Распечатать Read in English
Оценить статью
(Голосов: 38, Рейтинг: 4.53)
 (38 голосов)
Поделиться статьей
Антон Мардасов

Колумнист Al-Monitor, эксперт РСМД

Кирилл Семенов

Политолог, независимый эксперт в области ближневосточных конфликтов, деятельности исламских движений и террористических организаций

2017 год стал переломным в сирийском конфликте. Режим Б. Асада при всесторонней поддержке России и Ирана смог окончательно отвести от себя «внутреннюю угрозу». Сегодня Дамаск обладает существенным преимуществом над оппозиционными группами.

Рано или поздно сирийские вооруженные силы, безусловно, столкнутся с проблемой их перехода к мирной жизни. В этом контексте важно понять, какой будет судьба большого количества парамилитарных формирований и ополченческих структур.

Для Москвы оказалось значительно сложнее позиционировать себя модератором конфликта и сохранять действительно рабочие отношения с группами оппозиции, которые участвовали в Астанинском процессе и подписывали соглашения с российскими военными в Каире или Женеве. Интеграция оппозиции в единые с нынешним режимом военные и политические структуры могло стать естественным противовесом иранскому влиянию и сохранить определенный, выгодный Москве баланс сил. Увы, российской стороне намного проще идти на поводу у сирийского режима, добиваясь окончательной ликвидации сирийской оппозиции военными средствами, тем самым лишь укрепляя позиции Ирана в Сирии. Теперь большой вопрос, насколько Москва сможет сохранить контроль над своим «клиентом», поскольку пока очевидную выгоду от ситуации получает Тегеран.


2017 год стал переломным в сирийском конфликте. Режим Б. Асада при всесторонней поддержке России и Ирана смог окончательно отвести от себя «внутреннюю угрозу». На протяжении 2017 г. Дамаск, манипулируя достигнутыми соглашениями о прекращении огня и договоренностями в рамках Астанинского процесса, использовал ситуацию для проведения «веерных» операций: когда в одной «зоне деэскалации» [1] устанавливалось относительное затишье, режим начинал перебрасывать высвободившиеся силы на другие направления. Сначала — на Восток Сирии для разблокирования города Дейр эз-Зор и взятия под контроль прилегающих к нему областей, что, безусловно, ускорило конец «халифата». Затем — в регион Идлиба. После, пользуясь выполнением российско-турецких договоренностей о разделе сфер влияния в этой «зоне деэскалации», — в район Восточной Гуты. Теперь Дамаск обладает наступательной инициативой и существенным преимуществом над оппозиционными группами.

Конъюнктура

Еще в начале 2017 г. сирийская оппозиция демонстрировала способность консолидировать усилия и отвечать на наступательные операции режима. Например, снимая «напряженность» с Восточной Гуты отвлекающими операциями в Дераа и Хаме. Однако после начала формирования зон деэскалации фрагментация сирийской оппозиции приняла необратимый характер и начала сопровождаться установлением над этими зонами фактически внешнего протектората. Так, большинство оппозиционных фракций Большого Идлиба теперь действует исключительно в интересах Турции, а Амманское соглашение между Иорданией, Россией и США по юго-западной зоне вывело из игры Южный фронт Сирийской свободной армии. Решающую роль в успешном исходе противостояния Дамаска с внутренней оппозицией сыграли внешние игроки, которые не только прекратили помощь оппозиционным фракциям, но и фактически окончательно раскололи их на изолированные фрагменты.

Тем не менее все попытки до февраля 2018 г. (когда российско-турецкие договоренности позволил завершить в Идлибе активные операции и сосредоточить силы на Восточной Гуте) элитных подразделений 4-й дивизии, Республиканской гвардии и иных регулярных подразделений Сирийской арабской армии отбить у сил оппозиции районы Джобар и Айн Терма в Восточной Гуте оборачивались отходом сил режима с серьезными потерями. Операция в Харасте закончилась окружением батальона Республиканской гвардии и гибелью пяти полковников и бригадных генералов. То же самое происходило при операциях на Юге Сирии — в Дераа.

После начала формирования зон деэскалации фрагментация сирийской оппозиции приняла необратимый характер и начала сопровождаться установлением над этими зонами фактически внешнего протектората.

Несмотря на активную поддержку российских ВКС и спецназа сирийских формирований и шиитского «экспедиционного корпуса» во главе с ливанской «Хезболлой» и иракскими фракциями силы режима все равно пропускали чувствительные удары от многократно уступающих им в численности боевиков ИГ. В качестве примера можно привести прорыв в сентябре-октябре 2017 г. подразделений ИГ в Хомсе и Дейр эз-Зоре, когда многие пути снабжения группировки проасадовских сил, действующих вдоль реки Евфрат, оказались отрезанными. И лишь незначительное количество отрядов, остающихся в наличии у ИГ, а также спешное «латание дыр» российскими специалистами не позволило террористам развить успех.

Таким образом, победы Дамаска над своими противниками обусловлены в первую очередь обстоятельствами и внешней поддержкой, а не укреплением сил режима и повышением их боеспособности, несмотря на российские усилия по подготовке кадров и постоянные «вливания» техники в регулярные подразделения. Расчет на то, что путем манипуляций удалось ослабить или сковать оппозицию до того состояния, что проправительственные силы способны справляться с вызовами, не отменяет необходимости иметь национальные вооруженные силы — без многочисленного шиитского интернационала.

Раздробленность

В настоящее время вооруженные силы, на которые опирается Б. Асад, по-прежнему представляют собой конгломерат группировок, которые зависят от Дамаска в различной степени. В армейских частях нет единства в плане готовности беспрекословно выполнять все директивы руководства. Существует сложная система согласований для использования «элитных» соединений САА в конкретной операции. Это относится даже к её элитному компоненту — 4-й дивизии, Республиканской гвардии, «Силам Тигра» алавита Сухеля аль-Хасана, а также отдельным подразделениям других соединений. При этом сохраняется тенденция формирования ополченческих структур на базе отдельных дивизий регулярной армии — в дополнение к их штатным подразделениям. Например, батальоны «Дир аль-Каламун» из 3-й дивизии, «Сейф аль-Махди» из 4-й и т. д. В то же время боеспособность «линейных частей» САА по-прежнему оставляют желать лучшего, и их стараются не перебрасывать в районы, отдаленные от мест постоянной дислокации.

Важную роль продолжают играть различные военизированные формирования, не подчиняющиеся напрямую сирийскому военному ведомству, МВД и органам госбезопасности. К ним относятся и так называемые Национальные силы обороны, Местные силы обороны, зарубежные, прежде всего шиитские группировки, а также созданные ими на территории Сирии из граждан САР филиалы. Численность нерегулярных формирований превышает численность самой САА не менее чем в два раза.

Победы Дамаска над своими противниками обусловлены в первую очередь обстоятельствами и внешней поддержкой, а не укреплением сил режима и повышением их боеспособности, несмотря на российские усилия по подготовке кадров и постоянные «вливания» техники в регулярные подразделения.

Сирийский кризис дал возможность политическим силам обзавестись собственными военными формированиями. По-прежнему действуют батальоны партии БААС, часть которых включена в состав 5-го корпуса. «Носур аль-Завба» — военное крыло Сирийской социальной националистической партии, «Сирийское сопротивление» — леворадикальная военизированная группировка, которую возглавляет Мирхач Урал, который числится в Турции в списке террористов.

Формирование военизированных структур различной направленности — военных крыльев мафиозных кланов, частных военных компаний, региональных и племенных ополчений и милитаризации политических сил — заложило мину под стабильность режима. Эти силы не только поддерживают Дамаск. С самого начала они предпринимали попытки укоренится в государственных институтах и/или взять под контроль те или иные источники доходов. Не секрет, что различные отряды шабиха, действующие сегодня под эгидой Национальных сил обороны, контролируют КПП, что на практике означает доступ к коррупционным схемам, включая возможности переправки боевиков радикальной оппозиции в турецкие зоны влияния. Ряд деятелей, связанных с проиранской сирийской группой «Лива аль-Бакир» (относится к Местным силам обороны), имеет свой парк микроавтобусов и держат транспортный бизнес.

Сирийский кризис дал возможность политическим силам обзавестись собственными военными формированиями.

Учитывая, что Дамаск остро нуждается в местных формированиях для поддержания стабильности и безопасности, и они, скорее всего, продолжат существование и после объявления об окончательной победе. Тем более что все вооруженные ополченские группы фактически законодательно были легализованы в 2013 г. и получили разрешение на «деятельность» от сирийского МВД.

Встраивание Национальных и Местных сил обороны в госструктуры предопределилось тем, что сирийские спецслужбы и армия оказались не готовы к восстанию, поэтому образовавшийся вакуум заполнялся военизированными группами. Этим также воспользовался Иран, который за счет содействия созданию различных парамилитарных структур сформировал многоэшелонированное присутствие в Сирии.

Интеграция

Отдельно стоит отметить 5-й добровольческий корпус — автономную военную структуру, созданную при непосредственном участии российских военных советников. По некоторым данным, самим корпусом руководят также российские генералы. Это соединение нельзя считать регулярным вооруженным формированием. В него входят различные подразделения, сформированные из добровольцев и финансируемые из различных неправительственных источников. В него же были включены и некоторые существовавшие ранее сирийские проправительственные группировки, в том числе и финансируемые частными лицами («Морские коммандос») или же созданные при участии Ирана и ливанской «Хезболлы» («Дир аль-Ватан»). При этом включение в состав 5-го корпуса перебежчиков и уклонистов из числа суннитского населения, видимо, должно было сломать стереотип о сектантской основе проправительственных сил и вспомогательном характере участия суннитов. Однако пока подобный эксперимент не принес плоды. Наиболее боеспособными подразделениями 5-го корпуса являются опять же «сектантские милиции» (с точки зрения суннитского большинства Сирии) — «Охотники за ИГИЛ», состоящие в основном из сирийских христиан, алавитов, как, например, и упомянутые «Морские коммандос», или шиитов, как «Дир аль-Ватан», в котором служат также и граждане Ливана. Скорее всего, подобная работа будет продолжаться: по некоторым данным, уже предпринимаются действия для создания 6-го корпуса.

Рано или поздно сирийские вооруженные силы, безусловно, столкнутся с проблемой их перехода к мирной жизни. В этом контексте важно понять, какой будет судьба большого количества парамилитарных формирований и ополченческих структур. Точно такую же проблему уже пытается решить руководство Ирака, которое запустило процедуру интеграции ополчений «Хашд аш-Шааби» в вооруженные силы страны. Для интеграции некоторых парамилитарных сирийских структур в САА и МВД можно использовать опыт, приобретенный в ходе создания 5-го корпуса и его предшественника — 4-го корпуса.

На первом этапе реформ также возможно реанимировать формально существующие три армейских корпуса САА, превратив их в территориальные командования, чтобы под их зонтик передать как регулярные, так и все парамилитарные формирования — по территориальному принципу с их переводом на регулярный штат с присвоением номера вместо названия. Это необходимый шаг, так как многие из таких структур просто откажутся распускаться, как это наблюдается в Ираке. Однако их существование должно быть введено в правовые рамки, а деятельность — соответствовать военным уставам.

Проблемой также является преодоление все более «сектантского» характера вооруженных сил Сирии. Все или почти все боеспособные соединения состоят в основном из национальных и конфессиональных меньшинств. Сунниты находятся на вторых ролях и служат в основном во вспомогательных формированиях «второго эшелона». Привлечение суннитов, которые воевали или проживали на оппозиционных территориях, их доверие и добросовестное исполнение своих обязанностей также станут одной из ключевых проблем.

Необходимый, но нереалистичный сценарий

Если дистанцироваться от пропаганды и откровенно дилетантских стереотипах о сирийской оппозиции, самый оптимальный вариант для налаживания этноконфессионального баланса — объединение оппозиционных формирований и проправительственных сил в единую структуру. Именно такой характер обновления вооруженных сил предусматривают документы ООН. Вводить повстанческие фракции, объединенные, например, при участии Турции в Национальную сирийскую армию (НСА, такая структура действует только на Севере Алеппо), в имеющиеся корпуса и дивизии САА вряд ли возможно. Руководство оппозиционных фракций на это не пойдет, имея перед глазами сценарий Таджикистана (напомним, в этой стране оппозиция была ликвидирована после того, как произошло включение оппозиционных подразделений в правительственные части). Речь может идти о создании отдельных соединений корпусного и дивизионного типа из сил оппозиции, которых может быть до 5–7, и формировании общего — между НСА и САА — военного совета.

Однако в таком примиряющем сценарии не заинтересованы ни Дамаск, ни Тегеран, ни Москва. Увы, российской стороне намного проще идти на поводу у сирийского режима, добиваясь окончательной ликвидации сирийской оппозиции военными средствами, тем самым лишь укрепляя позиции Ирана в Сирии. Для Москвы оказалось значительно сложнее позиционировать себя модератором конфликта и сохранять действительно рабочие отношения с группами оппозиции, которые участвовали в Астанинском процессе и подписывали соглашения с российскими военными в Каире или Женеве. Интеграция оппозиции в единые с нынешним режимом военные и политические структуры могло стать естественным противовесом иранскому влиянию и сохранить определенный, выгодный Москве баланс сил. Теперь большой вопрос, насколько Москва сможет сохранить контроль над своим «клиентом», поскольку пока очевидную выгоду от ситуации получает Тегеран.

Реформы мухабарата

Григорий Лукьянов, Руслан Мамедов:
Назад к порядку

На фоне перехода ИГ к подпольной деятельности в Ираке и Сирии, что для группировки — привычное дело, и других вызовов возрастает роль сирийских спецслужб. Сейчас они слабо соответствуют принятым в этой сфере стандартам. Возможности агентурной работы в ходе конфликта были резко снижены, а низовые инструменты управления государством разрушены. Сирийские спецслужбы оказывались не в состоянии предотвратить теракты даже в здании Совета национальной безопасности.

В настоящее время сообщество служб безопасности Сирии, по-видимому, не имеет аналогов на Ближнем Востоке. В САР действуют четыре самостоятельные структуры безопасности, которые, в свою очередь, делятся на «военные» — военная разведка и воздушные разведывательные силы (разведка ВВС) и «политические» (гражданские, формально подчиненные МВД) — главное управление безопасности и управление политической безопасности. Все они подчиняются исключительно президенту. Однако система сирийских спецслужб отражает всю сложность отношений и противоречий между различными группами влияния в сирийской правящей элите. Фактически система выстроена так, что одна структура безопасности используется против другой, и таким образом не допускается чрезмерное усиление отдельной «ветви» сирийского разведсообщества.

Самый оптимальный вариант для налаживания этноконфессионального баланса — объединение оппозиционных формирований и проправительственных сил в единую структуру.

Так, разведка ВВС задумывалась как наиболее «приближенная» структура к Хафезу Асаду — военному летчику. В итоге она фактически превратилась в самостоятельный орган госбезопасности, имеющий свою собственную внешнюю разведку, контрразведку, а также структуры для борьбы с антиправительственной деятельностью. В ходе гражданской войны разведка ВВС сформировала целую «плеяду» спецподразделений для проведения операций с применением тяжёлой техники. Это относится и к остальным трём «ветвям» сирийских спецслужб, которые старались не допустить чрезмерного усиления «партнёров-конкурентов».

Видимо, наиболее простым решением для трансформации сирийских спецслужб с целью оптимизации их деятельности было бы прежде всего слияние разведки ВВС и военной разведки в единый орган Генштаба САА с изъятием из сферы деятельности этих структур функций политического сыска. Что касается политических структур безопасности, то одну из них было бы целесообразно ориентировать исключительно на внешнюю разведывательную деятельность, а вторую — на контрразведку и антитеррористическую деятельность. Проще говоря, привести к мировым стандартам.

Интеграция оппозиции в единые с нынешним режимом военные и политические структуры могло стать естественным противовесом иранскому влиянию и сохранить определенный, выгодный Москве баланс сил.

Важным аспектом также видится создание пограничных сил безопасности, которые могли бы контролировать прежде всего восточные границы Сирии и даже целые приграничные области как некую единую систему со своими социальными и инфраструктурными особенностями. Так, если Хафез Асад уделял особое внимание племенам, предоставлял их лидерам привилегии и считался с ними в политической жизни, то Б. Асад выпустил их из фокуса, что на фоне региональной засухи и неправильного распределения ресурсов создало условия для социального взрыва. Годы, проведенные под контролем радикалов, еще сильнее трансформировали племенную ткань. В настоящее время при проведении мероприятий на востоке страны режим опирается в первую очередь на ополчение «Сукур аль-Фурат», в котором воюют члены племени шайтат. Это племя в 2014 г. пыталось оказать сопротивление ИГ, которое было жестко подавлено, чем воспользовался Дамаск, который организовал программу подготовки для членов племени и объявил для них амнистию.

Если Дамаск не сможет вести конструктивный диалог с суннитскими племенами, то риск реинкарнации ИГ в том или ином виде существует за счет объединения усилий независимых суннитских групп и радикалов (оперативников, проповедников и т. д.), которые сумеют сохранить свое присутствие в стране. Тем более что с кадрами, которые хорошо знают специфическую местность на востоке страны и могли бы пресекать контрабанду, как у Дамаска, так и у Багдада есть известные проблемы.

1. По мнению авторов, кавычки обязательны, так как они указывают на реальное содержание четырех зон.


Оценить статью
(Голосов: 38, Рейтинг: 4.53)
 (38 голосов)
Поделиться статьей

Прошедший опрос

  1. Какие угрозы для окружающей среды, на ваш взгляд, являются наиболее важными для России сегодня? Отметьте не более трех пунктов
    Увеличение количества мусора  
     228 (66.67%)
    Вырубка лесов  
     214 (62.57%)
    Загрязнение воды  
     186 (54.39%)
    Загрязнение воздуха  
     153 (44.74%)
    Проблема захоронения ядерных отходов  
     106 (30.99%)
    Истощение полезных ископаемых  
     90 (26.32%)
    Глобальное потепление  
     83 (24.27%)
    Сокращение биоразнообразия  
     77 (22.51%)
    Звуковое загрязнение  
     25 (7.31%)
Бизнесу
Исследователям
Учащимся