Наконец-то хоть один из ведущих мировых политиков сказал это публично. Государственный секретарь США Джон Керри признался, что в годы холодной войны многое было проще, понятнее. И его коллегам в то время работалось легче. "Решения, которые приходилось принимать, были не такими многозначными, не столь сложными, более определенными и ясными: коммунизм или демократия, Запад или Восток, железный занавес, линия великого разделения..."
Линии великого разделения не стало четверть века назад. Во всяком случает, так считалось. И вдруг ее как будто провели вновь. Нет сейчас более популярного понятия, чем холодная война.
Все только и говорят о том, что она то ли возобновилась между прежними противниками, то ли вот-вот начнется вновь, то ли никогда и не прекращалась. Формальные признаки налицо. Опять, несмотря на очевидное многообразие мира, разговор ведут только две столицы — Москва и Вашингтон. Комментаторы вспоминают термины, казавшиеся безнадежным анахронизмом, прежде всего — взаимное ядерное сдерживание. Более того, в фокусе противостояния — крупная страна в центре Европы, фактически уже разделенная на сферы влияния, да еще и с перспективой расколоться официально, как минимум на две. Дежавю.
Узнаваемые параллели не должны приводить к ложным выводам — настоящая холодная война, какой она была на протяжении четырех десятилетий ХХ века, не повторится никогда. Потому что ее главной отличительной чертой было не противостояние Советского Союза и Соединенных Штатов, а равновесие их военно-стратегических возможностей. Именно баланс сил, закрепленный ракетно-ядерным паритетом, обеспечивал беспрецедентную для истории международных отношений стабильность мировой системы. Он же гарантировал исполнение правил сосуществования. Иными словами, политическим лидерам того времени не надо было, как сейчас, постоянно напоминать о "красных линиях", все и так понимали, где они проходят. Иногда их проверяли на "красноту" и либо немного передвигали, либо отступали на заранее подготовленные позиции. По этим четким правилам поведения и скучает Джон Керри.
Сегодня все иначе. Хотя российско-американское сдерживание пережило все изменения и катаклизмы глобальной политики, в остальном баланса сил нет и в помине. Само понятие силы стало очень многослойным, оно включает в себя экономические, информационные, гуманитарные, идеологические компоненты, и понятно, что Россия и Америка в целом очень асимметричны. К тому же ось Москва — Вашингтон больше не исчерпывает все огромные богатство международного положения, значительная часть мира наблюдает за тандемом с любопытством, но не более того. Впрочем, справедливости ради надо заметить, что ничего более захватывающего глобальная повестка дня сегодня не предлагает...
В конце апреля 2014 года можно констатировать, что Россия и Соединенные Штаты вступили в период конфронтации. Это не всеобъемлющий клинч, как 30 лет назад, но антагонистические отношения. Украина стала поводом, но копилось взаимное раздражение давно. Корни его уходят в разные — а со временем все более расходящиеся — взгляды на то, что и почему случилось на рубеже 1980-1990-х. А от трактовки того, как завершилась холодная война, зависит и представление о современности и, главное — о желаемом будущем.
События развиваются так быстро, что мы еще не осознали перемен и по инерции воспринимаем все как еще один политико-дипломатический конфликт Кремля и Белого дома. С начала 1990-х их было очень много. Когда-то Россия просто демонстрировала "зубы", хотя в силу собственной слабости не могла ничего изменить. Потом выступала все более резко, но все же всегда оставляя отходные пути, чтобы, доказав свою состоятельность, отступить. В Сирии шагов назад уже не было, но оставался настрой на некое совместное с американцами урегулирование. Сейчас нет и этого. Точки зрения России и США на то, какой должна быть Украина, не просто противоположны, они непримиримы. Потому что и Москва, и Вашингтон считают эту страну той самой "красной линией".
Россия по понятной причине — участие Украины в НАТО, более чем вероятное в случае закрепления и стабилизации там прозападного правительства, у нас считают неприемлемым риском в области безопасности. Для Соединенных Штатов вопрос не в Украине как таковой, а в способности Вашингтона как мирового лидера добиваться поставленных целей. Роберт Гейтс, бывший министр обороны и один из самых ясно мыслящих представителей американского истеблишмента, сформулировал проблему очень четко — Россия посягнула на итоги холодной войны, на мировой порядок, установившийся после 1991 года. Ревизионизм нужно решительно подавить в зародыше, либо позиции США начнут осыпаться по всей планете. Ведь многие державы внимательно следят за самочувствием Акелы.
Барак Обама — не человек холодной войны, и по-своему он искренне стремился выстроить с Россией новый тип отношений. Правда, в той же парадигме — с позиций само собой разумеющегося американского доминирования на глобальной арене. При этом жестко подтверждать это доминирование он не хотел, памятуя, к чему привели соответствующие усилия его предшественника. А разговаривать с остальными странами с позиции силы, не будучи в состоянии или не желая ее демонстрировать,— самая бесплодная тактика.
Чего ожидать между Соединенными Штатами и Россией в ближайшие годы? Зная стиль Обамы, можно предположить, что Москва просто исчезнет из сферы его интересов. Президент, вероятно, уже пришел к выводу, что на этом направлении сделать ничего не удастся. Совместная повестка дня, которая и раньше напоминала шагреневую кожу, теперь сужается до отдельных международных конфликтов. Кое-что на Ближнем Востоке и в Азии, ну и, конечно, Украина. Причем речь идет не об урегулировании, не о разрешении противоречий, а в лучшем случае о минимизации взаимных рисков.
Все это на фоне сворачивания связей и фактического сдерживания по всем направлениям, что является не сознательным решением, чтобы добиться конкретной цели, а констатацией бесперспективности. Сдерживание сегодня, в отличие от сдерживания второй половины прошлого века, не политика, а отказ от нее. Это желание просто снизить масштаб проблемы (нерешаемой) за счет создания максимально неблагоприятных условий для ее источника.
Обама при этом хорошо понимает, что Украина — глобальная периферия. Восточная Азия кратно важнее, чем Восточная Европа. Но поскольку Россия стала олицетворением той части мирового сообщества, которая отказывается учитывать мнение Вашингтона, принимая важные для себя решения, отвечать надо именно Кремлю. Санкции — объявленные или необъявленные — будут расширяться. Политический их итог — заведомо противоположный, экономический может быть ощутимым. Не случайно самой серьезной и угрожающей акцией за все время было исключение нескольких российских банков из платежных систем Visa и MasterCard. В отличие от символических визитов авианосцев в Черное море или размещения дополнительных контингентов в Польше или Балтии, это стало самой явной демонстрацией силы и власти Америки.
Новое российско-американское противостояние — надолго. Оно приостановилось 20 с лишним лет назад не потому, что участники осознали его ненужность, а потому что Москва перестала быть его стороной, утратила качества соперника Вашингтона. Когда она в той или иной степени их восстановила, случился рецидив. До следующей перемены мизансцены, которая может наступить, если что-то произойдет с Россией или Америкой либо кардинально изменятся мировые декорации, появятся новые обстоятельства.
России предстоит привыкать, что жизнь изменится. Реальная политика сдерживания с американской стороны потребует срочного поиска новых внешних партнеров, тех, кого Соединенные Штаты не могут "пристегнуть" к своему курсу. А скорее всего и пересмотра принципов экономической модели, которая до сих пор была построена на все более глубокой интеграции России в западные глобальные институты. Результат предсказать трудно. Спектр возможностей — от модернизационного рывка с высвобождением наконец собственного человеческого и предпринимательского потенциала до воплощения в жизнь антиутопии "День опричника".
Понятно, что системное давление на Россию будет иметь и свою немалую цену для США — от экономической до геополитической (сближение с Китаем и изменение позиции Москвы по многим локальным вопросам). Однако какой получится результат для всех участников — никто не может предсказать. Потому что он — равнодействующая множества процессов, разворачивающихся одновременно. Именно на это сетовал Джон Керри. Он прав — о ясности и линейности настоящей холодной войны сегодня можно только мечтать.
Источник: Коммерсант - Огонёк
