Нервозность и волатильность

В свете событий последнего года политика стала для деятельности российских нефтегазовых компаний едва ли не решающим фактором. В такой ситуации особый вес приобретает мнение людей, одинаково хорошо разбирающихся как в современных общественно-политических реалиях, так и в тенденциях мирового бизнеса. Поэтому главный редактор журнала «Социальное партнёрство» попросил ответить на ряд вопросов, касающихся, того, что происходит в стране и мире, Игоря Иванова — члена совета директоров ОАО «ЛУКОЙЛ», президента Российского совета по международным делам, доктора исторических наук, профессора и члена-корреспондента РАН.

— Игорь Сергеевич, Вы — кадровый дипломат, долгие годы проработали сначала министром иностранных дел, затем секретарём Совета безопасности РФ, скажите — как, по-Вашему, по какому сценарию будут развиваться события на Украине и насколько тесно они связаны с той международной изоляцией, которую стараются организовать вокруг России? Есть ведь такая точка зрения, что украинский кризис — только повод, так сказать, «верхушка геополитического айсберга», проявление куда более масштабной, но менее заметной борьбы за мировое могущество, идущей между крупнейшими мировыми «игроками». А раз так, то, наверное, и скорой отмены санкций, даже в случае нормализации ситуации на Украине, ждать не приходится?

— Я согласен с тем, что украинский кризис возник не на пустом месте. Напряжение между Россией и Западом накапливалось уже давно, но наши партнёры в Соединенных Штатах и в Европейском союзе предпочитали игнорировать это напряжение. Ещё в начале 2007 г. Президент России В. В. Путин с предельной чёткостью высказался по поводу политики США и их союзников, отметив многочисленные проявления диктаторских замашек, нарушения базовых норм международного права, опору на силовые инструменты внешней политики и т. д. К сожалению, к нашим предупреждениям тогда не прислушались. Об этом свидетельствует цепочка международных кризисов последних лет — в Ливии, в Сирии, а теперь и на Украине.

С другой стороны, фундаментальная перестройка всей системы мировой политики уже началась, и остановить её невозможно, как невозможно и построить мировую политику на основе «однополярности». Сегодня в мире идёт ожесточённая, пусть и не всегда явная, борьба за то, кто и как будет определять новые «правила игры» в мире — на десятилетия вперёд. Игра идёт по очень крупным ставкам, а потому все мы ощущаем повышенную нервозность, напряжённость, волатильность международных отношений. Санкции против России — один из инструментов в этой игре, и, к сожалению, делать прогнозы относительно скорой отмены санкций пока не приходится. Исторический опыт показывает, что санкции гораздо легче ввести, чем потом отменить, — вспомним хотя бы пресловутую поправку Джексона-Вэника.

— Насколько болезненны западные санкции для отечественных нефтегазовых компаний и, в частности, для «ЛУКОЙЛа», где Вы являетесь членом совета директоров? Смогут ли обойтись российские нефтяники и газовики без передовых зарубежных технологий? Быть может, заинтересованность в сотрудничестве с ними у западных компаний так велика, что возможно нахождение каких-то «окольных» путей взаимодействия? Или российским компаниям сейчас и впрямь лучше обратить взгляд в поисках партнёров на Восток, и не только в вопросах сбыта энергоносителей — благо, Китай, Индия, Южная Корея в последнее время в технологическом смысле становятся странами весьма перспективными? Или окончательно и надолго отношения с Европой у России всё же не испортятся, поскольку взаимная заинтересованность друг в друге слишком велика и при первой возможности ведущие государства Старого Света постараются вернуть всё «на круги своя»?

—Было бы безответственным утверждать, что санкции не создают никаких проблем для нашего бизнеса, тем более — что они якобы идут ему на пользу. Как мы видим, действие западных санкций распространяется не только на государственные компания, но и на частные тоже, такие как компания «ЛУКОЙЛ». О юридической стороне введения этих санкций не буду даже говорить — обосновать этот шаг в правовом отношении вообще невозможно. Что касается последствий санкций, то я вижу два основных аспекта — финансовый и технологический. Наш энергетический бизнес лишается доступа к «длинным» и «дешёвым» западным деньгам и к современным технологиям, о чём Вы говорили. В условиях текущего снижения мировых цен на нефть это становится серьёзным вызовом для нашего энергетического комплекса.

Удастся ли найти альтернативные источники финансов и технологий на Востоке? Пока однозначно ответить на этот вопрос сложно. Разумеется, давление Запада на наших восточных партнёров будет усиливаться, будут предприниматься настойчивые попытки придать санкциям глобальный характер. Но это давление имеет свои пределы, и представляется крайне маловероятным, чтобы Китай или Индия поддались западному нажиму. Но, без всякого сомнения, нам надо продолжать работать и с Евросоюзом, и с Соединёнными Штатами, чтобы постараться остановить спираль раскручивания санкций и начать процесс их смягчения. Ведь санкции чаще всего — это признак провала дипломатии, и санкции редко оказываются успешными. Тем более, когда логика санкций и условия их отмены остаются неясными.

— Есть ли будущее у политики «сырьевого национализма»? И вообще, как, по-Вашему, будет развиваться на протяжении ближайших десятилетий мировая экономика, неразрывно связанная с геополитикой? Есть точка зрения, что под грузом финансовых проблем развитых стран глобализация экономики пойдёт на убыль и в мире появится несколько крупных экономических макрорегионов. Реалистичен ли такой сценарий? И какой в этой ситуации будет расстановка политических и экономических приоритетов для нашей страны? С кем России следует налаживать отношения, на какие уступки идти, или, быть может, наиболее верной в такой ситуации будет стратегия опоры исключительно на собственные силы?

— Если говорить о глобализации мировой экономики — и не только экономики, но и других сфер общественной жизни в XXI веке, — то это, на мой взгляд, объективный мировой процесс, и обратить его вспять вряд ли получится у кого бы то ни было. Другое дело, что лет десять-пятнадцать назад в мире царили несколько идеалистические представления о глобализации. Тогда было модным считать, что глобализация — универсальный ключ к решению всех проблем человечества — экономических, социальных, политических, культурных и так далее. Разумеется, это далеко не так. И сегодня на наших глазах повсеместно растут настроения антиглобализма — и у нас, и в Европе, и в Америке. Понять антиглобалистов можно — они правильно уловили многочисленные негативные побочные последствия глобализации. Но нередко такие антиглобалистские настроения приобретают экстремистские, уродливые формы, превращаясь в деструктивный фактор — и в национальной, и в мировой политике. Найти новый подход к глобализации, если хотите — определить параметры «глобализации с человеческим лицом», — это задача для всех нас — на Западе и на Востоке, на Севере и на Юге.

Что же касается России, то наш президент в одной из своих предвыборных статей в начале 2012 г. подчеркнул насущную необходимость формирования единого евразийского экономического пространства, единого общего рынка от Лиссабона до Владивостока. Что означает данный тезис? Во-первых, недвусмысленный отказ от любой формы изоляционизма, который стал бы губительным для нашей страны, привёл бы к застою и деградации — как в экономике, так и в социальном развитии. Во-вторых, отказ от какой-то исключительной географической ориентации России на Запад или на Восток. Нам одинаково нужны и Европейский союз, и Китай, к числу наших приоритетов относятся и Евразийский экономический союз, и ШОС, и БРИКС. В этом — одна из особенностей нашей страны, её истории, географии и культуры. В этом — уникальность России, её очевидное преимущество перед многими другими странами, и отказываться от этого преимущества было бы очевидной близорукостью.

— А каковы, на Ваш взгляд, перспективы мирового рынка энергоносителей? Возможно ли, в частности, формирование единого, аналогичного нефтяному, рынка газа? Сможет ли Европа осуществить свою голубую мечту снижения зависимости от российского энергоэкспорта? И если да, то за счёт чего: каких-то прорывных энерготехнологий, добычи из сланцев или организации поставок из других регионов и, в частности, из США, которые, кажется, всерьёз намерены в обозримом будущем стать газовым экспортёром?

— Я ни в коей мере не считаю себя экспертом в вопросах мировой энергетики, и моё мнение по этим вопросам вряд ли можно считать профессиональным. Тем не менее, мне кажется, что до формирования единого мирового рынка газа, подобного нефтяному, пока ещё очень далеко — для этого нужно, как минимум, резко повысить долю СПГ в общем балансе мировой торговли газом. А СПГ — штука дорогая, требующая колоссальных долгосрочных вложений; в нынешних сложных экономических условиях производителям и потребителям природного газа будет нелегко найти необходимые средства.

То же можно сказать о снижении зависимости Европы от поставок российского газа за счёт альтернативных источников в Северной Африке или в Каспийском регионе. Мировой энергетический рынок обладает значительной инерцией, и быстро он не изменится, что бы там ни говорили о сланцевых, об альтернативных источниках, об энергосбережении и так далее. Долгосрочные же прогнозы делать очень трудно — слишком много факторов неопределённости приходится учитывать. Однако я уверен, что на обозримую перспективу у российского газа покупатели найдутся. И чем больше у нас будет покупателей на Западе и на Востоке, тем лучше.

— А чем Вы склонны объяснять столь заметное снижение цены на нефть? Есть ли доля истины в конспирологических теориях, гласящих, что это — следствие сговора США с саудитами, направленного на ослабление нашей страны? Но если это так — не сделает ли ухудшение ценовой конъюнктуры нерентабельной разработку нетрадиционных углеводородов в самих США и не поставит ли под удар их собственную экономику? И вообще, как далеко могут зайти те или иные страны в деле нанесения вреда собственным экономикам из-за политических конфликтов?

— Я не сторонник конспирологических теорий. Мне кажется, что большинство таких теорий — попытки найти простые ответы на сложные вопросы. Как Вы сами заметили, не вполне очевидно, какие цены на нефть отвечают долгосрочным американским интересам — высокие или низкие. История показывает, что цены на нефть меняются в весьма широком диапазоне, и даже самым опытным специалистам редко удаётся предсказать их динамику даже на год-другой, не говоря уже о более долгосрочных прогнозах. Ведь на цены воздействуют не только тенденции развития мировой экономики, но и политические кризисы в самых разных регионах мира, и локальные конфликты, и погодные условия в странах-потребителях, и даже весьма субъективные психологические факторы, влияющие на настроения инвесторов и биржевых спекулянтов.

Но именно в силу исключительной важности нефти и для её производителей, и для потребителей в общих интересах было бы договориться о каком-то международном регулировании ценообразования — чтобы сузить диапазон колебаний цен. Можно долго спорить о том, какова должна быть «справедливая» цена на нефть, но все мы видим, что чисто рыночные механизмы её формирования, к сожалению, работают не лучшим образом. А ведь к ценам на нефть, так или иначе, привязаны цены и на многие другие природные ресурсы — в том числе и на природный газ.

— Хочется спросить и о роли общества. Насколько сильно ожидания и мировоззрения граждан, с Вашей точки зрения, влияют на принятие политических решений в России и в других странах? Или связь здесь скорее обратная: решения принимаются политическими и деловыми элитами, а затем с помощью привнесения в широкие массы определённых идеологических посылов и доктрин они получают большую или меньшую общественную поддержку?

— Отношения между властью и обществом никогда не бывают простыми и однозначными. Но если говорить о внешней политике, то здесь роль руководства страны особенно велика. Я всегда считал, что внешняя политика любого государства не должна испытывать на себе последствий ожесточённых внутриполитических баталий — ей следует быть надпартийной и отражать фундаментальные интересы общества в целом. С другой стороны, крайне важна обратная связь — если общество не понимает и, более того, отторгает внешнеполитическую стратегию руководства, то такая стратегия долго не проживёт.

Должен откровенно сказать, что меня сильно беспокоит нынешний уровень нашей общественной дискуссии по вопросам внешней политики и международных отношений. К сожалению, у нас большое распространение получили крайне упрощённые, я бы сказал — примитивные взгляды на то, что происходит в современном мире, в каком направлении движется наш мир и в чём заключаются фундаментальные российские интересы. Особенно тревожно, что эти взгляды разделяет значительная часть нашей молодёжи. Мне кажется, что это положение нужно срочно исправлять. Российский совет по международным делам много работает в этом направлении; в частности, мы ведём активное сотрудничество с ведущими российскими университетами по подготовке нового поколения специалистов-международников. Но понятно, что одних наших усилий тут явно недостаточно.

— Любопытно было бы услышать от Вас и сравнение той роли, которую играют профсоюзы и другие общественные организации в жизни России и других ведущих государств. В чём здесь сходство, в чём различия, и чем это обусловлено? Может быть, в условиях, когда сотрудничество на государственном уровне оказывается замороженным, именно общественные организации смогут хоть в какой—то степени активизировать международное взаимодействие?

— Я вряд ли могу достаточно компетентно судить о международной деятельности наших профсоюзов, но вот уже почти четыре года я возглавляю общественную организацию — Российский совет по международным делам. И на многие международные проблемы теперь я могу взглянуть не только со стороны государства, но и со стороны гражданского общества. Я убеждён в том, что роль гражданского общества, общественных организаций во внешней политике должна стать более заметной. Разве можно, например, говорить об эффективной реализации потенциала российской «мягкой силы» без участия профессиональных объединений, независимых аналитических центров, некоммерческих организаций и других институтов гражданского общества? В силу понятных исторических причин наши институты гражданского общества пока не так активны в международных делах, как во многих других странах, но я не вижу причин, которые не позволили бы нам преодолеть этот разрыв.

И конечно, общественные организации, в первую очередь — независимые аналитические центры, должны стать эффективным инструментом информационно-аналитического сопровождения нашей внешней политики, равно как и инструментом «второго трека» в поисках решений сложных и деликатных проблем мировой политики. Такие функции стремится выполнять и наш Российский совет, в число корпоративных членов которого входит и компания «ЛУКОЙЛ».

— Наконец, к чему следует готовиться простым россиянам и, в частности, работникам компании «ЛУКОЙЛ»? Как международная конфронтация и санкции могут отразиться на их жизни, работе, быте? Не впадёт ли государство в условиях ухудшения социально-экономической ситуации в искушение ещё в большей степени переложить бремя социальных обязательств на бизнес? Или, напротив, пытаясь расшевелить стагнирующую экономику, постарается создать для бизнеса условия наибольшего благоприятствования, тем самым переложив груз экономических и социальных проблем на население? И в целом, опыт каких стран в социальной сфере — англосаксонская ультралиберальная экономическая модель или, скажем, «скандинавский социализм» — кажется Вам наиболее правильным и перспективным для России? Или у нас и тут будет «свой путь»?

—В истории нашей страны не было лёгких периодов. И сегодня мы вступаем в очередную полосу испытаний для всех нас — для государства, для бизнеса и для гражданского общества. Можно до бесконечности спорить о том, кто больше всех страдает сегодня и насколько справедливо распределены социально—экономические издержки, которые вынуждена нести Россия. Мне кажется, что сейчас важнее другое — как можно быстрее определиться с новой моделью развития нашей страны, добиться широкого общественного консенсуса, поэтому принципиальному вопросу и двигаться дальше. Как правило, люди готовы идти на издержки и даже на существенные жертвы, если они понимают, во имя чего эти жертвы приносятся.

А что касается опыта других стран, то я не думаю, что Россия должна обязательно выбирать между «англосаксонской», «скандинавской» или какими-то другими моделями. Конечно же, у нас будет «свой путь», который должен вобрать в себя опыт других стран — и Европы, и Америки, и Китая. Но любой иностранный опыт должен быть осмыслен, переработан и адаптирован к условиям нашей страны. В противном случае — как показывает, в том числе, и наш собственный опыт 90-х годов прошлого века, — от него будет больше вреда, чем пользы. Не стоит наступить на те же грабли во второй раз.

Источник: Журнал «Социальное партнёрство» №4, 2014