Никакого «упадка европейской цивилизации» нет

Первое, и самое важное: тезис о «завершении доминирования европейской цивилизации». Аргумент всё тот же: «странно делать вид», что речь идёт об обычном сдвиге центра тяжести — якобы имеет место фундаментальное изменение всей траектории развития. Простите, но я не «делаю вид», я вполне осознанно утверждаю, что никакого «упадка европейской цивилизации» нет. Эта цивилизация включает в себя Европу, самый благополучный пока в экономическом и социальном отношении регион мира (если г-н Крама­ре­нко в этом сомневается, пусть хотя бы сравнит зарплаты, пенсии и посо­бия в ЕС и России); Соединённые Штаты (не только самую мощную в воен­ном и технологическом отношении державу, но с недавних пор и крупнейшего производителя энергоносителей, каким когда-то была Россия); Латинс­кую Америку (в частности, Бразилию, недавно ставшую четвёртым в мире производителем автомобилей и третьим — гражданской авиатехники); ну и Австралию и Новую Зеландию. Эта цивилизация обеспечивает се­го­дня бо­лее половины глобального ВВП, 70% патентов, почти 84% экспорта капитала. Если автора так заботит «культура», которая якобы ушла из этой части мира, а не «количественные параметры», то спорить с ним я не буду, просто вспомню анекдот: «— Почему дела в России идут неважно? На что обратить внимание? — It’s all about economy, only economy! — Ах, иконами мож­но поправить дело? Спасибо за совет! Иконами, так иконами…». Если эко­номика, военная мощь, технологические возможности «лишь один из фак­торов, который необязательно определяет всё», то остаётся лишь ждать фак­тов, которые опровергнут это мнение. Аргументы здесь бессмысленны так же, как бессмысленно было опровергать величие решений XXVI Съезда пар­тии, пока его не опровергла сама жизнь.

Я рад был прочитать новый текст А. Крамаренко, так как он, на мой взгляд, с одной стороны, стал менее резким, и, с другой стороны, позволил мне ещё больше сосредоточиться на наших основных разногласиях.

Сразу скажу: я оставлю без внимания мысли оппонента об «ущербности» тех или иных точек зрения и о том, что чьи-то наработки «могут быть выб­рошены в корзину». Я не отношусь так ни к каким концепциям, пусть даже они принадлежат американским и европейским авторам — просто потому, что такие формулы слишком часто (вероятно, не в этот раз, но всё же) скрывают нехватку аргументов. Я предпочту остановиться на шести пунктах.

Александр Крамаренко:
Биполярность — способ существования Запада?

Первое, и самое важное: тезис о «завершении доминирования европейской цивилизации». Аргумент всё тот же: «странно делать вид», что речь идёт об обычном сдвиге центра тяжести — якобы имеет место фундаментальное изменение всей траектории развития. Простите, но я не «делаю вид», я вполне осознанно утверждаю, что никакого «упадка европейской цивилизации» нет. Эта цивилизация включает в себя Европу, самый благополучный пока в экономическом и социальном отношении регион мира (если г-н Крама­ре­нко в этом сомневается, пусть хотя бы сравнит зарплаты, пенсии и посо­бия в ЕС и России); Соединённые Штаты (не только самую мощную в воен­ном и технологическом отношении державу, но с недавних пор и крупнейшего производителя энергоносителей, каким когда-то была Россия); Латинс­кую Америку (в частности, Бразилию, недавно ставшую четвёртым в мире производителем автомобилей и третьим — гражданской авиатехники); ну и Австралию и Новую Зеландию. Эта цивилизация обеспечивает се­го­дня бо­лее половины глобального ВВП, 70% патентов, почти 84% экспорта капитала. Если автора так заботит «культура», которая якобы ушла из этой части мира, а не «количественные параметры», то спорить с ним я не буду, просто вспомню анекдот: «— Почему дела в России идут неважно? На что обратить внимание? — It’s all about economy, only economy! — Ах, иконами мож­но поправить дело? Спасибо за совет! Иконами, так иконами…». Если эко­номика, военная мощь, технологические возможности «лишь один из фак­торов, который необязательно определяет всё», то остаётся лишь ждать фак­тов, которые опровергнут это мнение. Аргументы здесь бессмысленны так же, как бессмысленно было опровергать величие решений XXVI Съезда пар­тии, пока его не опровергла сама жизнь.

Второй момент, который затрагивает автор: «крах» западного единства. Тут вспоминается и резкое изменение ситуации «после Трампа и Брекзита», и то, что западные элиты якобы увидели в Китае лидера глобализации, и за­явления о создании европейской армии, и много чего ещё. Замечу: Трамп, как бы к нему ни относиться, не имеет шанса так засидеться в президентс­ком кресле, как некоторые; про европейскую армию мы слышим, как мини­мум, с декларации Сен-Мало от 1998 г., а если уж покопаться поглубже, то и со времён де Голля — и ничего как не было, так и нет; ну а Брекзит касается в общем-то только ЕС и возвращает ситуацию не в какой-нибудь там XVII век, а всего лишь в на­чало 1970-х, когда серьёзных сомнений относительно «единства Запада» ни у кого не возникало. Что касается особо впечатляющего тезиса о том, что в западных элитах вдруг увидели в Китае лидера глобализации (не просто ак­тивно вовлеченную в мировые хозяйственные связи экономику, а лидера) — тут у меня прямая просьба к автору: предъявите цитаты, даты, и тех, кто так сказал (Тьерри Мариани, Найджела Фараджа и Сару Вагенкнехт не вспоминать). Хотелось бы по­нять, заявила ли какая-нибудь западная страна о своей готовности солидаризоваться с любым незападным государством про­тив остальной части Запада? (Раз­говоры европейцев о том, что им очень хочется торговать с Ираном, также вряд ли являются доказательством, так как «единство» — это не совсем о том, в одной торговой сети вы отовариваетесь или в разных).

Владислав Иноземцев:
Очевидное и естественное: отказ от стратегий?

Третий вопрос касается «убогих людей, у которых у самих всё не ладится внутри и вовне» (это, если я правильно понял, не о нас, а опять о Западе). Я не очень вижу, чего такого сейчас у Запада не ладится. Экономика (да, я по­нимаю, что это мелочь по сравнению с духовностью, но всё же) растёт намно­го быстрее, чем у нас; зона евро, которой все российские эксперты предре­кали распад, сохранилась; вложения иностранцев в казначейские облигации США только за последние 10 лет выросли в 2,7 раза (а мы с 2003 г. всё слушаем рассказы о «конвертируемом рубле»); НАТО существует, как и существовало; Америка и Европа остаются исключительно привлекательными для остального мира как места притяже­ния мигрантов; ну и далее по списку. Это, простите, в Во­ронеже, а не в Чикаго бывшей узнице концлагеря ампутируют по ошибке здоровую ногу вместо больной отчасти потому, что бюд­жет американского ведомства по делам ветеранов больше бюджета всего рос­сийского Минис­терства обороны — и при этом врачи отделываются выговором, хотя средняя сумма возмещения за такого рода врачебные ошибки до­стигает в США 1,7 млн долл. У «них» многое не ладится — но, повторю, успешность того или иного общества в условиях глобализации определяется масштабом направляемых в него потоков денег и мигрантов: и достаточно просто сравнить привлечён­ные зарубежные инвестиции в пересчёте на душу населения в той же Фран­ции и в России, и многое станет понятным (правда, для того надо опери­ровать цифрами, чего А. Крамаренко по неизвестным мне причинам упорно избегает). Тут, правда, я вспомню его упрёк мне в том, что я сравнивал в своей статье темпы прироста военных расходов Китая и США, хотя нужно сравнить их абсолютные суммы. Сообщаю: США прево­сходят Китай в этом отношении в 3,4 раза, согласно утверждённым бюджетам на 2019 г.: автор хотел услышать эту цифру как аргумент в пользу тези­са о «завершении доминирования европейской цивилизации», или для чего-то ещё? Может, она доказывает, что на Западе «всё не ладится»?

Четвёртая тема будет, безусловно, самой непростой, так как она касается того, что «европейская цивилизация несёт ответственность за обе мировые войны и войну холодную». Тут, конечно, нужно сначала понять, причисляет ли автор Россию/СССР/Россию к «европейской цивилизации», ибо ина­че тезис выглядит двусмысленно. Российская империя первой из великих дер­жав объявила мобилизацию в 1914 г., что немало поспособство­вало превращению австро-сербской войны в мировую. Советский Союз пе­решёл советско-польскую границу в западном направлении в 1939 г. раньше, чем начались военные действия на германо-французском фронте; заклю­чённый им договор о ненападении серьёзно развязал руки нацистской Германии. В 1945 г. СССР напал на Японию, разрыв договора о ненападении с которой оговаривал отсрочку военных дей­ствий как минимум на год. Что до «холодных» войн — той, что началась после первой Крымской войны; что случи­лась после Второй мировой; и той, что идёт сейчас — тут тоже не всё так про­сто. В 1853 и 2014 гг. Россия сама начала конфронтацию, оккупировав в первом случае Молдавию и Валахию, а во втором — Крым, причём оба раза под предлогом защиты православного/русского (русскоязычного) населения. В 1946 г. Советский Союз cтал дестабилизировать ситуацию в Греции, а в 1948 г. блокировал Западный Берлин — за год до создания НАТО (замечу, само НАТО на протяжении «холод­ной войны» не провело ни одной совместной военной операции, в от­личие от Организации Варшавского договора, которая пятьдесят лет тому назад по­давила «Пражскую весну») (о трёх случаях «холодной войны» см. подробнее). Замечу: Запад во всех этих случаях вовсе не должен представляться идеальным — но Россия показывала себя вполне европейской страной в любой европейской конф­ронтации. Не более, но и не менее.

Пятый пункт (простите за каламбур) снова возвращает нас к важнейшему вопросу об империях. Соединённые Штаты, настаивает автор, «сами никог­да не скрывали», что являются империей. Это несколько странный тезис, ко­­торый, вероятно, восходит к вечно актуальному мнению бывшего министра иностранных дел СССР тов. Вышинского о признании как царице доказате­льств. Современное классическое определение империи называет таковой «а relationship, formal or informal, in which one state controls the effective political sovereignty of another political society» (Doyle, Michael. Empires, Ithaca (NY), Lon­don: Cornell Univ. Press, 1996, p. 45). Вопрос о роли доллара в мировой экономике, к которому автор затем переходит в попытке обосновать импер­скую сущность Соединённых Штатов, не имеет к теме ни малейшего отно­шения: после окончания Второй мировой войны, когда США были крупней­шим донором мировой финансовой системы, создать «международную резервную валюту, которая не была бы национальной», было невозможно. Я понимаю, что авторитет Дж. М. Кейнса давит на читателя — но подобная ва­люта была создана только через полвека, и то Европейский союз сегодня об­­ладает некоторыми элементами суверенитета, в то время как попытки соз­дать подлинно глобальную валюту не обсуждаются и сейчас. На про­тя­же­нии многих десятилетий роль американского доллара и возможности США быстро расширять предложение валюты в условиях кризиса оказы­вали край­не благоприятное влияние на мировую экономику, что бы там ни представлялось М. Хазину и другим отечественным экономистам с особым взглядом на роль доллара. Но мы отвлеклись. Важнейший элемент понятия империи связан с прямым конт­ролем над суверенитетом других народов — и в данном отношении Соеди­нённые Штаты были империей только непродолжительное время в начале ХХ века, и един­ственные из великих держав быстро ушли от этой неблаго­дарной миссии. Что же до названий, то, повторю, на них не стоит зацикли­ваться: помнится, не так давно в Центральной Африке — как раз там, где у России нынче появились интересы, — существовала руководимая другим гурманом страна, тоже называвшаяся империей, но вовсе ей не являвшаяся.

Александр Крамаренко:
О «новой биполярности» и месте России в постмодернистской конфронтации

И, наконец, шестой момент, который хотелось бы отметить: помимо неко­торой нелюбви к цифрам А. Крамаренко демонстрирует определённую небрежность в определении последовательности событий и их причинно-сле­дственной связи. Так, например, меня немало удивила мысль о том, что «от­мену ограничений на пребывание Си Цзиньпина у власти можно квалифи­цировать как элемент властной мобилизации, продиктованной враждебной политикой США». В это сложно поверить. Подготовка изменений в Устав КПК, принятый на XIX Съезде партии, где нынешний лидер был назван по имени наряду только лишь с Мао, шла весной и летом 2017 г., вскоре после прекрасной встречи товарища Си с президентом Трампом в Мар-а-Лаго; са­мо решение о допустимости третьего срока было принято 25 февраля 2018 г., в то время как первое повышение американцами таможенного тарифа на ки­тайские товары случилось 22 марта. Приблизительно таким же передёр­ги­ванием является и тезис автора о том, что, как и Китай, Россия «отстаива­ет свои законные национальные интересы, в том числе и в непосредствен­ной близости от своих границ», в частности… в Восточном Средиземномо­рье (?). Расстояние между Ростовом и Дамаском, замечу, больше, чем между Смоле­нском и Брюсселем — так что «непосредственная близость» трактуется тут немного, как бы так сказать, расширительно. Но основной вопрос всё же касается именно причинно-следственной связи — и мне кажется, что такое опи­сание действий Китая представляется своего рода «обратным переводом» с российской риторики, часто объясняющей реальные шаги Кремля неслучившимися действиями Запада.

Заканчивая этот текст, хочу подчеркнуть самое важное в своей позиции: я не настаивал и не настаиваю на том, что России нужно отказаться от союза с Китаем и начать выстраивать партнёрство с Америкой; я не утверждал и не утверждаю, что многополярный мир невозможен или что он несомненно станет прелюдией к войне. Я лишь сомневаюсь в тезисах тех российских авторов, которые придерживаются офи­циальной точки зрения, считая её «оче­видно» верной; меня не убеждают их аргументы. Я ценю упоминание А. Крамаренко того факта, что мы вместе участвовали в обсуждениях ряда вопросов на встречах в кремлёвских кабинетах около десяти лет назад — но я не по­мню, чтобы от него слышались возражения против тезиса о том, что «не надо ссориться с Западом». В то время, вероятно, мы были солидарны в боль­шей части наших подходов, чем сегодня. Я верю, что время может вновь из­менить наши позиции, и снова окажемся единомышленниками. Но когда и по каким именно пунктам, я пока не могу сказать определённо…