Операции «продление полномочий» в Северо-Восточной Азии

По стечению обстоятельств сразу в трех странах Северо-Восточной Азии — КНР, Южной Корее и Японии — текущая осень ознаменовалась попытками политических элит реформировать существующие нормы, регламентирующие сроки пребывания у власти представителей ее исполнительной ветви. Обзор происходящего — в колонке «Азиатская грамота».

Стоит начать в обратном алфавитном порядке, а также по убывающей степени достижений. На данный момент больше всего преуспел в рассматриваемом вопросе премьер-министр Японии Синдзо Абэ. В его случае речь шла о внесении поправок в правила правящей Либерально-демократической партии, которые позволили бы С. Абэ баллотироваться в третий раз на пост председателя в сентябре 2018 г. за счет ослабления соответствующих ограничений. Формальное одобрение еще должно быть окончательно закреплено на партийном съезде в марте 2017 г., однако можно теоретически утверждать, что принятые поправки включают С. Абэ «зеленый свет» для сохранения власти до 2021 г.

REUTERS/Wally Santana/Pool

С. Абэ, Пак Кын Хе, Си Цзиньпин и премьер-министр Малайзии Наджиб Разак

Продление полномочий председателя ЛДП не дает С. Абэ гарантий — японский политический класс традиционно отличается значительной фракционностью, — а скорее свидетельствует о временном равновесии сохранности его позиций в краткосрочной перспективе. Премьер заручился поддержкой генерального секретаря партии Тосихиро Никаи, двое потенциальных преемников — глава МИД Фумио Кисида и министр обороны Томоми Инада — входят в круг союзников С. Абэ, могут конкурировать между собой и оспаривать его лидерство пока не торопятся. Не бросают вызовы главе правительства и более отчетливые внутрипартийные соперники: одна бывшая министр обороны Юрико Коикэ активно входит в роль градоначальника Токио и занята подготовкой «Восточной столицы» к Олимпиаде-2020, а другой бывший министр обороны Сигэру Исиба в ходе обсуждения продления полномочий С. Абэ шума поднимать не стал.  

Впрочем, в риторике Ю. Коикэ при всем сохранении ее пиетета к лидеру и соратнику по партии можно при желании усмотреть постепенное выстраивание платформы для его будущей критики. Мэр Токио недавно опубликовала программную статью, в которой сказала, что ее принципами при подготовке к Олимпийским играм будут «3R» (от англ. Reduce, Reuse, Recycle): сокращение (неэффективных затрат), повторное использование (уже имеющихся объектов вместо постройки новых) и переработка. С одной стороны, провозглашенные принципы вполне гармонируют со знаменитыми японскими контролем качества и эффективностью, а с другой — походят на камешек в огород премьера, известного своей поддержкой крупных инфраструктурных проектов и их операторов. Вместе с тем, если С. Абэ удержится у власти до 2021 г. и примет Олимпиаду в качестве главы правительства, он не только осуществит несбывшуюся мечту деда, тоже некогда премьера, Нобусукэ Киси, но и побьет рекорд пребывания у руля страны всех японских премьер-министров. Столь длительное, по японским меркам, пребывание будет выглядеть контрастом на фоне ежегодной чехарды кабминов в 1990-х и 2006–2012 гг.

В КНР тем временем, если верить экспертам, схожая стратагема занимает генерального секретаря КПК Си Цзиньпина, хотя в отношении ее практической реализации спекуляций пока не меньше, чем конкретики. Во главе повестки октябрьского пленума Компартии находились вопросы укрепления дисциплины и полномочий Си. Осенью же 2017 г. состоится XIX съезд Коммунистической партии, где, с одной стороны, ожидается подтверждение лидерства Си на второй пятилетний срок, а с другой стороны, прояснится подготовительная расстановка сил шестого поколения китайского руководства, рассчитывающего прийти к власти в 2022 г.

Хотя после Дэн Сяопина регулярность ротации высших управленческих кадров КНР соблюдалась и Цзян Цзэминем, и Ху Цзиньтао, Си Цзиньпин, если верить СМИ, рассматривает возможности сохранить свои позиции и после 2022 г., поступившись позицией председателя КНР, но сохранив партийные посты и должность председателя Центрального военного совета КНР. Жесткая борьба с коррупцией, развернутая Си, не только усилила его внутренние позиции за счет нейтрализации потенциальных соперников, но и ослабила механизмы сдержек и противовесов, способствовавшие сменяемости власти в Китае.

Южнокорейское руководство тоже высказало сходные идеи в октябре, однако внезапный коррупционный скандал вокруг президента Южной Кореи Пак Кын Хе омрачил обстановку. 24 октября Пак инициировала дискуссию, сделав программное заявление в отношении конституционных положений, ограничивающих время пребывания президента у власти одним пятилетним сроком. По стечению обстоятельств, буквально день спустя Пак публично признала наличие близких отношений с советником Чхве Сун Силь, формально не занимавшей правительственных постов, но оказывавшей влияние на Пак и получившей доступ к конфиденциальной информации государственной важности.

В итоге рейтинг действующего президента — в 2013–2014 гг. называвшейся журналом «Форбс» наиболее могущественной женщиной Восточной Азии — скатился до 17%. В минувшие выходные в стране прошли многотысячные демонстрации протеста против коррупции в известном своей корпоративностью государстве, и все громче стали звучать призывы к отставке Пак. Доработает ли глава южнокорейского государства после публичных извинений оставшийся срок в год с небольшим в статусе «очень хромой утки» или уйдет досрочно, вряд ли ей самой хватит сил на конституционную реформу, пусть формально на нее реформа бы и не распространялась. Тем не менее деликатный вопрос в повестку дня она внесла, а среди возможных преемников, которые могут подхватить инициативу, когда улягутся страсти, называется в том числе генеральный секретарь ООН Пан Ги Мун.

В отношении Москвы последствия турбулентности в Южной Корее оценивать рано, хотя для Пекина и Токио в этом плане многое стоит на кону в свете очередных угроз со стороны Пхеньяна, а также знакового соглашения между Абэ и Пак по урегулированию острой проблемы «женщин для утешения». В свою очередь, продолжение пребывания у власти Абэ и Си может означать для России возросшую вероятность сохранения имеющихся региональных тенденций и возможность расширения горизонтов долгосрочного внешнеполитического планирования.