Турция — США: крутое пике to be continued

Турецко-американские отношения находятся сейчас на самом низком уровне за всю историю, и критическая точка может быть достигнута уже в ближайшей перспективе. Проблемные аспекты между Анкарой и Вашингтоном, затрагивающие ряд важных персон как для Турции, так и для США, могут привести к углублению кризиса с переходом «на личности». Накаливание внутриполитической обстановки в Турции и поляризация общества, а также неоднозначность характеров лидеров обоих государств может обусловить неожиданные шаги — как со стороны Анкары, так и со стороны Вашингтона.

Развитие курдского вопроса по негативному для Анкары сценарию, а вместе с ним и проблемы контроля курдскими военными группами энергоресурсов в Сирии, а также и обладание ими большим количеством современного вооружения, предоставляемого США, лишь осложнит возможность нахождения общих интересов в региональном измерении.

Вследствие вынужденного сближения Турции и России в Сирии возникает вопрос, может ли ухудшение турецко-американских отношений стать залогом союзнического партнерства между Анкарой и Москвой. В перспективе и Турция, и США, и Россия, могут столкнуться с еще большей проблемой по курдскому вопросу, который может выйти за существующие привычные для региональных акторов рамки. К тому же Москва по понятным причинам нацелена на долгосрочное планирование своих геополитических интересов, включающих также и региональные энергетические проекты.

Наконец, проблемы в турецко-американских отношениях скажутся не только на роли Турции в НАТО, но и непосредственно на членстве государства в Североатлантическом альянсе. Естественно, при подобном развитии событий первое, что придется уточнять, — это юридический и фактический статус авиабазы Инджирлик. В этом контексте перед Россией может открыться новое «окно», но уже не в Европу, как это было ранее, а на Большой Ближний Восток.

Турецко-американские отношения переживают один из самых тяжелых этапов в своей истории. 8 октября 2017 г. американская сторона приостановила выдачу неиммиграционных виз для турецких граждан во всех дипломатических миссиях на территории Турции. Анкара ответила зеркально, приостановив выдачу виз на территории США.

Спустя месяц после весьма жестких заявлений и действий двух сторон «визовый бойкот» был несколько облегчен. Есть предположения, что накал во взаимоотношениях пошел на спад, однако это не так. Во-первых, речь идет лишь о частичном возобновлении работы визовых отделов обоих государств. Во-вторых, заявления Турции и США по этой проблеме расходятся кардинальным образом. Так, Вашингтон объясняет частичное смягчение некими «гарантиями», которые предоставила официальная Анкара в отношении служащих американских диппредставительств. Турецкая сторона, напротив, делает заявления, где говорится, что никаких гарантий Анкара не предоставляла. Наконец, назначенная на начало ноября встреча премьер-министра Турции Б. Йылдырыма с вице-президентом США М. Пенсом, которая, с наибольшей степенью вероятности не станет прорывной, а объем накопившихся противоречий останется прежним.

В этом контексте, естественно, ущерб от действий Вашингтона на «визовом поле» намного ощутимей, однако турецкое руководство старается не «уступать» заокеанским коллегам и демонстрирует решительность своих намерений.

На первый взгляд может показаться, что визовый кризис и сопутствующие ему меры будут исключительно недолгосрочными и являются проявлением «характера» лидеров США и Турецкой Республики. Безусловно, применительно к существующему кризису роль личности также обусловливает напряженность во взаимопонимании, ведь и Р.Т. Эрдоган, и Д. Трамп — фигуры волевые и имеющие принципиально различный подход по многим вопросам как внешнеполитического видения, так и основополагающих столпов внутреннего устройства государства.

Нынешний этап двусторонних отношений можно охарактеризовать не иначе как тупик, найти выход из которого крайне сложно. В этом контексте можно вспомнить кризис 1974 г., когда Турция осуществила военную операцию на Кипре. Однако тогда Вашингтон ограничился лишь применением эмбарго на поставку вооружения в Турцию. Сегодня процессы «двустороннего непонимания» имеют гораздо большую негативную интенсивность. Если же провести аналогию с напряженностью в российско-американских отношениях на фоне введенных санкций против Москвы и сокращения представительств в дипломатических миссиях, то конфронтационный градус между Вашингтоном и Анкарой не только не уступает, но и возрастает с еще большей скоростью.

Можно с уверенностью констатировать, что турецко-американские отношения находятся сейчас на самом низком уровне за всю историю, и критическая точка может быть достигнута уже в ближайшей перспективе. Несмотря на то что есть лежащие на поверхности предпосылки для столь серьезного надлома еще недавних союзников и партнеров, существуют структурные причины, переплетающиеся с интересами государств и политических элит.

Турция в зоне турбулентности

Денис Голубев:
Курды между Трампом и Эрдоганом

12 сентября 2010 г. в Турции прошел один из наиболее значимых референдумов по вопросу изменения 26 положений Конституции страны. Нововведения предполагали движение Турции в сторону вестернизации, развития демократических ценностей, прав и свобод граждан. Кроме того, они касались снижения исторически сильной роли армии в политике, что активно приветствовалось и поощрялось Западом. Результаты референдума показали, что 58% проголосовавших одобрили предлагаемые конституционные изменения.

Немаловажным фактором для последующего укрепления власти «Партии справедливости и развития» (ПСР) стал тот факт, что из всех представленных на тот момент в Парламенте партий лишь ПСР активно выступала в поддержку реформ. Однако набранные на референдуме 58% голосов фактически были интерпретированы ПСР как голоса поддержки именно этой партии. Этот момент можно считать отправной точкой начала консолидации власти в руках руководящей ПСР во главе с Р.Т. Эрдоганом, которая уже в июне 2011 г. после прошедших парламентских выборов обрела четкие формы.

События в стамбульском парке Гези летом 2013 г. ознаменовали следующий этап «закрепления» власти, что отразилось на имидже руководящей политической элиты за рубежом. Характер и форма подавления акций протеста вызвали неодобрение со стороны европейских и американских партнеров Турции, а стиль правления Р.Т. Эрдогана стал ассоциироваться на Западе с авторитарным.

Ухудшение отношений по линии Анкара — Запад имеют во многом аспекты внутриполитического характера. Именно это подогревает градус напряженности турецких политических элит, заставляя их открыто заявлять о вмешательстве США и ЕС во внутренние дела Турции.

В этом контексте особую болезненность приобретают события 17-25 декабря 2013 г., которые официальная Анкара называет не иначе как попыткой государственного переворота, а оппозиционные группы — «крупным коррупционным скандалом», в результате которого за короткий промежуток времени четыре министра были вынуждены уйти в отставку. Впоследствии это повлекло за собой решение властей обновить кабинет министров и принять ряд новых мер в судебно-правовой системе. Стоит также отметить, что все разбирательства в отношении лиц, обвиняемых в причастности к «коррупционным схемам», были в скором времени прекращены. Однако несмотря на «урегулирование» вопроса событий 17-25 декабря 2013 г., в последующем 2014 г. попытка называемого Анкарой государственного переворота все еще являлась главной темой на внутриполитическом поле Турции.

В июне 2015 г. ПСР не смогла набрать необходимое большинство для формирования правительства и не намеревалась создавать коалицию, что в конечном счете привело к досрочным парламентским выборам в ноябре 2015 г.

Примечательно, что в это же время неожиданно был прекращен «мирный процесс» по курдскому вопросу, объявленному властями еще в начале 2013 г. Это повлекло за собой развертывание крупномасштабных военных операций турецкой армии на юго-востоке страны. Количество террористических атак как на военных, так и на мирных граждан резко увеличилось — в итоге обозначился рост националистических настроений внутри турецкого общества. Более того, по сравнению с периодом до 2013 г. существенно расширилось и само понятие «терроризм».

В ноябре 2015 г. ПСР получила большинство голосов и вновь смогла создать однопартийное правительство.

Не стоит забывать и о том, что на фоне внутриполитической турбулентности непосредственно у границ Турции развернулись широкомасштабные военные действия с участием ведущих мировых акторов. События в Сирии осложнили и ужесточили процесс принятия решений и на внутритурецкой арене.

В марте 2016 г. Анкара подписала миграционное соглашение с Евросоюзом, которое, как предполагалось, могло развеять туманные перспективы вхождения Турции в состав ЕС. Напомним, что одним из условий положительного развития событий в отношении снятия визового режима являлось изменение Анкарой предписанных Евросоюзом 72-х пунктов. Руководство Турции выполнило практически все требования западных партнеров, кроме тех, которые касались терроризма. Это явилось дополнительным катализатором в ухудшении отношений по линии Анкара — Запад. К этому времени поляризация общества достигла еще больших масштабов, а ужесточение политики по курдскому вопросу приобрело новые очертания.

Внутриполитическая напряженность постепенно усугублялась и к лету 2016 г. вылилась в события, последствия которых сложно переоценить. 15 июля произошла попытка государственного переворота, в которой власти Турции с первых часов обвинили проживающего на территории США Ф. Гюлена и намекнули на «руку Запада». В это же время стали появляться сообщения о том, что Ф. Гюлен выступил с осуждением произошедшего и предложением к ведущим мировым лидерам о создании международной комиссии по расследованию событий 15 июля 2016 г., жертвами которых стали 250 человек.

Через неделю после неудачной попытки переворота в Турции был введен режим чрезвычайного положения, который продляется каждые три месяца и действует до сих пор. Среди его основных положений выделяется следующее: с 21 июля 2016 г. руководство страной осуществляется специальными постановлениями, которые принимаются главой государства и кабинетом министров в обход одобрения Парламента и приравниваются к закону.

Государственные структуры в итоге получили пространство для маневра в отношении привлечения подозреваемых властями страны к ответственности за участие в попытке государственного переворота. Режим ЧП подвергается более широкой интерпретации, вследствие чего судебные органы во многих случаях выносят постановления об изъятии частной собственности у арестованных лиц.

Так, по последним существующим официальным данным, примерно за 1 год после событий июля 2016 г. были арестованы более 50 тыс. сторонников Ф. Гюлена. Статистика также говорит о более чем 110 тыс. уволенных государственных служащих с «отягощающей санкцией» в виде запрета работы по профессии. В отношении более 170 тыс. ведутся судебные разбирательства, которые в абсолютном большинстве классифицируется как терроризм. Общее число задержанных включает в себя и представителей различных оппозиционных групп.

Государство также предприняло меры по фактическому «реформированию» образовательной, юридической, медицинской систем и, безусловно, военной сферы, включая в первую очередь кадровый состав турецкой армии.

Так, за год с момента неудавшегося переворота были уволены около 7 тыс. преподавательского состава, включая значительное число профессоров и представителей академического сообщества; аннулированы более 54 тыс. лицензий на осуществление образовательной деятельности, закрыты 15 университетов, более 1000 школ. Что касается сферы СМИ, более 200 журналистов были задержаны, 160 из которых арестованы; более 2 тыс. представителей СМИ уволены; закрыты более 180 медиа организаций, включая 31 телевизионный канал, 5 новостных агентств, 62 газеты, 34 радиостанций, 29 издательств и 19 журналов.

Показатели юридической сферы имеют следующие значения: общее число уволенных и арестованных судей и прокуроров за год достигло 4238 человек (эта цифра составляет примерно 1/3 всех служащих этой отрасли). Количество отстраненного от должности и задержанного медицинского персонала, в первую очередь врачей, — 3315 человек.

Турецкий Парламент также лишился нескольких своих членов: так, ордер на арест был выдан 11 депутатам прокурдской партии «Демократическая партия народов», включая самого лидера партии (С. Демирташ), и 1 представителю ведущей оппозиционной кемалистской партии — «Республиканской народной партии».

В военной сфере насчитываются 8 тыс. уволенных, из них более 7 тыс. арестованы. Из общего количества арестованных лиц 166 человек — генералы армии. Стоит отметить, что общее количество военнослужащих, занимающих высшие посты, а именно генеральский состав, сократилось более чем на 40% по сравнению с 2016 г. Существенно уменьшилось и число военных летчиков. Если раньше на службе находились 1350 человек, то сегодня это число упало до 670, то есть на 50%. Общая численность офицерского состава турецкой армии сократилась с 32 тыс. до 24 тыс. человек.

Керим Хас:
Турция — Германия: вдоль дороги все не так, а в конце подавно...

По официальным данным Министерства юстиции Турции, количество содержащихся лиц в тюрьмах страны составляет 230 тыс., в то время как вместительная способность рассчитана на 207 тыс. После попытки переворота власти Турции внепланово амнистировали около 38 тыс. ранее осужденных, однако несмотря на это, тюрьмы страны не способны принять то количество лиц, которое стремительно возросло после 15 июля 2016 г. Статистика, предоставленная Минюстом также говорит о том, что с 2013 г. по 2017 г. количество содержащихся в тюрьмах Турции увеличилось с 145 тыс. до 230 тыс. В связи с этим недавно правительство заявило, что в ближайшее время планирует строительство 175 новых тюрем.

Всего за две с половиной недели после неудавшегося переворота число отмененных паспортов граждан Турции достигло 75 тыс. Подобно России, для выезда за рубеж граждане Турции получают специальный паспорт, отмена которого, соответственно, препятствует выезду с территории Турции. Во сколько раз выросло число отмененных паспортов на настоящий момент, статистика умалчивает.

Многие из тех граждан Турции, которые смогли покинуть страну, в основном нашли политическое убежище как раз в западных государствах, в том числе ЕС и США, с которыми у официальной Анкары складываются столь напряженные отношения.

События лета 2016 г. не только до предела обострили внутриполитическую обстановку в Турции, но и еще больше накалили отношения по оси Анкара — Вашингтон. Ситуация значительно усложняется тем, что среди основных «претензий», которые имеет руководство Турции к США, помимо возможности нахождения там обвиняемых Анкарой сторонников Ф. Гюлена и невыдачи его самого, а также неоднократных высказываний в пользу версии о причастности Вашингтона к неудавшемуся перевороту, существует желание политической элиты Турции действовать здесь и сейчас. Американская сторона имеет на это кардинально противоположный взгляд: США требуют от Турции прямых доказательств того, что Ф. Гюлен причастен к неудавшемуся государственному перевороту. Очевидным раздражающим фактором для Анкары также можно назвать публичные заявления политической элиты США, что верховенство права и закона в стране не дает ей возможности действовать путем, который предлагает руководство Турции, а именно — выдать Ф. Гюлена без разбирательств.

Все эти события последовательно отдалили Анкару от западных партнеров и в первую очередь от США. Имидж турецкого руководства стал стремительно меняться, чувства негодования по отношению к конкретным лицам из политической элиты Турции возрастать, а ситуация на внутриполитической арене еще более усложняться. В то же время консолидация власти в руках президента Р.Т. Эрдогана укреплялась и обрела окончательную форму в результате прошедшего в стране в апреле 2017 г. референдума о переходе Турции от парламентской системы к президентской.

Однако также справедливо отметить, что интересы западных стран и США, естественно, связаны не только с объявляемыми ими ущемлением прав человека, свободы слова, прессы и т. д. История показывает, что прагматичный подход Запада в целом базируется на модели «свой — чужой». До недавнего времени в выступлениях лидеров использовались такие слова, как «мы обеспокоены, озабочены, озадачены». Однако после арестов на территории Турции немецких, французских сотрудников медиа сообщества риторика стала намного жестче.

В этой связи арест американского пастора — служителя протестантской церкви в г. Измир, Эндрю Брансона, который более 20 лет осуществлял свою деятельность на территории Турции, вызвал большой резонанс в США. Анкара предъявляет ему обвинения в связях с Ф. Гюленом, а также в попытке государственного переворота 15 июля 2016 г. По сообщению Белого дома, на первой личной встрече Р.Т. Эрдогана и Д. Трампа в мае 2017 г. поднимался и вопрос об арестованном пасторе, однако до настоящего времени он находится под стражей.

Стоит напомнить, что во время встречи лидеров двух государств перед зданием турецкого посольства в Вашингтоне состоялась акция протеста, в результате разгона которой службой охраны президента Р.Т. Эрдогана пострадало несколько человек. Подобный инцидент стал вторым за два года, в результате чего власти США подали в розыск 15 личных телохранителей лидера Турции.

Последней каплей стал арест турецкого сотрудника американского генконсульства в Стамбуле — Метина Топуза, который на протяжении 34 лет занимал один из ключевых постов в сфере работы турецко-американских структур по вопросам межгосударственного взаимодействия полиции, прокуратуры и контроля в сфере оборота наркотиков.

Абсурдность ситуации, по мнению Вашингтона, состоит в том, что турецкая сторона предъявляет обвинения, которые касаются непосредственной деятельности Метина Топуза и его служебных обязанностей, которые он исполнял на протяжении более чем 30 лет работы в американском генконсульстве. Анкара же настаивает на том, что М. Топуз имел прямое отношение к коррупционному скандалу 2013 г., сотрудничал с работниками турецкой полиции, прокуратуры и суда, которым в последующем властями были предъявлены обвинения в связях с Ф. Гюленом. Как известно, Анкара возлагает на последнего вину не только за неудавшийся переворот 2016 г., но и за ранее «взорвавшие» Турцию события 17-25 декабря 2013 г., и за протесты в парке Гези.

Ситуация вокруг Метина Топуза не единственная, затронувшая служащего американских дипмиссий в Турции. Ранее, в марте 2017 г. в консульстве США в г. Адана был задержан, а впоследствии арестован переводчик, которому предъявлены обвинения в терроризме. Также прокуратура Турции дала согласие на допрос еще одного представителя консульства в Стамбуле, однако после приостановления выдачи виз американской стороной турецким гражданам дальнейшие действия в отношении служащего не предпринимались.

Реза Зарраб — временно недоступен

Одной из важнейших фигур в накале двусторонних отношений является гражданин Турции иранского происхождения, обвиняемый Вашингтоном в организации финансовых схем, которые помогли Ирану обойти ряд санкций США.

Несмотря на то что в Турции официальные разбирательства в отношении коррупционного скандала 2013 г. были завершены, прокуратура США заявила о том, что именно Реза Зарраб — один из основных подозреваемых по этому делу. Более того, после ареста в марте 2016 г. в США главного «фигуранта», список лиц, подозреваемых Вашингтоном в отмывании денежных средств и коррупции, а также нарушении режима санкций, существенно расширяется и, по заявлению американских СМИ, включает ряд высокопоставленных представителей турецкого политического истеблишмента. Так, например, американская прокуратура в недавнем прошлом подала в розыск бывшего министра финансов Турции, который после событий 2013 г. был вынужден уйти в отставку. Более того, в марте 2017 г. в рамках этого же дела в США арестован Хакан Атилла — заместитель турецкого государственного банка «Халкбанк». Глава этого банка объявлен в розыск.

«Отягощающий» фактор, который, безусловно, оказывает серьезный раздражающий эффект на руководство Турции, заключается в том, что требования Анкары о передаче задержанных лиц (в первую очередь Резы Зарраба) в Турцию игнорируется властями США. Первое судебное слушание по делу Резы Зарраба начнется в конце ноября 2017 г., что только повышает градус напряженности. Таким образом, турецкое руководство столкнулось с тем, что внутриполитические события стали выходить на международный уровень. Более того, такая чувствительная для любого государства сфера, как банковская, фактически оказалась «под прицелом» в результате начавшихся в США судебных разбирательств.

В этом контексте стоит отдельно остановиться на одном из важных документов, принятых в августе 2017 г. в рамках действующего режима ЧП, — постановлении № 694. Оно дает возможность руководству страны обменивать иностранных граждан, задержанных на территории Турции, на граждан Турции, задержанных за рубежом.

В связи с тем, что это постановление было принято лишь в августе 2017 г., можно предположить, что официальная Анкара, возможно, намеревается в будущем «разыграть карту» тех значимых для руководства Турции граждан, которые находятся под арестом в США и «вызволить» их на родину. Она, вероятно, также рассчитывает на то, что в обмен на задержанных в Турции американских граждан сможет получить тех, кого считает причастными к неудавшемуся государственному перевороту. Это во многом подтверждается выступлениями президента Турции, в которых он обращается к властям США. Однако предположить, что Вашингтон в сложившейся ситуации захочет идти на обмен крайне сложно.

Региональный контекст — старые песни о главном

Керим Хас:
Новая. Жаркая. Своя. Внешняя политика Анкары после референдума

События на Ближнем Востоке, в частности в Сирии, — один из мощнейших катализаторов кризиса в двусторонних отношениях. В этой связи стоит отметить несколько важных моментов.

Во-первых, это отношение к личности президента Сирии — Башара Асада и оппозиционным вооруженным группировкам. Как известно, для США и Запада в целом на протяжении некоторого времени вопрос о том, должен ли Б. Асад остаться или уйти, не стоит настолько остро, как это было раньше. Анкара же, то сближаясь, то отдаляясь от своих западных партнеров, России и Ирана уже не может резко заявлять о том, что фигура Б. Асада неприемлема, хотя по большому счету для турецкого руководства именно президент Сирии выступает в роли «красной тряпки». После договоренностей между Москвой и Вашингтоном о выводе химического оружия из Сирии в 2013 г. американская сторона фактически изменила свой подход к фигуре Б. Асада. Анкара же на официальном уровне продолжала придерживаться жесткой риторики.

Такая же ситуация наблюдалась и в отношении сирийских оппозиционных группировок. Напомним, что после 2014 г. Вашингтон сократил им военную помощь, а в июле 2017 г. при администрации Д. Трампа было принято окончательное решение, что ЦРУ прекращает любую военную помощь этим формированиям. Анкара же помощь не только не сократила, но и использовала их в качестве «союзников» во время операции «Щит Евфрата».

Во-вторых, Турция и США имели различный подход в определении степени угрозы, исходящей от ИГ, «Джабхат ан-Нусры» и других террористических организаций. Это, с другой стороны, тесным образом переплеталось и с видением курдского вопроса в регионе, который на протяжении долгого времени остается «болевой точкой» на карте Ближнего Востока.

В этой связи лето 2014 г. стало поворотным моментом. Стоит напомнить, что именно в это время «Исламское государство» заявило о себе, начав продвижение вглубь территорий Сирии и Ирака, занимая ключевые города, такие как Ракка, Мосул и т. д. Западная коалиция, принявшая решение о проведении военно-воздушных операций против террористических организаций, нуждалась в региональной авиабазе, которая имеется у их союзника по НАТО — Турции. Однако Анкара приняла решение о размещении военных альянса на базе Инджирлик лишь в июле 2015 г., что не могло не вызвать недоумение у США и союзников.

Более того, раздражающим фактором для Вашингтона стали события 2014 г., когда продвижение ИГИЛ интенсифицировалось, в результате чего был окружен город Кобани (с преимущественно курдским населением) на Севере Сирии. Турецкие власти приняли решение о помощи курдам далеко не сразу, что также нанесло определенный удар по имиджу страны в глазах международного сообщества. В результате Вашингтон пошел на более плотное сотрудничество с курдами в борьбе с ИГИЛ. К тому же совершенно очевидно, что Белый дом исключает возможность отправки в Сирию своих солдат для участия в открытых столкновениях «на земле»; также невозможным представляется взаимодействие с правительственной армией Б. Асада и проиранскими боевыми группами.

Таким образом, ситуативное партнерство по оси США — курдские военные отряды превратилось в стратегическое, что очевидно не отвечало интересам Анкары ни в региональном аспекте, ни во внутриполитическом.

Не секрет, что силы, с которыми сотрудничает Вашингтон в Сирии, тесно связаны с «Рабочей партией Курдистана» (РПК), признаваемой террористической организацией как властями Турции, так и США. Примечательно, что после недавнего взятия Ракки курдские боевые отряды открыто развернули флаги РПК, сопровождая их плакатами с изображением ее бессменного лидера — А. Оджалана, который с 1999 г. содержится в тюрьме на территории Турции.

Как известно, поддерживаемые США курдские силы на сегодняшний день контролируют 20-25% территории Сирии и практически 80% всех углеводородных месторождений страны. Более того, военную помощь курдские боевые отряды получают из Вашингтона, и объемы предоставляемой техники довольно значительны.

Следовательно, опасения Анкары относительно дальнейших действий «Рабочей партии Курдистана» и подконтрольных ей вооруженных формирований, принимая во внимание, что именно из Вашингтона РПК получает основную военную помощь, оправданы. Стоит также отметить, что вопрос территориальной целостности Турции после прошедшего референдума в Иракском Курдистане заставляет Анкару принимать более жесткие меры в отношении курдского вопроса и по оси Турция — США.

Так, примером подобной политики Анкары может стать опубликованная в июле 2017 г. государственным новостным агентством «Анадолу» информация, в которой приводятся конкретные данные о местонахождении 10 американских баз и военных пунктов в Сирии на территориях, контролируемых курдскими боевыми отрядами. Жесткая реакция Центрального командования США (CENTCOM) не заставила себя ждать, а Анкара в очередной раз дала понять своим заокеанским партнерам, что сотрудничество между Вашингтоном и курдскими силами является сильным раздражителем для властей Турции.

Опасения официальной Анкары относительно тесных связей Вашингтона с курдскими вооруженными группами разделяется и турецкой общественностью, вследствие чего в последнее время имидж США в Турции стремительно ухудшается. Так, по исследованиям авторитетного американского социологического института Pew Research Center, в 2017 г. Турция стала единственной страной, определившей США как угрозу номер 1 (72% опрошенных). Опасность со стороны Вашингтона, по мнению турков, является гораздо большей, нежели проблема миграционных потоков из Ирака и Сирии. Примечательно, что и россияне расценивают США в качестве угрозы, однако меньшим количеством респондентов, а именно 37%.

На подобном фоне общеполитической напряженности на повестке дня остается вопрос о том, что ждет Сирию после того, как ИГ потеряет занятые ранее территории. Ведь совершенно очевидно, что наступит новый этап кризиса, который будет основан на проблеме политического урегулирования. На повестке дня останутся курдские боевые отряды, стремительно укрепляющие свои позиции и контролирующие большую часть энергоресурсов страны. Более того, очевидно, что остается и Б. Асад, так же, как и присутствие России в Сирии; сохраняется и существенное влияние США. В этом контексте разногласия между Анкарой и Вашингтоном могут усилиться с еще большей силой, а конфликт — выйти на новый уровень.

В-третьих, напряженность в турецко-американских отношениях также связана с иранским фактором и его влиянием на процессы мирного урегулирования сирийского кризиса.

Как известно, Анкара и Тегеран долгое время находились в разных «лагерях», однако в последнее время наметилось сближение позиций, что добавляет градус недовольства США политикой Турции. Так, Вашингтон выражает озабоченность следующими факторами: сотрудничеством Анкары и Тегерана в Астанинском процессе; взаимодействием по проблемам, связанным с катарским кризисом, и, наконец, консенсусом двух государств по вопросу прошедшего референдума в Иракском Курдистане.

Интересным представляется тот факт, что в последнее время резко увеличилось сотрудничество между Турцией и Ираном в военном аспекте. Так, в августе 2017 г. (впервые после революции 1979 г.) глава генштаба Ирана вместе с 9 высокопоставленными военнослужащими совершили трехдневный визит в Анкару, после чего последовал первый за 38 лет ответный визит главы генштаба Турции в Тегеран. Примечательно также, что после посещения Ирана с официальным визитом, приуроченного к прошедшему в Иракском Курдистане референдуму, президент Р.Т. Эрдоган принял в Анкаре главу Венесуэлы Н. Мадуро.

Очевидно, что на волне антииранской риторики в США и общей внешнеполитической конъюнктуры, реакция Вашингтона на действия своего партнера по НАТО оказалась резко негативной.

Анкара — Москва: брак по расчету

Кирилл Семенов:
Москва–Анкара–Дамаск: взаимодействие и перспективы сотрудничества

Постепенное восстановление турецко-российских отношений после кризиса 24 ноября 2015 г. также накладывает отпечаток на взаимоотношения Анкары и Вашингтона.

Несмотря на то что Россия и Турция выходят из затянувшегося кризиса, пока не приходится говорить о том, что партнерские отношения вернулись на докризисный уровень. Проблемы с поставками турецких помидоров и российской пшеницы уже стали притчей во языцех и как нельзя лучше характеризуют двустороннее сотрудничество.

Принимая во внимание произошедшие события как на межгосударственном уровне, так и высказывания В. Путина и его ближайшего окружения относительно Р.Т. Эрдогана и членов его семьи, приходится признать, что Москва все же идет на сближение. Очевидно, она имеет ряд стратегически важных задач не только на Ближнем Востоке, но и непосредственно во взаимоотношениях по оси Россия — НАТО. В этом контексте стоит напомнить, что после того, как был сбит российский СУ-24, Кремль предоставил в Совбез ООН доклад, который, по мнению России, содержит сведения о связях Турции с международными террористическими группировками. Однако до сегодняшнего дня этот доклад не обсуждался на заседаниях Совбеза ООН.

Учитывая геополитические маневры Москвы, выражающиеся, как представляется, в вынужденном сближением с Анкарой, Россия активно сотрудничает с Турцией на военно-политическом пространстве, взаимодействуя в том числе и в вопросах нормализации сирийского кризиса, а также в создании зоны деэскалации в Идлибе. Очевидно, что Анкара не смогла бы осуществить операцию «Щит Евфрата» без одобрения и поддержки со стороны Москвы.

Недовольство Вашингтона объясняется и тем, что политическое урегулирование в Сирии идет также в основном при участии Турции и России, примером чему служат прошедшие 7 саммитов в Астане. Тот факт, что Анкара разворачивается в сторону Москвы, отдаляясь от западных партнеров как «на земле», так и в дипломатическом аспекте, не может не вызывать определенное раздражение США.

Переговоры о поставке в Турцию российских С-400 — тема, которая не сходит с первых полос мировых СМИ. Бесспорно, подобная ситуация не что иное как своего рода нонсенс: Москва намерена оснастить государство — члена НАТО новейшими противоракетными установками. Таким образом, речь идет не только и скорее не столько об экономической составляющей сделки по С-400, а о ее геополитических последствиях и для Анкары, и для Москвы. Выгоды России в этом контексте очевидны. Для Турции же — это возможность дать четкий сигнал Западу и в первую очередь США о том, что у Анкары есть альтернатива.

Однако после приобретения С-400 возникает более глубинный вопрос, заключающийся в том, кого турецкое руководство будет расценивать как союзника, а кого — как противника. Стоит напомнить, что бывший министр обороны Турции Фикри Ышик в марте 2017 г. заявил, что комплекс С-400 несовместим с техникой, находящейся на вооружении НАТО. Системы радиолокационного опознавания «свой — чужой», имеющие техническую возможность отличить вооружения и войска противника от своих, не будут совпадать с имеющимися в Турции системами Североатлантического альянса.

Более того, по сообщениям российской стороны, Москва не предоставит Анкаре возможность «открыть» С-400, для чего создаст условия защиты имеющейся начинки. Не стоит забывать и о том, что ближайшие партнеры России, а именно Иран, Сирия и Армения, имеют на вооружении С-300, и сложно представить, что Москва «без условий» предложит государству — члену НАТО более современную систему ПВО. Скорее всего, турецкое руководство не станет использовать С-400 против тех стран, с которыми у России имеются стратегические взаимоотношения: то есть южное и восточное направления для Анкары исключены. Это может означать лишь одно — турецкое руководство чувствует угрозу со стороны Запада.

В этом контексте следует отметить, что политическая элита Турции может прогнозировать усугубление кризиса у границ государства, связанного в первую очередь с курдским вопросом и возникновением хаоса в регионе. При условии разрастания конфликта вполне возможно участие внерегиональных акторов — России и США. При подобном сценарии и исходя из имеющихся сегодня реалий Турция может обоснованно предполагать, что окажется с западной коалицией по разные стороны конфликта. Исходя из этого, объяснимыми становятся предположения о размещении комплекса С-400 в двух крупнейших городах страны — Стамбуле и Анкаре.

Очевидно, что вопрос с поставками С-400 приобретает все большую негативную окраску для турецко-американских отношений. Одной из мер, которые Вашингтон готов принять для противодействия сотрудничества Анкары и Москвы, заключается во введении нового пакета санкций против России и третьих стран. Он касается военно-промышленного комплекса, включая АО «Концерн ВКО «Алмаз-Антей» и «Рособоронэкспорт», которые как раз занимаются разработкой и дальнейшей реализацией таких систем, как С-400.

Стоит также напомнить, что с охлаждением отношений по оси Турция — Запад, имеет место фактическое эмбарго на некоторые виды вооружений, прежде всего из США и Германии. Речь в основном идет о самолетах боевой авиации — американских F-35 и немецких танков Leopard. Экспертное сообщество США в последнее время всерьез обсуждает вопрос членства Турции в НАТО и прекращение использования военной базы Инджирлик и, как следствие, вывоз с территории Турции находящегося там на хранении ядерного оружия. Подобные предложения активно поддерживаются американским истеблишментом.

К тому же, недавно было опубликовано открытое письмо 14 сенаторов Конгресса США, включая ярого представителя Республиканцев Джона Маккейна и Демократа Роберта Менендеса президенту Д. Трампу, где приветствуются визовые ограничения с Турцией и формируется «месседж» Р.Т. Эрдогану, что турецко-американские отношения находятся на стадии кипения.

Постскриптум

Велика вероятность того, что в кратко- и среднесрочной перспективе турецко-американские отношения ждут новые потрясения, а актуальность темы будет только возрастать. Представляется, что необходимо заострить внимание на следующих моментах:

Во-первых, проблемные аспекты между Анкарой и Вашингтоном, затрагивающие ряд важных персон как для Турции, так и для США, могут привести к углублению кризиса с переходом «на личности». Это, естественно, не отвечает интересам прежде всего Турции.

Во-вторых, накаливание внутриполитической обстановки в Турции и поляризация общества, а также неоднозначность характеров лидеров обоих государств может обусловить неожиданные шаги — как со стороны Анкары, так и со стороны Вашингтона.

В-третьих, развитие курдского вопроса по негативному для Анкары сценарию, а вместе с ним и проблемы контроля курдскими военными группами энергоресурсов в Сирии, а также и обладание ими большим количеством современного вооружения, предоставляемого США, лишь осложнит возможность нахождения общих интересов в региональном измерении.

В-четвертых, вследствие вынужденного сближения Турции и России в Сирии возникает вопрос, может ли ухудшение турецко-американских отношений стать залогом союзнического партнерства между Анкарой и Москвой. В перспективе и Турция, и США, и Россия, могут столкнуться с еще большей проблемой по курдскому вопросу, который может выйти за существующие привычные для региональных акторов рамки. Для Турции позиция России по этому жизненно важному вопросу не ясна: турецкое руководство настаивает на операции «Африн», а Москва делает предложение некоторым курдским представителям, которые входят в «черный список» Анкары, принять участие в недавно инициированном Кремлем «Конгрессе народов Сирии». К тому же Москва по понятным причинам нацелена на долгосрочное планирование своих геополитических интересов, включающих также и региональные энергетические проекты.

Наконец, проблемы в турецко-американских отношениях скажутся не только на роли Турции в НАТО, но и непосредственно на членстве государства в Североатлантическом альянсе. Естественно, при подобном развитии событий первое, что придется уточнять, — это юридический и фактический статус авиабазы Инджирлик. В этом контексте перед Россией может открыться новое «окно», но уже не в Европу, как это было ранее, а на Большой Ближний Восток.