, 2011. Р. 52.

60. Хейфец Л.С. Латинская Америка в орбите Коминтерна. М., 2000. С. 52; Gómez, Eugenio. Stalin. Montevideo: Editorial Elite, 1970. Р. 3, 7, 56.

61. Artigas, José. Las instrucciones del año XIII. Biblioteca Artiguista // www.artigas.org.uy/fichas/artigas/artigas_instrucciones_04.html

62. Real de Azúa, Carlos. Política Internacional e Ideologías en el Uruguay // Marcha (Montevideo). 3 de julio de 1959. №966. Р. 7B, 14B.

63. Símbolo de la política batllista, hecho con la miseria y el sudor de los explotados // Justicia (Montevideo). 16.12.1930. Р. 6.

64. Read, Pierce Paul. Alive! NewYork: Avon Books, 1974. Р. 1.

65. Lo que nos une // Justicia (Montevideo). 28.10.1921.

66. Ibid. P. 2.

67. Ibid. P. 5.

68. В Уругвае существовали «избирательные агенты первого и второго уровней», например на парламентские выборы отдельными «сублемами» (то есть «подсписками») шли не только партии, но и их фракции. В случае с выборами президента это означало, что главой государства становился тот, чья фракция получала относительное большинство в сравнении с другими фракциями партии, совокупно набиравшей больше голосов, чем другие. См.: Cardarello, Antonio. Taller de Procesos Electorales: sistema electoral uruguayo. Instituto de Ciencia Política. Facultad de Ciencias Sociales. Universidad de la ROU. Montevideo, 1997. Р. 12.

69. На выборах 1925 г. КПУ получила 1,2% голосов, в 1926 - 1,3%, 1928 - 1,2%, 1931 - 2,0%, 1932 - 3,0%, 1933 - 2,0%, 1934 - 1,5%, 1942 - 2,4%, 1946 - 5,0%. См.: Gómez, Eugenio. Historia del Partido Comunista del Uruguay hasta el año 1951. Montevideo: Editorial Eco, 1990. Р. 51, 190; Comando General del Ejército. Testimonio de una nación agregida. Universidad de la República. Montevideo, 1978. Р. 13.

70. Gómez, Eugenio. Historia del Partido... Р. 69.

71. Se quiere expulsar de la Cámara a los diputados comunistas // Justicia (Montevideo). 09.02.1931. Р. 2.

72. Lista del Partido Comunista // Justicia (Montevideo). 31.10.1928.

73. Preparando el congreso del partido. Conclusión: situación objetivamente revolucionaria en el Uruguay // Justicia (Montevideo). 26.06.1929.

74. Dujovne, Alicia. El Camarada Carlos. Itinerario de un enviado secreto. Bs. Аs.: Aguilr, 2007. Р. 234 // Rodríguez Aycaguer, Ana María. Op. cit. Р. 99.

75. Как представляется, о многом говорит и шифровка, посланная 19 октября 1933 г. Рустико (псевдоним Августа Гуральского (настоящее имя - Абрам Хейфец), в то время представителя ИККИ в Южной Америке (см.: Пантелеев М.М. Агенты Коминтерна. М., 2005. С. 140-204): «Сообщаем годовой бюджет каждой организации в отдельности: КП Аргентины - 1,076 долларов, Бразилии - 1,076, Перу - 1076, Уругвая - 538, Чили - 513, Южно-американского бюро ИККИ - 12 820, КСМ Бразилии - 538, Уругвая - 231, Аргентины - 738, КСМ Чили - 258, Южно-америк[анского] бюро молодежи - 1538». (См.: РГАСПИ. Ф. 495. Оп. 184. Д. 18. Л. 68 // Фирсов Ф.И. Секретные коды истории Коминтерна: 1919-1943. М.: АИРО-XXI, 2007.)

76. Read, Pierce Paul. Op. cit.

77. Cotelo, Ruben. Capítulo Oriental. Montevideo: Centro Editor de América Latina, 1962. Р. 17 // http://www.periodicas.edu.uy/Capitulo_Oriental/pdfs/Capitulo_Oriental_2.pdf

78 . Clemente Batalla, Isabel. Política exterior del Uruguay, 1830-1895… Р. 28; Rodríguez Aycaguer, Ana María. Op. cit. Р. 98.

79. На президентских выборах 30 ноября 1930 г. партия «Колорадо» получила 165 827 голосов, из которых Г.Терра - 90 243, «Бланко» - 150 642 голоса, из которых 132 310 ушло Эррере. См.: Rela, Walter. Uruguay: Cronología Histórica Documentada. T. V. Parte II. (1931-1967). New York, 2000. Р. 420-421.

80. Uruguay: del fin de la guerra a los gobiernos blancos… Р. 15.

81. АВП РФ. Ф. В.М.Молотов. Оп. 6. Д. 706. П. 52. Д. Ур.020. Л. 5: Обзор уругвайской печати.

82. Guillot, Julio. A 75 años de su muerte, Brum recibió el homenaje del Senado // La Red 21 (Montevideo). 2 de abril de 2008.

83. Ibid. Р. 93.

84. В выборах Конституционного конвента не приняли участия 42% избирателей, в плебисците по новой Конституции и выборах нового парламента - 50%. Их бойкотировали либеральные фракции партии «Колорадо» и неэрреристская часть партии «Бланко». См.: Rela, Walter. Op. cit. Р. 429.

85. Gómez, Eugenio. Historia del Partido... Р. 94.

86. Giudice, Gerardo. Emilio Frugoni, constructor y opositor con seriedad // La Red 21 (Montevideo). 11.05.2007.

87. Solo el frente único de trabajadores puede quebrar la ofensiva reaccionaria // Justicia (Montevideo). 19.02.1932. Р. 4.

88. Leibner, Gerardo. Camaradas y compañeros... Р. 51.

89. Gómez, Eugenio. Historia del Partido... Р. 99; El Popular (Montevideo). №169. 16.12.2011.

90. Gómez, Eugenio. Historia del Partido... Р. 100.

91. Jacob, Raúl. El Uruguay de Terra. 1931-1938. Montevideo: Ed. Banda Oriental, 1983. Р. 114-115; Oddone, Juan. Uruguay entre la depresión y la guerra. 1929-1945. Montevideo: Fundación de Cultura Universitaria - Facultad de Humanidades y Ciencias, 1990. Р. 160-163.

92. Иванов И.С. Очерки истории Министерства иностранных дел России. 1802-2002. М.: ОЛМА-Пресс, 2002. С. 170.

93. Заявление торгового представителя СССР в Уругвае представителю советской печати // Известия. №178 (3412). 02.08.1928.

94. Rodríguez Aycaguer, Ana María. Op. cit. Р. 98.

95. Записи бесед т. В.М.Молотова с уругвайским министром иностранных дел и уругвайским посланником в Москве // АВП РФ. Ф. В.М.Молотов. Оп. 7. Д. 705. П. 48. Д. Уругвай-031. Л. 1.

96. Политические и экономические отношения СССР с Уругваем // АВП РФ. Ф. Нарком Литвинов. Оп. 14. Д. 92. П. 101. №100/Ур. Л. 8.

97. La Nación (Bs. As.). 25.06.1924.

98. Gros Espiell, Héctor. Las relaciones diplomáticas entre el Uruguay y Rusia. Algunos puntos de interés histórico y jurídico. Montevideo: Temas Internacionales, 2001. P. 261-274.

99. Иванов И.С. Указ. соч.

100. Письмо заместителя народного комиссара иностранных дел СССР полномочному представителю СССР в Германии Л.М.Хинчуку 26 августа 1931 г. // ДВП СССР. Т. 14. 1 января - 31 декабря 1931 г. М.: Политиздат, 1968. С. 494.

101. Письмо народного комиссара по иностранным делам СССР М.М.Литвинова Генеральному секретарю ЦК ВКП(б) И.В.Сталину с оценкой предложений полномочного представителя СССР в США А.А.Трояновского от 29 ноября 1935 г. // АВП РФ. Ф. 05. Оп. 15. П. 113. Д. 123. Л. 140-142 // http://www.alexanderyakovlev.org/fond/issues-doc/70505

102. 1 сентября 1930 г. соответствующая резолюция («Насчет Аргентины согласен») была наложена Сталиным на письме Кагановича. (См.: РГАСПИ. Ф. 558. On. 11. Д. 76. Л. 50. Рукописный текст.) 3 сентября 1931 г. Политбюро ЦК ВКП(б) постановило «центр по торговле со странами Южной Америки перенести в Уругвай». (См.: РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 162. Д. 10. Л. 182-183.)

103. СССР - Уругвай. 60 лет отношений 1926-1986. М.: Международные отношения, 1988. С. 9.

104. Политические и экономические отношения СССР с Уругваем // АВП РФ. Ф. Нарком Литвинов. Оп. 14. Д. 92. П. 101. №100/Ур. Л. 4, 6.

105. La Tribuna Popular (Montevideo). 18.10.1931 // Borrazas, Ruben. Op. cit.

106. El País (Montevideo). 16 de octubre de 1931. Р. 7 // Borrazas, Ruben. Op. cit.

107. Rodríguez Aycaguer, Ana María. Op. cit. Р. 101.

108. Levine, Robert. The Vargas Regime: the critical years 1934-1938. New York: Columbia University Press, 1970. Р. 187.

109. Ibid; Выгодский C.Ю., Гонионский С.А. и др. Дипломатия на первом этапе общего кризиса капиталистической системы. М.: Политиздат, 1965.

110. Bueno a Macedo Soares. Nota Reservada №307 // Rodríguez Aycaguer, Ana María. Op. cit. P. 97.

111. Tel. №L.4678, Cifrado, de Blanco a espalter, Río, 29 de noviembre de 1935 (AREU, FMRE, Brasil, Caja 4, Carp.1) // Rodríguez Aycaguer, Ana María. Оp. cit. Р. 101.

112. Ван Мин (настоящее имя - Чэнь Шаоюй) - кандидат в члены Секретариата ИККИ, куратор Латинской Америки. См.: ХейфецЛ.С. Указ. соч. С. 36.

113. Nota 181/935, de Masanés a espalter, Moscú, 11 de diciembre de 1935, AMREU, FMRE, Comunismo, C1, Carp. // Rodríguez Aycaguer, Ana María. Op. cit. P. 114.

114. В частности, уже весной, 26 мая 1935 г., в шифровке из ИККИ в Рио-де-Жанейро говорилось: «Представителю. Переписка с Вами обещает быть большой и оживленной». (См.: РГАСПИ. Ф. 495. Оп. 184. Д. 53, исход. 1935 в Южную Америку. Л. 22 // Фирсов Ф. Указ. соч. С. 18.) Именно посланцы Москвы руководили и пунктом связи Коминтерна в Бразилии, и в частности Павел Стучевский. Об активной роли Москвы в организации восстания говорит и указание Политкомиссии ИККИ в адрес ЦК Компартии Бразилии (КПБ) о вступлении компартии в Национально-освободительный альянс. (См.: РГАСПИ. Ф. 495. Оп. 184. Д. 53, исход. 1935 в Южную Америку. Л. 26. Шифровка от 11 июня 1935 г. в Рио-де-Жанейро Южноамериканскому бюро для ЦК КПБ // Фирсов Ф. Указ. соч. С. 35.) По мнению Ф.Фирсова, «подписи Эрколи, Куусинена, Кнорина, Готвальда и Пика свидетельствуют, что директива отражала позицию руководства Коминтерна». В дополнение к этому была рассекречена и шифровка от 21 июля 1935 г. в ЦК КПБ Кейросу-Фернандесу: «Напоминаем о необходимости расширить работу по формированию под руководством коммунистов вооруженных отрядов и созданию на Северо-Востоке революционной базы». Под текстом была подпись Ван Мина, а также виза Абрамова. (См.: РГАСПИ. Ф. 495. Оп. 184. Д. 53, исход. 1935 в Южную Америку. Л. 7; Waack W. Op. сit. // Фирсов Ф. Указ. соч. С. 34.) Наконец, в шифровке, отправленной из Бразилии в ИККИ 7 ноября (получена 9 ноября, расшифрована 10 ноября), говорилось: «Поглощены [подготовкой] восстания на декабрь-январь. Безусловно, нуждаемся в деньгах. Пошлите немедленно…» (См.: РГАСПИ. Ф. 495. Оп. 184. Д. 60, вход. 1935 из Южной Америки. Л. 26 // Фирсов Ф. Указ. соч. С. 36.)

115. Getulio! // Justicia (Montevideo). 20.07.1934. Р. 4.

116. РГАСПИ. Ф. 495. Оп. 184. Д. 54, исход. 1935 в Южную Америку. Л. 84; Waack W. Op. cit. Р. 203, 364 // Фирсов Ф. Указ. соч. С. 37.

117. Фирсов Ф. Указ. соч. С. 269.

118. Там же. С. 488.

119. Телеграмма полномочного представителя СССР в Уругвае в Народный комиссариат иностранных дел СССР 10 декабря 1935 г. // ДВП СССР… Т. 18. С. 588.

120. Rodríguez Aycaguer, Ana María. Op. cit. P. 106.

121. Нота полномочного представителя СССР в Уругвае министру иностранных дел Уругвая Эспальтеру 28 декабря 1935 г. // ДВП СССР… Т. 18. С. 603-604. См. также: Выгодский C.Ю., Гонионский С.А. и др. Указ. соч.

122. La ruptura de relaciones entre los soviets y el Uruguay // La Vanguardia (Madrid). 31.12.1935. Р. 34.

123. Registro nacional de Leyes y Decretos, 1935. Р. 934-937 // Rodríguez Aycaguer, Ana María.Op. cit. P. 93.

124. Rodríguez Aycaguer, Ana María. Op. cit. Р. 118.

125. Cómo fomenta Moscú la agitación en el extranjero // El Día (San Sebastian). 26.01.1936.

126. Costumbres Soviéticas // La Epoca (Sevilla). 08.01.1936. Р. 4.

127. Uruguay Expels Soviet Minister // The Adelaide Times. 28.12.1935; Order to Quit. Soviet Representative in Uruguay helped in revolutionary movement // The Canberra Times. 30.12.1935; Soviet Expelled. Uruguay banishes ministers, diplomatic relation severed // The Sunday Times (Perth). 29.12.1935.

128. Доклад Председателя СНК СССР на 11 сессии ЦИК СССР 7-го созыва. 10 января 1936 г. // ДВП СССР… Т. 19. С. 697.

129. Дополнительная документация о деятельности германского, итальянского и испанского фашизма и японского милитаризма в связи с троцкизмом в странах Южной и Центральной Америки. 13.11.1937 // РГАСПИ. Ф. 495. Оп. 102. Д. 2. Л. 97.

130. Телеграмма народного комиссара иностранных дел СССР полномочному представителю СССР в Италии Б.Е.Штейну. 15 января 1936 г. // ДВП СССР… Т. 19. С. 30.

131. Протокол допроса посла Г.Мората 25 июня 1945 г. и Продолжение протокола допроса посла Г.Мората 26 июня 1945 г. // ЦА ФСБ РФ. П-5383. Л. 7-9 // Тайны дипломатии Третьего рейха. 1944-1955. М.: Международный фонд «Демократия», 2011. С. 371-377 // http://istmat.info/node/24802

132. Разрыв дипломатических отношений с Уругваем // АВП РФ. Ф. Нарком Литвинов. Оп. 15. Д. 89. П. 110. Д. 111/Ур. Л. 13.

133. Письмо народного комиссара иностранных дел СССР Генеральному секретарю Лиги наций Авенолю 30 декабря 1935 г. // ДВП СССР... Т.18. С. 603.

134. Выступление тов. Литвинова по вопросу о разрыве Уругваем отношений с СССР // Советская Сибирь. 1936. 26 января. C. 1-2.

135. Arocena Olivera, Enrique. Génesis y Apogeo de la Diplomacia Uruguaya. Montevideo, 1984. Р. 199-201.

136. Выступление тов. Литвинова…

137. Там же. С. 2.

138. Письмо полномочного представителя СССР в Германии заместителю народного комиссара иностранных дел СССР H.H.Крестинскому 27 января 1935 г. // ДВП СССР… Т. 19. С. 45.

139. Выступление тов. Литвинова… С. 1-2.

140. Молотов В.М. О внешней политике Советского Союза // Правда. 01.11.1939. С. 1.

141. Записи бесед т. В.М.Молотова с уругвайским министром иностранных дел и уругвайским посланником в Москве // АВП РФ. Ф. В.М.Молотов. Оп. 7. Д. 765. П. 48. Д. Уругвай-031. Л. 1.

142. La delegación de Honduras califica de «denigrantes» unas observaciones de Molotov // ABC (Sevilla). 31.10.1946.

143. Уругвай и СССР. Записки журналиста // Бюллетень Оппозиции (большевиков-ленинцев). Февраль 1936. №48 // www.1917.com/Marxism/Trotsky/BO/BO_No_48/Main.html

144. Rodríguez Aycaguer, Ana María. Op. cit. P. 101.

145. Tel. Confidencial №260, 261 y 262, de Bueno a Macedo Soares, Montevideo, 8, 9 y 11 de noviembre de 1935. Archivo Histórico de Itamaraty, Telegramas Montevideo-Río de Janeiro, 1935-1936 // Rodríguez Aycaguer, Ana María. Op. cit. P. 105.

146. Tel. №4671, Cifrado, de Blanco a Espalter, Río, 25 de noviembre de 1935 (AMREU, Fondo Ministerio de Relaciones Exteriores, Serie BRASIL, Caja 4, Carpeta 1: «Año 1935. Brasil. Actividades Subversivas» // Rodríguez Aycaguer, Ana María. Op. cit. P. 108.

147. Ibid. P. 117.

148. Tel. №L.4678, Cifrado, de Blanco a Espalter, Río, 29 de noviembre de 1935 (AMREU, Fondo Ministerio de Relaciones Exteriores, Serie BRASIL, Caja 4, Carpeta 1: «Año 1935. Brasil. Actividades Subversivas» // Rodríguez Aycaguer, Ana María. Op. cit. P. 109.

149. Nota №377/935 de Blanco a Espalter, Río, 29 de noviembre de 1935 (AMREU, FMRE, Brasil, C4, Carp.1) // Rodríguez Aycaguer, Ana María. Op. cit. P. 111.

150. Forbes (Lima) to Halifax. 28 dec. 1938, F.O. 371/22752, Doc. A145/51/51 // Humphreys, Robert Arthur. Op. cit. Р. 40.

151. Moniz Bandeira, Luiz Alberto. La integración de América del Sur como espacio geopolítico // La Onda Digital // http://www.laondadigital.com/laonda/LaOnda/446/B2.htm

152. Rodríguez Aycaguer, Ana María. Op. cit. P. 102.

153. Felicitaciones del Gobierno brasileño // ABC (Madrid). 29.12.1935. P. 51.

154. Rodríguez Aycaguer, Ana María. Op. cit. P. 116.

155. La ruptura de relaciones entre los soviets y el Uruguay // La Vanguardia (Madrid). 31.12.1935. P. 34; Foreign News: Suffering South America // Time magazine (USA). 13.01.1936.

Источник: Международная Жизнь

Оценить статью
(Голосов: 2, Рейтинг: 5)
 (2 голоса)
Поделиться статьей
Бизнесу
Исследователям
Учащимся