На «Сарматы» надейся — про «мягкую силу» не забывай

В российском экспертном сообществе до сих пор идут горячие дискуссии по поводу того, нужна ли России мягкая сила или мы настолько «миролюбивое государство», что не вмешиваемся в чужие дела. Многие ссылаются на то, что в США, на родине концепции «мягкой силы», она уже устарела, и там всё активнее обращаются к собственно «жёсткой силе». Думается, что концепция всё же не устарела, а была дополнена. Кроме того, страх, безусловно, мощный ресурс влияния, но не долговечный. Он подходит для тактических действий, а не для стратегии. Мы прекрасно знаем, что происходит после «вывода танков». Да и в современных реалиях мы вряд ли можем позволить себе без последствий где-то разъезжать на них, кроме как в Алабино или в World of Tanks. И пока мы будем делать ставку только на «Калибры» и «Сарматы», Россия будет представляться исключительно как Мордор.

Проблемы России в области «мягкой силы» можно свести к следующим (порядок не имеет значения):

—   Мы сами себе неинтересны и непривлекательны, поэтому и не можем заинтересовать других;

—   В России до сих пор нет чёткого понимания сущности «мягкой силы» и важности её практической реализации; внимание уделяется в основном обсуждению трактовки концепта, а не работе над его реализацией;

—   У России нет внутренней консолидирующей национальной идеи, мы не ощущаем себя нацией, поэтому также нет идеи «на экспорт»;

—   Государство не разработало комплексную стратегию внешней политики, включающую в себя концепцию «мягкой силы» в качестве одного из инструментов реализации внешнеполитических задач и достижения целей;

—   Россия непривлекательна в социально-экономическом плане;

—   Неразработанность понятийного аппарата, непонимание концептуальных основ, разногласия внутри экспертного сообщества и властных структур;

—   Россия склонна к самодискредитации;

—   Очевидна проблема недостатка финансирования, неразвитого взаимодействия с государством и недостаточного числа российских НКО и НПО за рубежом и малочисленности штата уже существующих;

—   Уделяется недостаточно внимания работе с элитами зарубежных государств и местными сообществами (в данном аспекте необходимо задействовать и службу внешней разведки, как это делалось в СССР);

—   Существует проблема низкого уровня межведомственной координации и контроля, низкой эффективности «местечковых» проектов;

—   России присуще выстраивание стратегий на основе собственной ценностной парадигмы: мы смотрим «со своей колокольни», мало изучаем запросы и потребности тех обществ, с которыми работаем;

—   В России зачастую не хотят признавать свои собственные просчёты и несостоятельность, инкриминирование Западу антирусского заговора, являющегося главной причиной внешнеполитических неудач России;

—   Распространено халатное отношение к работе с государствами, входившими в Советский Союз (мы считаем, что у нас и так нерушимые дружеские отношения);

—   Неэффективно используются программы внешней помощи развитию и гуманитарных организаций (Российский Красный крест, Русская гуманитарная миссия, фонд «Справедливая помощь Доктора Лизы» и др.) как инструмент формирования положительного имиджа государства;

—   Российское присутствие в медийном пространстве недостаточно.

Получается, включение термина «мягкая сила» в Концепции внешней политики РФ 2013 и 2016 годов и признание её инструментов неотъемлемой составляющей внешней политики не гарантируют практического применения понятия. То есть разговоры и споры по поводу самого концепта ведутся постоянно, а «полевые» работы проводятся медленно и малоэффективно. Иногда складывается впечатление, что в России первостепенным является не само явление, а понятие, его называющее. Так и в ситуации с «мягкой силой» мы больше анализируем сам термин, чем проблему российского влияния.

Необходимо наконец найти себя, определиться с понятийным аппаратом, разработать концепции, создать общую, хорошо структурированную стратегию, а не только показывать мультфильмы в жанре хоррор и устраивать подковёрные игры, хотя и без них тоже вряд ли можно обойтись.

Понятие «мягкая сила» в последнее время часто фигурирует в публичном дискурсе, однако термин всё ещё относительно нов для нашего лексикона и поэтому вызывает дискуссии. Несмотря на то что иногда значение термина вызывает ожесточенные баталии на теоретико-понятийных полях, проблема, вероятно, заключается не в недостаточно разработанном понятии, а в неразвитости самого обозначаемого объекта.

Согласно рейтингу «мягкой силы» The Soft Power 30, составленному PR-агентством Portland, по состоянию на 2017 г. Россия находится на 26 месте. Можно всё списать на то, что рейтинг был составлен западным агентством, отметив, что мировой гегемон тоже при этом занимает не лидирующие позиции. Но тем не менее кроме США Россию опережают ещё 24 страны.

Алексей Фененко:
Реальность и мифы «мягкой силы»

В российском экспертном сообществе до сих пор идут горячие дискуссии по поводу того, нужна ли России эта самая мягкая сила или мы настолько «миролюбивое государство», что не вмешиваемся в чужие дела. Многие ссылаются на то, что в США, на родине концепции «мягкой силы», она уже устарела, и там всё активнее обращаются к собственно «жёсткой силе». Думается, что концепция всё же не устарела, а была дополнена. Кроме того, страх, безусловно, мощный ресурс влияния, но не долговечный. Он подходит для тактических действий, а не для стратегии. Мы прекрасно знаем, что происходит после «вывода танков». Да и в современных реалиях мы вряд ли можем позволить себе без последствий где-то разъезжать на них, кроме как в Алабино или в World of Tanks. И пока мы будем делать ставку только на «Калибры» и «Сарматы», Россия будет представляться исключительно как Мордор.

Определение масштабов проблемы

Основные упреки, высказываемые в отношении российской «мягкой силы», сводятся к следующим:

1.     Россия непривлекательна как страна;

2.     Россия действует преимущественно используя силу;

3.     Мы в белом пальто, Запад его старательно марает.

В данной ситуации необходимо проанализировать, как «мягкая сила» применяется Россией в различных сферах, и сделать выводы об обоснованности упреков. Инфраструктурные и энергетические проекты России, а также деятельность частных предпринимателей рассматриваться в данной работе не будет, хотя они также могут служить инструментами мягкой силы государства.

Культура, язык и история

Культура — это, наверное, самый диверсифицированный ресурс. Для России же в данном случае характерно ретроспективное сознание и практически полное пренебрежение молодежью. Концерты таких исполнителей, как Денис Мацуев, Олег Погудин и Анна Нетребко, собирают полные залы за рубежом, но это специфическая, высоко образованная публика, возрастом старше среднего. Для молодежи практически ничего не предлагается. Рэпер Oxxxymiron съездил в США на рэп-баттл, победил и произвёл там фурор. Дима Билан и Бурановские бабушки тоже успешно выступили на Евровидении, показав миру, что и современная Россия может быть интересна в культурном плане. Дягилевский фестиваль и выступления русского балета, Международный фестиваль Мстислава Ростроповича и другие подобные мероприятия вызывают интерес у публики и служат инструментом трансляции российских ценностей, но при этом и они не рассчитаны на среднестатистического гражданина. Второй год хор Турецкого даёт концерт в Берлине на 9 мая. В прошлом году он собрал в основном русскоязычную аудиторию, в этом ¾ пришло много немцев. Рэйв-группа Little Big в своем творчестве высмеивает национальные стереотипы о русских, но, скорее всего, их сатира и гротеск не всегда понятна иностранцам и принимается за чистую монету. Интерес к России в культурном плане есть, нужно лишь усилить и диверсифицировать работу в этом направлении. Кроме того, необходимо отвечать на запросы иностранного общества, а не пытаться навязать собственную «духовность», которая для современного западного общества является своего рода архаикой.

В сфере кино Россия вряд ли может чем-то похвастать. Московский международный кинофестиваль потерял свой престиж, кинофильмы, способные претендовать на получение призов Каннского и других известных фестивалей, зачастую представляют Россию в невыгодном свете, имея успех за рубежом.

Относительно литературы сказать практически нечего. За рубежом знают Достоевского, Толстого и Чехова, ещё Солженицына, но мало кто знает современных российских писателей. Буквально выстрелила Гузель Яхина с романом «Зулейха открывает глаза», но, возможно, её успех в большей степени обусловлен затрагиваемыми темами судеб репрессированных и насильственно перемещенных лиц, традиционно привлекающими внимание на Западе. И все же в случае с литературой приходится констатировать, что нам просто нечего предложить зарубежному читателю. К примеру, на ежегодном литературном салоне в Париже, где Россия была почётным гостем, наш стенд не пользовался особой популярностью. В основном внимание привлекла вдова Солженицына, активно продвигающая память о муже.

Культурными проектами России за рубежом занимается, в частности, Федеральное агентство по делам СНГ, соотечественников, проживающих за рубежом, и по международному гуманитарному сотрудничеству (Россотрудничество). Но большинство его проектов то ли из-за недостатка финансирования, то ли из-за кризиса идей носят развлекательный местечковый характер и реализуются преимущественно в очень ограниченном наборе стран. Был предпринят ряд безуспешных попыток продвигать русскую кухню за рубежом, тогда как даже современный гражданин России с трудом сможет назвать блюда русской национальной кухни, да и русскую гастрономию вряд ли можно назвать нашим национальным достоянием.

Вячеслав Сутырин:
Политика «тысячи нитей»: «мягкая сила» России на постсоветском пространстве

К неэффективным инструментам «мягкой силы» России можно отнести и спорт, который за последнее время сильно себя дискредитировал и вряд ли способен служить повышению привлекательности России, хотя Олимпийские игры и Чемпионат по футболу как раз на это должны быть направлены.

Ещё одним мощнейшим имиджевым проектом был Всемирный фестиваль молодёжи и студентов в Сочи. Очень позитивное, интересное и масштабное мероприятие. Тем не менее непонятно, зачем нужно было включать в раздаточный материал для участников фестиваля смартфоны. Не лучше ли было усилить содержательную часть мероприятия или пригласить больше участников? Но мы, похоже, в очередной раз предпочли построить потёмкинские деревни.

Довольно влиятельным институтом не только внутри нашего государства, но и за рубежом является Русская православная церковь (РПЦ). Россия исторически позиционировала себя как покровительница православной веры и идеалов высокой духовности и традиционных ценностей. Сейчас же, когда физически защищать православных нужно только в очень редких случаях, тема религии и церкви может, наоборот, стать полем для конфликта, так как, во-первых, во многих современных государствах происходит смешение разных конфессий, а во-вторых, отношение к РПЦ неоднозначное. В то же время это не помешало нам построить в самом центре Парижа, у Эйфелевой башни Российский духовно-культурный православный центр, включающий в себя храм, начальную школу, выставочный центр, здания епархиального управления с концертным залом и жилыми помещениями для священников и сотрудников. Всё это обошлось России, по сообщениям СМИ, в 160–170 млн евро. Посмотрим, как центр будет функционировать далее, пока же он вызывает множество вопросов относительно своей сугубо православной направленности и отсутствия активной деятельности.

В ходе программы «Что делать?» профессор НИУ ВШЭ Леонид Поляков высказал интересную мысль о том, что Россия обладает уникальным опытом многовекового успешного сосуществования разных религий в одном государстве, достичь чего пока не получается у Европы. Вот этот опыт, по его мнению, за неимением другой жизнеспособной идеи на экспорт может стать нашей визитной карточкой.

Думается, что причиной трудностей России в культурном аспекте «мягкой силы» можно считать отсутствие консолидирующего общество компонента внутри самой страны. То есть у нас не то что нет основы «мягкой силы», у нас нет национальной идеи, мы не ощущаем себя единой нацией. После распада СССР прошло уже более 25 лет, а мы до сих пор нередко употребляем словосочетание «постсоветская Россия», которое, по моему мнению, уже звучит унизительно, потому что как бы намекает на несостоятельность нынешнего государства, его остаточный характер. Мы до сих пор не нашли себя, не знаем, кто такие «россияне» ¾ идёт поиск национальной идентичности, а единой нации пока нет. Есть русские, татары, башкиры, черкесы, якуты и т.д., и у каждого народа своя национальная идентичность. В последнее же время на фоне поиска государством общей национальной идеи наблюдается усиление национализма в мононациональных регионах, нередко на антирусской почве; а насильственное насаждение искусственно созданных и чуждых идеалов вкупе с финансовой поддержкой извне подогревают протестные настроения, что влечёт за собой ещё большую разобщенность внутри страны.

Ещё в XIX в. была выдвинута идея так называемого «Русского мира», актуализированная Путиным в 2007 г. Концепция представляет собой проект общего цивилизационного пространства, основанного на общности исторической памяти, русском языке, культуре и православии как связующих компонентах. Чёткой и универсальной дефиниции термину «Русский мир» пока дано не было, поэтому и возникают дополнительные споры по поводу того, что подразумевается под этим понятием и как с ним работать. За рубежом многими идея воспринимается как новый способ реализации имперских амбиций ностальгирующей России, особенно после присоединения Крыма. В целом «Русский мир» можно определить как наднациональную и надэтническую общность, включающую в себя не только граждан России и соотечественников, но и всех говорящих по-русски, интересующихся русской культурой и историей. Идея имеет огромный потенциал и ресурсную базу, но вот её реализация тоже не всегда успешна. В том же 2007 г. для обеспечения реализации идеи был создан фонд «Русский мир», который занимается продвижением русского языка и культуры за рубежом. На базе фонда организуются курсы русского языка, выдаются разного рода образовательные гранты, но, как и в Россотрудничестве, внимание уделяется преимущественно поддержке русского языка и проведению культурных мероприятий. Россия практически не предоставляет краткосрочные образовательные гранты для иностранных студентов, будучи не слишком привлекательной для иностранцев в плане долгосрочных образовательных программ. Даже наши собственные студенты предпочли бы учиться «во французской стороне», а не, например, в Саратове, и любить Достоевского, скажем, в Чикаго, а не в Волоколамске. А о внешней привлекательности и говорить не приходится. Пока мы сами для себя не определим, что строить, мы ничего не построим.

Иван Тимофеев:
«Мягкая сила», диверсификация экономики и дилеммы российских университетов

В рамках концепции «Русского мира» огромную важность имеет работа с русскими диаспорами, которыми могут служить своего рода лобби в различных странах, но по каким-то причинам не служат. На начало XXI в. русская диаспора занимала второе место по численности после китайской, однако, по эффективности она явно занимает более низкие позиции. Зачастую многие эмигрировавшие русские и их потомки стараются больше не ассоциировать себя с Россией, а наше государство, возможно, и старается склонить их к сотрудничеству, но успеха в этом достигает небольшого.

Для России характерно историософское сознание, поэтому мы очень любим апеллировать к великим историческим событиям, которыми богата наша история, в частности к Великой Отечественной войне. И нам искренне больно, когда пытаются снести Алёшу, демонтировать воина-освободителя или разрисовывают памятники советским солдатам, освобождавшим Европу от нацистов. Ревизионистские настроения, параллельные становлению национальной идентичности многих государств, в Европе довольно сильны, и память о Второй мировой войне тоже подвергается пересмотру. В этой связи нередко имеют место заявления о советской оккупации и забывается о том, как солдаты Красной армии погибали ради независимости и мирной жизни и россиян, и европейцев, и всего мира, а не для того, чтобы благодарные потомки освобождённых народов бились в русофобской истерии, боясь очередной «оккупации». И в сложившихся обстоятельствах акция «Бессмертный полк», которая собирает миллионы людей по всему миру, имеет огромное значение в силу своего мощнейшего консолидирующего эффекта.

Другим важным моментом, требующим особого внимания, является память о Советском Союзе в целом. Сегодня как за рубежом, так и в России прослеживается тенденция на демонизацию СССР, преемницей которого Россия себя официально объявила. Таким образом, дискредитируя Советский Союз, мы автоматически дискредитируем и современную Россию. Нельзя отрицать того, что в Советском Союзе было совершено немало ошибок, но не стоит забывать и о том, что именно во время существования СССР была фактически создана промышленность во многих республиках, заложена экономическая и инфраструктурная база нынешних независимых государств, что СССР способствовал развитию науки, культуры и спорта. Почему-то все это постепенно забывается, а мы систематически пытаемся откреститься от советского прошлого, одновременно списывая по политическим причинам огромные суммы долга, которые Россия, кстати, унаследовала от СССР.

Более того, со многими народами нас связывает более древняя история, и если отношения с народами Средней Азии, например, нельзя назвать сугубо дружескими, то назвать такими отношения с балканскими странами представляется возможным. Если быть точным, то народы Балкан веками находились под протекторатом России, защищавшей их то от турок, то от немцев. Безусловно, одного концепта общности истории сейчас недостаточно для сохранения дружеских отношений, нужно предлагать и что-то более материальное, потому что одной лишь исторической памятью сыт не будешь. Тем не менее недооценивать и упускать этот ресурс нельзя, иначе придется не поддерживать связи, а заново их устанавливать.

В данном контексте можно рассматривать и евразийские проекты президента В. Путина, который в последнее время нередко обращается к идеологии евразийства. Однако и ЕАЭС, и проект «Большая Евразия» пока носят сугубо экономический характер, что, возможно, является упущением.

Николай Силаев справедливо отметил, что нам нечего транслировать ещё и потому, что мы сами себе неинтересны. Новости о референдуме в Каталонии или свадьбе британского принца привлекают больше внимания, чем новости с Дальнего Востока. Большинство предпочтут поехать в Европу или на острова, чем по Золотому кольцу или, скажем, на Байкал. У нас отсутствует культура самопиара, мы не дорожим тем, что имеем.

Экспертное сообщество, публичная дипломатия и СМИ

Пророссийских СМИ за рубежом немного. Основными из них являются телеканал RT и агентство Sputnik, которые имеют неоднозначную репутацию. Помимо них существует телеканал RTVi, мультимедийный проект «Russia Beyond» и некоторые местные СМИ, поддерживаемые Россией. Из-за недостаточного присутствия России в международном медийном пространстве и перманентных попытках дискредитировать и запретить функционирующие за рубежом пророссийские СМИ распространение российской точки зрения и обеспечение какого-либо влияния на иностранные общества чрезвычайно затруднено для нашей страны.

Каналами «мягкой силы» России также могут выступать неправительственные организации, институты гражданского общества и экспертно-аналитические центры (фонд поддержки публичной дипломатии имени А.М. Горчакова, некоммерческое партнерство «Российский совет по международным делам» (НП РСМД), Международный дискуссионный клуб «Валдай» и др.), на базе которых проводятся дискуссии и конференции ведущих экспертов со всего мира. Эффективное использование этих площадок могло бы обеспечить успешную трансляцию идей и ценностей России в мир и способствовать улучшению имиджа нашей страны.

Иван Тимофеев:
Цена «мягкой силы»

Образ президента

Президент России Владимир Путин постоянно признается одним из влиятельнейших людей планеты, его образ широко тиражируется и используется в СМИ и художественных произведениях, и именно В. Путин олицетворяет Россию для многих иностранных граждан.

Автор полагает, что мягкая сила России при любой политической обстановке должна быть направлена на развитие положительного образа России без сильной зависимости от имиджа президента, его политики и военных операций России.

Выводы

Таким образом проблемы России в области «мягкой силы» можно свести к следующим (порядок не имеет значения):

— Мы сами себе неинтересны и непривлекательны, поэтому и не можем заинтересовать других;

— В России до сих пор нет чёткого понимания сущности «мягкой силы» и важности её практической реализации; внимание уделяется в основном обсуждению трактовки концепта, а не работе над его реализацией;

— У России нет внутренней консолидирующей национальной идеи, мы не ощущаем себя нацией, поэтому также нет идеи «на экспорт»;

— Государство не разработало комплексную стратегию внешней политики, включающую в себя концепцию «мягкой силы» в качестве одного из инструментов реализации внешнеполитических задач и достижения целей;

— Россия непривлекательна в социально-экономическом плане;

— Неразработанность понятийного аппарата, непонимание концептуальных основ, разногласия внутри экспертного сообщества и властных структур;

— Россия склонна к самодискредитации;

— Очевидна проблема недостатка финансирования, неразвитого взаимодействия с государством и недостаточного числа российских НКО и НПО за рубежом и малочисленности штата уже существующих;

— Уделяется недостаточно внимания работе с элитами зарубежных государств и местными сообществами (в данном аспекте необходимо задействовать и службу внешней разведки, как это делалось в СССР);

— Существует проблема низкого уровня межведомственной координации и контроля, низкой эффективности «местечковых» проектов;

— России присуще выстраивание стратегий на основе собственной ценностной парадигмы: мы смотрим «со своей колокольни», мало изучаем запросы и потребности тех обществ, с которыми работаем;

— В России зачастую не хотят признавать свои собственные просчёты и несостоятельность, инкриминирование Западу антирусского заговора, являющегося главной причиной внешнеполитических неудач России;

— Распространено халатное отношение к работе с государствами, входившими в Советский Союз (мы считаем, что у нас и так нерушимые дружеские отношения);

— Неэффективно используются программы внешней помощи развитию и гуманитарных организаций (Российский Красный крест, Русская гуманитарная миссия, фонд «Справедливая помощь Доктора Лизы» и др.) как инструмент формирования положительного имиджа государства;

— Российское присутствие в медийном пространстве недостаточно.

Получается, включение термина «мягкая сила» в Концепции внешней политики РФ 2013 и 2016 годов и признание её инструментов неотъемлемой составляющей внешней политики не гарантируют практического применения понятия. То есть разговоры и споры по поводу самого концепта ведутся постоянно, а «полевые» работы проводятся медленно и малоэффективно. Иногда складывается впечатление, что в России первостепенным является не само явление, а понятие, его называющее. Так и в ситуации с «мягкой силой» мы больше анализируем сам термин, чем проблему российского влияния.

Необходимо наконец найти себя, определиться с понятийным аппаратом, разработать концепции, создать общую, хорошо структурированную стратегию, а не только показывать мультфильмы в жанре хоррор и устраивать подковёрные игры, хотя и без них тоже вряд ли можно обойтись.